Бен Джонсон - Заговор Катилины Страница 8

Достигнуть цели вплавь по морю крови,

Построить мост из трупов иль добраться

По насыпи из срубленных голов

Туда, где те, кто жив еще, укрылись?

Победа для меня лишь тем ценна,

Что с риском добывается она.

Катилина

Как стыдно мне перед тобой, смельчак,

За то, что не всегда я тверд душою

И поддаюсь унынию. Лентул,

Вот человек, который, если пламя[64]

Угаснет в нас, опять огонь похитит

Из рук Юпитера, хотя б за это

Тот приковал его к горам Кавказским

И своего орла к нему послал.

Поверь, он и под клювом страшной птицы

Не застонал бы.

Лентул

Тс-с! Идет Катон.

Катилина

Пусть слышит все. Довольно притворяться.

Мы, если даже нас друзья покинут,

Одни с моим возлюбленным Цетегом,

Как два гиганта древних[65], вступим в бой.

Катон возвращается.

Лентул

Спокойней, Луций!

Лонгин

Сергий, осторожней!

Катилина

За кем следить ты послан, Марк Катон,

Унылый соглядатай Цицерона?

Катон

Не за тобой, распутный Катилина,

Чьи преступления красноречивей,

Чем будешь ты под пыткой на суде.

Катилина

Уж не Катон ли мой судья?

Катон

Нет, боги,

Которые преследуют того,

Кто воле их не следует, и с ними

Сенат, который от смутьянов вредных

Огнем очистить должен Рим. Уйди

Иль дай пройти. Ты отравляешь воздух

Дыханием своим.

Цетег

Убить его!

Лентул

Кай, помоги!

Цетег

Катон, ты испугался?

Катон

Нет, бешеный Цетег! Что стало б с Римом,

Когда б Катон таких, как вы, страшился?

Катилина

Ты об огне заговорил. Так знай,

Что если он спалит на мне хоть волос,

Я кровью потушу его.

Катон

Квириты[66],

Слыхали?

(Уходит.)

Катилина

Так и консулу скажи.

Цетег

Зря из него не вытрясли мы душу!

Ты чересчур медлителен, Лентул,

Хоть мы собой рискуем для тебя же:

Ведь власть тебе Сивилла обещала.

Катилина

Он обо всем забыл: теперь он претор

И льстит ему сенат.

Лентул

Неправда, Луций!

Лонгин

Твои укоры не нужны Лентулу.

Цетег

Они нужны для дела. Ведь оно

Идет назад, когда стоит на месте.

Лентул

Обсудим...

Цетег

Нет, сперва вооружимся:

Те, кто не воздает нам по заслугам,

Все отдадут, когда сверкнет наш меч.

Катилина

Приводят к цели руки, а не речь.

Уходят.

Комната в доме Цицерона.

Входят Цицерон и Фульвия.

Цицерон

Как могут боги в этот час опасный

Быть столь непроницаемо бесстрастны?

Ужели и Юпитер стал слепым,

Как ты, о потерявший разум Рим?

Спят боги. Спит сенат невозмутимый.

Кто защитит тебя, мой край родимый?

Кем будет пробужден твой гнев, Кронид[67]? 

Когда злодея молния казнит?

И раньше сеял он вражду, а ныне

Всей смутой Рим обязан Катилине.

Она последней будет. Он падет,

Но, до того как пасть, на все пойдет.

Ведь честолюбье - страсть, с которой сладить

Трудней всего недюжинной натуре.

Оно - поток и вспять не потечет,

Не подчинится ни уму, ни сердцу,

Но, презирая совесть, веру, право,

С самой природой дерзко вступит в бой.

Нет, здесь не честолюбье! Катилина

Задумал дело пострашней: разрушить

То, что потом восстановить не смогут

Ни люди, ни века. - Прошу, присядь.

Ты, Фульвия, меня ошеломила.

Не в силах разум примириться с тем,

Что вымыслы трагедий затмевает!

Как! Родина не залечила ран,

Гражданскою войною нанесенных[68],

Жизнь и надежда в ней едва воскресли,

А ей уж муки новые готовят,

Чтоб имя Рима древнее забвенью

С невиданной жестокостью обречь!

В каких умах чудовищно преступных,

Исполненных отчаянья и злобы,

Отравленных нуждою и распутством

Возникнуть мысль подобная могла?

Да разве наши дети, вспоминая

О злодеяньях Мария и Суллы,

Их не сочтут игрой в сравненье с ней?

Хотя повинны эти властолюбцы

В убийстве братьев, родичей, отцов,

В позоре дев, в бесчестии матрон,

Но на богов они не покушались

И не пытались Рим лишить величья.

