Владимир Гуркин - Саня, Ваня, с ними Римас Страница 7

Анна: На черта она ему? Он Урал наш любит…

Александра: А сколько ждать-то? Ну, я — ладно, мне-то… (Махнула рукой.) Переживу. (Показав на Римаса.) А ему чё страдать? Ему же тоже тяжело… И обидно. Я же понимаю. (Римасу.) Говорила тебе — Женя осудит. Говорила? (Закрыла лицо руками.)

Римас (закурив). Осуждаешь, Женя?

Женя: Я осуждаю?! Да я… Вы чё, рехнулись?! Я молиться на тебя, дядя Римас, готова… (Заплакала.) Бандеровку из меня какую-то делаете, фашистку какую-то… каменную. Ты почему про меня так думаешь, кока?

Анна (Александре). Эй, не осуждает, эй, видишь?

Александра:(обняв Женю). Девонька моя… Ластонька…

Римас: Александра тайменя запекла… Пойдёмте?

Александра: Пойдёшь, Женя?

Женя: Конечно, пойду. Переоденусь только. Свадьба, всё-таки.

Александра: Ещё чего! Никакой свадьбы — обозначимся и всё. Посидим просто…

Анна: Попоём?

Александра: Попоём, попляшем.

Анна: Но. А я вот — в самом нарядном… уже сижу.

Женя: Ты как пионерка, тёть Нюр: будь готов — всегда готов. Да?

Анна: Но. Лёня… Этот… Веников. Нет… Ну, этот, в бане который…

Женя: Голиков!

Анна: Во-во! Лёня Голиков!

Все смеются.

Александра:(испуганно). Господи! Кто там? (Побежала в огород.)

Женя: Куда ты?!

Анна: Всполошилась кого-то…

Ждут.

Александра:(вернувшись). Показалось в огороде кто-то шарится.

Римас: Кто?

Александра: Никого нет.

Женя (прошла к огороду). Может, ребятишки? Витя! Вова!

Анна: Кошки, наверно.

Александра: Фу, аж голова закружилась.

Женя: Вскочила резко, вот и закружилась.

Александра: Пока печь горячая, картошку поставить… Пошли, Альбертыч. (Обняла Римаса за шею.) Эх, Литва моя, Литва, голова бедовая! В какой хомут, в каки приключения головушку суёшь, соображаешь?

Римас: Понимаю, да.

Александра: Хорошо тебе… Девки, вы быстрее, не копайтесь… чтоб за вами не бегать.

Анна: Не помрём, дак придём.

Александра: Давайте.

Римас и Александра уходят.

Анна: В доме перед зеркалом вашим причешусь?

Женя (прижав кулаки к щекам). Вспоминают, что ли, меня? Щёки горят… пойдём.

Анна: А ты губы мажешь? Помада есть у тебя?

Женя: Есть.

Анна: Намажешь мне… этим… сердечком? Покрасившее. Намажешь?

Женя: Намажу-намажу. Идём.

Анна и Женя уходят в дом. Со стороны огорода во двор выходит Иван. Одет по-городскому: шляпа, галстук… Через левое плечо перекинут плащ, в правой руке большой деревянный чемодан. Направился было в дом, но не решился. Сел за стол. Ощупал его, осмотрел. Стол не тот, что прежде. И лавка не та. Достал портсигар, закурил. Хлопнув створками, Женя изнутри закрыла окно. Через небольшую паузу она и Анна вышли на крыльцо.

Женя: Ты теперь у нас, тёть Нюр, не Лёня Голиков… Ну-к, покажись. (Поправляя Анне причёску.) Ты у нас теперь… целая Любовь Орлова. Губки вот так сделай. А теперь так. Отлично! Палкой, всё ж таки, подопру… (Подпирает палкой дверь.) Готово. Пошли. (Спускаются с крыльца.)

Анна (увидев Ивана, но не узнав). Здрасьте…

Женя: Здравствуйте…

Иван встал, вышел из-за стола, снял шляпу.

Пауза.

Иван: Женя… Аня…

Женя медленно подошла к Ивану и, крепко обняв, спрятала лицо на его груди. Обняла Ивана и Анна. Плачут долго, в голос. И Иван плачет.

Иван (Жене). Выросла.

Женя: Дядя Ваня, миленький… Пришёл…

Анна: Седой. Нахлебался…

Женя: А мы ждём-ждём, ждём-ждём.

Иван: Пришёл… ёк комарок.

Анна: Не раненый? Нет?

Иван: Целый. Жень, дай попить.

Анна: Самогону хочешь?

