Дмитрий Кедрин - Рембрандт (драма в стихах) Страница 8

Людвиг

(кричит)

Тогда я взыскиваю векселя

И без штанов пущу тебя по миру!

Рембрандт

Я знал, что это у тебя в уме,

И ожидал уловки самой низкой.

Людвиг

Ты насидишься в долговой тюрьме!

(Вынимает из кармана расписку Рембрандта.)

Не забывайся! Вот твоя расписка!

К нему подходит Сикс, берет его под руку, отводит в сторону.

Сикс

(тихо)

Остепенитесь. Кто же так орет?

«Штаны»… «Тюрьма»… Что за язык суконный?

Тут надо делу дать законный ход.

Вы понимаете меня? За-кон-ный.

Вместе уходят.

К Рембрандту подходит Флинк.

Флинк

Учитель мой, я был у Тюльпа. Он

Рекомендует мне начать леченье.

Рембрандт

Ты что, объелся?

Флинк

Нет, но принужден

У вас на время прекратить ученье.

Рембрандт

Куда ты гнешь, я что-то не пойму?

Флинк

(бормочет)

Деньжонок мало… слабое здоровье…

Письмо от папеньки… У вас в дому

И я, представьте, начал кашлять кровью…

Увы, я вынужден покинуть вас…

Не прогневитесь, умоляю слезно…

Рембрандт

Ах, ты бежишь? Ну, что же: в добрый час!

Беги, сынок, беги, пока не поздно!

Мы — разные…

Флинк уходит.

Рембрандт

(к Фабрициусу)

А ты-то что молчишь?

Ведь и тебя, наверно, ужас гонит?

Спасайся вплавь, как судовая мышь

Спасается, когда фрегат затонет.

Ты тоже болен? Говори же! Ну?

Фабрициус

Я не уйду, хозяин. Я без лести.

Как ракушка, приставшая ко дну,

Я затону с моим фрегатом вместе.

С криком вбегает Хендрике.

Рембрандт

(к ней)

А ты зачем врываешься, крича?

И без того собранье наше бурно.

Чего тебе?

Хендрике

(кричит)

Врача сюда, врача!

Скорей врача! Хозяйке очень дурно!

Рембрандт убегает из комнаты.

Картина четвертая

ЗЕМЛЯ УЦ[21]

Мастерская Рембрандта. Хендрике стирает белье.

Входит пастор.

Хендрике

Благословите, пастор!

Пастор

(благословляя)

Я, сестра,

Пришел потолковать с тобой и с мужем.

Хендрике

С хозяином? А он еще с утра

Ушел из дому.

Пастор

Жалко. Он мне нужен.

Хендрике

Я всё, что вы велите, передам

Рембрандту, пастор. Я его служанка.

Пастор

Не лги, дитя. Ведь целый Амстердам

Твердит, что ты — Рембрандта содержанка.

Хендрике

На нас клевещут злые языки.

Нас оболгали недруги во многом.

Пастор

Грешно, сестра моя, втирать очки

Посреднику между собой и богом.

Хендрике

Спаси меня господь от этой лжи!

Пастор

Ты посещаешь храм господень?

Хендрике

Часто.

Пастор

Ты веришь в бога?

Хендрике

Верю.

Пастор

Так скажи:

С ван Рейном ты сожительствуешь?

Хендрике

Пастор!..

Пастор

Дитя, не отпирайся наконец.

Сознайся лучше, что сошлась

с Рембрандтом.

Хендрике

(потупясь)

Он одинок. Он год уже вдовец.

Пастор

А ты — девица?

Хендрике

Я — вдова сержанта.

Пастор

До слуха моего дошло, что вы

Погрязли оба в гибельном разврате.

Хендрике

(волнуясь)

Не верьте, пастор, голосу молвы:

Я помогла вдовцу в его утрате!

Пастор

Допустим, дочь моя, что это так.

Мужчина овдовел, а ты и рада!

Но церковью не освященный брак

Всё ж есть разврат, ведущий в лоно ада.

Хендрике

Да грех ли — помощь?

Пастор

Я тебя прерву.

Скажи во имя вечного спасенья:

Ты с ним живешь как с мужем?

Хендрике

Да… живу…

Пастор

Тогда приди в общину в воскресенье.

