Бертольд Брехт - Кавказский меловой круг Страница 8

Крестьянин, протестуя, следует за ней. Груше выходит из-за дерева, смеется и уходит в обратном направлении.

Певец.

Беглянка, почему ты весела?

Музыканты.

Да потому, что бедный мой малышНашел родителей себе. И потому еще,Что я теперь свободна.

Певец.

А почему печальна?

Музыканты.

Потому что я свободна и без ноши,Словно меня обокрали,Словно я обеднела.

Не успевает Груше пройти несколько шагов, как встречает обоих латников, которые копьями преграждают ей путь.

Ефрейтор. Девица, перед тобой военная власть. Откуда идешь? Когда придешь? Не находишься ли ты в недозволенных сношениях с врагом? Где он расположился? Какие движения производит он за твоей спиной? Как холмы, как долины, хорошо ли укреплены чулки?

Груше (испугана). Очень хорошо укреплены, лучше вам отступить.

Ефрейтор. Я всегда иду на попятный, можешь на меня положиться. Почему ты так глядишь на копье? «Солдат в боевых условиях никогда не выпускает копья из рук» — это из устава, выучи наизусть, дубина. Итак, девица, куда держишь путь?

Груше. К своему жениху, господин солдат, его зовут Симон Хахава, он служит в дворцовой охране в Нуке. Если я ему напишу, он вам все кости переломает.

Ефрейтор. Симон Хахава, как же, я его знаю. Он дал мне ключ, чтобы я время от времени за тобой посматривал. Дубина, мы не вызываем симпатии. Придется сознаться, что у нас честные намерения. Девица, за моими шутками скрывается серьезная натура, и я говорю тебе официально: мне нужен от тебя ребенок.

Груше слабо вскрикивает.

Она нас поняла, дубина. Приятный испуг, не правда ли? «Ах, я только выну пирог из печи, господин офицер. Ах, я только сменю рваную рубашку, господин полковник!» Шутки в сторону и копье в сторону. Девица, мы ищем в этой местности одного ребенка. Ты не слыхала, не появлялся здесь ребенок из города, благородный, в тонком белье?

Груше. Нет, ничего не слыхала.

Певец.

Милая, беги! Перед тобой убийцы!Беззащитная, помоги беззащитному! И она бежит.

Груше внезапно поворачивается и в паническом ужасе бежит назад. Латники переглядываются и, чертыхаясь, устремляются вдогонку.

Музыканты.

Да, и в скверное времяЕсть хорошие люди.

Дом крестьян, приютивших ребенка. Толстая хозяйка склонилась над корзинкой. В дом врывается Груше.

Груше. Сейчас же спрячь его. Сюда идут латники! Это я положила его перед дверью, но он не мой, у него родители благородного звания.

Крестьянка. Кто сюда идет, какие латники?

Груше. Не теряй времени на расспросы. Латники, которые его ищут.

Крестьянка. В моем доме им нечего искать. Но с тобой, кажется, нам придется поговорить.

Груше. Сними с него тонкие пеленки, они нас выдадут.

Крестьянка. Дались тебе эти пеленки. В этом доме хозяйка я. Вот еще новая докука. Скажи лучше, зачем ты его подкинула? Это же грех.

Груше (выглядывает на дорогу). Сейчас они выйдут из-за деревьев. Не надо было мне бежать, это их всполошило. Что же теперь делать?

Крестьянка (также выглядывает в окно и вдруг пугается). Боже ты мой, латники!

Груше. Они ищут ребенка.

Крестьянка. А если они войдут сюда?

Груше. Не отдавай им его. Скажи, что это твой ребенок.

Крестьянка. Ладно.

Груше. Они проткнут его копьем, если ты отдашь его им.

Крестьянка. А если они потребуют? У меня вся выручка за урожай в доме.

Груше. Если ты отдашь им его, они проткнут его копьем, здесь же, у тебя в комнате. Скажи, что это твой ребенок.

Крестьянка. Ладно. А если они не поверят?

Груше. Поверят, если скажешь твердо.

Крестьянка. Они сожгут дом, у нас не будет крыши над головой.

Груше. Потому и говори, что он твой. Его зовут Михаил. Нет, этого мне не нужно было тебе говорить.

Крестьянка утвердительно кивает.

Не кивай так головой. И не дрожи, а то они заметят.