А тут хотят его разграбить, сжечь

И, стало быть, опустошить всю землю,

Затем что вся вселенная мала

Для тех, кому в отчизне слишком тесно.

Фульвия

Ты прав. И я подумала о том же.

Цицерон

Почел бы я вершиною злодейства

То, что они свой замысел преступный

Скрепили человеческою кровью,

Когда бы не был он еще страшней,

Чем гнусный их обряд.

Фульвия

Достойный консул,

Поверь, пресеклось у меня дыханье,

Когда впервые услыхала я

Об этом приводящем в ужас плане.

Я не могла о нем не рассказать,

Затем что сообщенная мне тайна

Меня сжигала.

Цицерон

Фульвия, не бойся

И о своем поступке не жалей.

Фульвия

Нет, не жалею. Знаю я, кому

Секрет вверяю.

Цицерон

Он в руках надежных.

Тебе же, если Рим твоей заслуги

И не сумеет оценить достойно,

Воздаст сторицей собственная совесть:

Награда за добро - в самом добре.

Фульвия

Я шла к тебе не за наградой, консул.

Меня не честолюбие вело.

Цицерон

Ты доказала, что умеешь выбрать

Меж дружбою и благом государства.

Спокойна будь. За Курием послали,

И, если мне его вернуть удастся

К сознанью долга, я не покараю

Его из уважения к тебе.

Фульвия

Ручаюсь, что одумается Курий.

Цицерон

Вдвоем с тобой мы убедим его.

Входит ликтор.

Пришел ли он?

Ликтор

Да, благородный консул.

Цицерон

Ступай, скажи Антонию, что с ним

Я должен, ибо он мой соправитель,

О важном деле переговорить,

И передай, чтобы сюда немедля

С трибунами явился брат мой Квинт,

А Курия впусти.

Ликтор уходит.

Итак, надеюсь,

Мне Фульвия поможет?

Фульвия

Да. Ведь это

Мой долг.

Входит Курий.

Цицерон

Привет, мой благородный Курий!

Я должен побранить тебя. Дай руку.

Напрасно ты смутился: я - твой друг.

Ты видишь эту женщину? Ты понял,

Зачем ты вызван к консулу? Не хмурься,

Чтоб гром не загремел. Пусть прояснятся

Твой взор и мысли с этого мгновенья

Тебе здесь все желают лишь добра.

Как! Неужели ты, кому намерен

Сенат вернуть, насколько мне известно,

Права и званье члена своего,

Как и неблагодарному Лентулу,

Прости, что имя низкого глупца

С твоим назвал я рядом, - неужели

Ты, отпрыск славных предков, человек

Высокого рождения и чести,

Причастен к адским умыслам убийц,

Изменников, затмивших злобой Фурий,

Людей, идущих на позор и смерть,

Ибо отчаяние - мать безумья,

Людей, которым нужен только случай,

Чтоб с цепи смуту и мятеж спустить?

О, я краснею за тебя! Я жду

Не оправданий жалких, а признанья:

Свою вину смягчить порочный тщится;

Кто честен, тот ее стремится смыть.

Мы, силясь умалить свой грех былой,

Себе тем самым новые прощаем.

Смотри, вот та, чья преданность отчизне

Пример для консула, чья добродетель

Могла бы мне вернуть мой юный пыл,

В Теренции[69] моей рождая ревность!

Какую честь она себе снискала!

Какою бурей радостных приветствий

Ее встречать на стогнах Рима будут!

Как граждане тесниться станут к окнам,

Чтоб на нее взглянуть! Какую зависть

В матронах возбудит ее деянье,

Чей блеск затмит сверканье колесницы

Помпея, за которой в день триумфа

Прикованная Азия[70] пойдет!

Ее удел - прижизненная слава,

А после смерти имени ее

Столетья не сотрут, затем что будет

Оно, подобно статуе нетленной,

В сердцах потомков жить, когда и мрамор,

И медь, и Капитолий станут прахом!

Фульвия

Твоя хвала чрезмерна, консул.

Цицерон

Нет!

Нельзя перехвалить твои заслуги.

Пусть Курий убедится, что не стыдно

Последовать достойному примеру.

Пусть он поймет, взглянув тебе в лицо,

Чего отчизна ждет от гражданина,

В чем долг его. Пусть он не убоится

Своих друзей-изменников покинуть,

Чтоб жизнь себе и родине спасти.

О матери-отчизне вспомни, Курий.

Отдай ей то, что ей принадлежит

Часть лучшую своей души и сердца,

А страх отбрось - он затемняет ум.

Ты клятвой связан? Ну так что ж! Нет клятвы,

Заставить стать изменником могущей.