Хендрике

Зачем?

Пастор

(грозно)

Молись, распутница, творцу!

За любострастно с чужим мужчиной

Тебя зовет, как блудную овцу,

На строгий суд церковная община!

Хендрике

(плача)

Уж если беды, так со всех сторон!

За горем горе! Господи, за что же?

Пастор

А чтоб сильней почувствовал и он

Удар карающей десницы божьей,—

Ты передашь ему мое письмо.

(Дает Хендрике письмо.)

И для него в общину вызов это.

Хендрике

(плача)

Недаром он вчера разбил трюмо.

Я говорила: скверная примета!

Пастор уходит.

Входит Рембрандт

Рембрандт

Ты плачешь, Стоффельс?

Хендрике

(вытирая слезы)

Что вы, сударь! Нет.

Рембрандт

Я вижу: плачешь!

Хендрике

Может быть… Немножко…

Рембрандт

О чем же ты?

Хендрике

Глаза мне режет свет,

Что с набережной падает в окошко…

Да это вздор! Хотите, барин, есть?

(Вынимает из печи кушанья.)

Вот колбаса с подливкою капустной,

Здесь пирожки, тут суп со спаржей есть,

Рембрандт

Нет… Мне сегодня почему-то грустно.

Ты помнишь, как хозяйка умерла

И как в гробу лежала в платье бальном,

Как амстердамские колокола

Над шествием звонили погребальным,

И как она любила этот дом

С уютным садом, с тихим бельэтажем,

Как в катафалке, под уздцы ведом,

Шел черный конь, украшенный плюмажем,

Как нищие за белым гробом шли,

А в нем желтел ее невинный профиль,

И как на Зюдерзее[22] корабли

Прощались с ней… Ты снова плачешь,

Стоффельс?

Хендрике

Нет, сударь, нет!

Рембрандт

А всё же я сильней,

Чем даже смерть!

Хендрике

Вы фантазер, мой барин.

Рембрандт

Моя палитра властвует над ней!

Ей не свалить меня одним ударом!

Я Саскию нанес на полотно,

И пусть, сбирая урожай обильный,

Смерть скосит десять поколений, но

Она, зубами лязгая бессильно,

Не раз минует чистый образ тот,

То полотно, что, как письмо в конверте,

К потомкам отдаленнейшим дойдет

И тронет их. Да, я сильнее смерти!

Хендрике

Грешно так думать.

Рембрандт

(берет со стола раковину и подносит к уху Хендрике)

Вслушайся на миг,

Как в этой раковине гул прибоя

Еще гремит, хотя прибой утих!..

Опять ты плачешь, Стоффельс?

Что с тобою?

Хендрике

Ах, у меня на сердце тяжело!

Рембрандт

Всё от «дурной приметы»? Ты всё та же!

Хендрике

Вас полюбив, я причинила зло

Покойнице, и бог меня накажет.

Рембрандт

За что? Ты скрасила мое вдовство,

Подруги лучше не могу желать я.

Ты, чтоб не трогать скарба моего,

Шла продавать свои чепцы и платья,

Оберегала мой покой и честь

И Титусу за мать бывала часто.

Я всем тебе обязан…

Хендрике

Барин, здесь

Письмо для вас принес недавно пастор

И строго-настрого велел мне, чтоб

В приход явилась я на суд общины.

(Передает ему письмо.)

Вот вам письмо.

Рембрандт

Ах, снова этот поп!

Так вот в чем горьких слез твоих причина!

Сейчас посмотрим, что он пишет тут.

(Читает.)

«Написано в четверг седмицы чистой.

Художника Рембрандта прибыть в суд

Зовет община братьев-кальвинистов.

Зане, не будучи супругом ей,

Художник этот, с дьяволом условясь,

Живет в бесстыдном блуде со своей

Служанкой Хендрике, прозванье Стоффельс,

И, вопреки заветам древних книг,

В своей гордыне демонской возвысясь,

Писать дерзает образы святых

С евреев нищих оный живописец.

В его картинах благочестья нет.

Понеже нет благообразья в типе

Натурщиков. Пример тому — портрет

Иосифа, бегущего в Египет.

Он, осквернив святое ремесло,

Ответить должен». Подпись иерея,

Печать общины, месяц и число…

Они и были нищие евреи!