Иван: Можно.

Анна: Я сбегаю.

Женя: Не надо, тёть Нюр. Дядь Ваня, у меня спирт медицинский… Счас. (Убегает в дом.)

Иван: Вспоминал твой самогон, Нюр, всю войну. Гонишь, не бросила?

Анна: Семь лет не гоняла.

Иван: Чего?

Анна: Матерьялу не было. Позавчерась первый раз сварила. Как знала, что прибудешь.

Вернулась Женя. В руках ковш с водой и поллитровая стеклянная банка со спиртом.

Иван: Ух ты… Откуда у тебя?

Женя: Спирт? В больнице дали.

Анна: В больнице работат. Во как!

Женя: Санитаркой. В Перьми, в Мотовилихе.

Анна: Давайте за стол, чё стоимте?

Сели за стол.

Женя: Ой, а закусить-то!

Иван: Сидите, водой запью. За встречу. (Пьёт.) Ну, вот теперь, кажись, пришёл… окончательно. (Закуривает.)

Анна: А ты чё не домой сразу? Чё крадучись?

Иван: Привычка… По-партизански — огородами… Разведку сделать: кто, что, как, где… Саня, поди, сердится? Где она?

Анна: Дома. Нас ждёт.

Женя: Ой, дядь Ваня-а-а-а…

Иван: Ну, получилось так… Чё поделаешь?..

Женя: Давай, сбегаю за ней.

Иван: Не, не надо! Посмотрю сначала на неё… со стороны. Интересно… какая стала… Пол войны партизанил, привык к сюрпризам-то.

Анна: Выскочишь — напугаешь.

Иван: Зачем? Я осторожно. Знаешь, как немца трясло… от сюрпризов наших?

Анна: Мы ж не немцы.

Женя: Схожу, дядь Ваня. Нехорошо. Я быстро.

Иван: Погоди-погоди! Стой! Женьк, ты куда? Сядь. Погоди. Вздохнуть дай… Хоть дух-то перевести. О, побежала. Куда я теперь денусь? Никуда… Всё. Гостинцы ж ещё… трофейные. Докурю, как человек, и пойду… за п…ми. Получу, однако, если пустит…

Анна: Пустят…

Иван: Под откос?

Женя (гладит Ивана по плечу). Дядя Ва-а-анечка-а-а…

Иван: Как твои-то: Петро, мать?

Женя: А папу убили. Под Сталинградом. В сорок третьем.

Анна: В день рожденья. Сыновий. Витькин.

Женя: Похоронка в марте пришла, а в ней — погиб двадцатого января, смертью храбрых. Вите как раз два годика исполнилось.

Анна: День в день выпало. Во как! В братской могиле лежит, с золотыми буквами — Рудаков Пётр Петрович.

Женя: Деревня Терновка. Не слышал?

Иван: Нет.

С улицы во двор входит Александра. Увидев Ивана, застыла на месте. Её не замечают.

Женя: Маме сразу плохо стало. Упала и умерла… Как бабушка.

Анна: Разрыв сердца, ага. В доме упала, как мама, и всё.

Александра медленно отступает спиной за угол дома.

Женя: Думали — обморок. У неё так бывало. Похоронку на стол положила и стоит. Стоит, стоит, стоит… На похоронку смотрит и чё-то думает, думает. Час, наверное, стояла.

Александра стоит, привалившись спиной к стене дома, закрыв лицо руками.

Анна: И молчит.

Женя: Так страшно, дядя Ваня.

Анна: Часа два стояла, если не больше.

Александра уходит.

Женя: Лицо серое почему-то сделалось. Потом голову подняла… Вот так встряхнулась, и голосом… тонким-тонким — как запищала, вроде. Но не запищала, а почти…

Анна: Ага, птичий такой голос.

Женя: Говорит: «Ну, ладно. Давайте Петю кормить…»

Иван: Кого?

Анна: Петю! Хотела Витю, а, видишь, как сказалось…

Женя: Потом… шаг сделала и…

Анна: И всё.

Женя (кивнув). Упала.

Анна: И всё.

Пауза.

Иван: Кто ещё из наших?

Женя посмотрела на Анну.

Анна: Миша мой повесился, Ваня. Зимой. В каком?..

Женя: В сорок третьем, в декабре.

Анна: С конюшни его убрал этот… Заголодали совсем. От переживаний права рука у него отнялась, перестала работать. В сарайку уйдёт и воем воет — ребят жалко. Ничё, говорит, у меня нет: ноги нет, руки нет — никакого пропитания вам сделать не могу. Один рот есть — вас объедать.