Крестьянка. Ладно.

Груше. Все «ладно» да «ладно», хватит уж, не могу больше слышать. (Трясет ее.) А у тебя своих нет?

Крестьянка (бормочет). На войне.

Груше. Тогда, может, он и сам теперь латник. Так что же, он должен протыкать копьем детей? Уж ты бы его сразу посадила на место. «Перестань размахивать копьем в моем доме, не для того я тебя растила. Вымой шею, прежде чем говорить с матерью».

Крестьянка. Это верно, у меня бы он не посмел.

Груше. Обещай, что выдашь ребенка за своего.

Крестьянка. Ладно.

Груше. Вот они идут.

Стук в дверь. Женщины не отвечают. Входят латники. Крестьянка низко кланяется.

Ефрейтор. Вот она. Что я тебе говорил? У меня нюх хороший, я сразу чую, что к чему. У меня к тебе вопрос, девица. Почему ты от меня убежала? Что мне, по-твоему, было от тебя нужно? Готов побиться об заклад, у тебя были нечистые мысли. Признавайся!

Груше (в то время как крестьянка непрерывно кланяется). Я вспомнила, что оставила молоко на огне.

Ефрейтор. А я думал, тебе показалось, что я посмотрел на тебя нечистым взглядом. Как будто у меня какие-то намерения на твой счет. Такой плотский взгляд, понимаешь?

Груше. Я этого не заменила.

Ефрейтор. Но ведь могло же так быть, правда? Это ты должна признать. Ведь мог же я оказаться свиньей. Я с тобой говорю откровенно, кое-что мне могло бы взбрести на ум, если бы мы были наедине. (Крестьянке.) У тебя нет дел во дворе? Скажем, покормить кур?

Крестьянка (внезапно падает на колени). Господин солдат, я ничего не знала. Не жгите, оставьте мне крышу над головой!

Ефрейтор. О чем ты говоришь?

Крестьянка. Я ни при чем, господин солдат. Она положила его перед дверью, клянусь.

Ефрейтор (замечает ребенка, свистит). А, да там что-то такое лежит в корзинке. Дубина, я уже чую тысячу пиастров. Уведи старуху и подержи ее, придется мне, видимо, снять допрос.

Крестьянка беспрекословно выходит в сопровождении латника.

Так вот, значит, ребенок, которого я от тебя добивался. (Подходит к корзинке.)

Груше. Господин офицер, это мой ребенок, это не тот, которого вы ищете.

Ефрейтор. Надо взглянуть. (Склоняется над корзинкой.)

Груше (в отчаянии озирается). Он мой, он мой!

Ефрейтор. Тонкие пеленочки.

Груше бросается к ефрейтору, чтобы оттащить его от корзинки. Он отшвыривает девушку и снова склоняется над ребенком. Груше в отчаянии озирается, взгляд ее падает на большое полено, она хватает полено, заносит сзади над ефрейтором и ударяет его по голове. Ефрейтор падает. Груше быстро хватает ребенка и убегает.

Певец.

И, убегая от латников,После двадцатидвухдневного странствияУ подножия ледника Янга-ТауГруше Вахнадзе усыновила ребенка,

Музыканты.

Беспомощная беспомощного усыновила.

Груше сидит на корточках у полузамерзшего ручья, черпает горстью воду для ребенка.

Груше.

Не дают мне от тебяЛюди отступиться.Я с тобою, мальчик мой,И тебе придется мнойУдовлетвориться.Шла я слишком нелегко,Слишком трудно былоДобывать мне молоко,Чтоб тебя, сынок,Я не полюбила.Брошу тонкое белье,Заверну в лохмотья.Ледниковою водойОкрещу, умою.

Что поделать, милый.

(Сняв с ребенка дорогую одежду, заворачивает его в тряпье.)

Певец.

Когда Груше Вахнадзе, убегая от латников,Подошла к мостику, что ведет к деревням восточного склона,Она спела песню о шаткой опоре,Она поставила две жизни на карту.

Ветер. В сумерках над ущельем вырисовывается хрупкий мостик. Он повис наклонно, так как один из канатов оборвался. Торговцы, двое мужчин и одна женщина, в нерешительности стоят перед мостиком. Появляется Груше с ребенком. Один из мужчин пытается достать шестом упавший конец каната.