Уильям Шекспир - Все сонеты Шекспира Страница 5

LII

Я как скупой, чей ключ не всякий часвлечёт его к заветной кладовой,чтоб созерцать свой золотой запассчастливец мог с предельной остротой.И потому пленительны балы,что им оправой служит целый год;и бриллианты потому светлы,что на колье они наперечёт.Вот и тебя, как праздничный наряд,похоже, держит время под замком,и как же я порой бываю радтому, что взаперти, — во мне самом.Будь славен тот, с кем счастлив я вполне,кто, уходя, надежду дарит мне.

LIII

Ты из какого соткан вещества,что обладаешь множеством теней?На свете нет без тени существа,но всех ты тенью жалуешь своей.Сравнив портрет Адониса с тобой,все назовут подделкой полотно.Тебя затмить античной красотойсамой Елене было б не дано.Благословенья твоего полныцветенья миг и спелости пора:Весне ты даришь прелесть новизны,а осень добротой твоей щедра.Делись со всеми обликом своим,но сердцем будь един и неделим.

LIV

В оправе совершенства в сотни разпокажется прекрасней красота.Хотя красивы розы без прикрас,мы аромат их ценим неспроста.Шиповник тоже ведь не без шипови пышностью ничуть не обделён,и, словно роза, ликовать готов,в разгаре лета свой раскрыв бутон.Но качества его невелики:без пользы жил, бессмысленно зачах;тогда как мёртвой розы лепесткисвой век продлят в изысканных духах.И ты за совершенства мной воспет,а не за красоту весенних лет.

LV

Надгробий царских злато и гранитмоим могучим строфам не чета.не с пыльных и полузабытых плитзаблещешь ты, но с книжного листа.Строителей и скульпторов трудыпадут во время войн и мятежей,но стрелы Марса и огонь враждыне уничтожат памяти твоей.От зависти и смерти защищён,ступай в века, земных племён кумир,и ты увидишь, как в конце времёнизносят люди этот бренный мир.В сонетах и зрачках любимых глазживи, пока не грянул трубный глас.

LVI

Восстановись, любовь, не то сочтут,что не острее ты, чем аппетит:едва он утолён обильем блюд,как тут же разыграться норовит.И ты, хоть ненасытна, но подчаствой взгляд от пресыщенья мутноват;но дух любви в дремоте не погрязи вновь твои глаза огнём горят.Как берега разрезаны рекой,чета, устав любить, разлучена,но, всякий день сходясь над быстриной,любовью пуще прежнего полна.Мы охлажденье назовём зимой,и станет лето радостью тройной.

LVII

Что твоему рабу часы и дни,когда тебе прислуживает он?Ничуть не утомительны они,пока приказ твой для меня закон.Не в силах я роптать, мой сюзерен,когда гляжу с тоской на циферблат,или поверить горечи измен,когда слуге убраться повелят.Нет права у несчастного рабаиз ревности вопросы задавать;в одном я убеждён: кого судьбас тобой свела, на том и благодать.Тебя полюбишь — будешь в дуракахи не заметишь зла в твоих делах.

LVIII

Божок, внушив мне, что я твой вассал,следить не позволяет за тобой,чтоб я твоим досугам не мешали не смущал тебя своей мольбой.Ты можешь подозвать меня кивком,свободен ты, а я попал в острог;не смея обвинять тебя ни в чём,сношу я кротко всякий твой упрёк.Во всём ты прав. Твои труды и днитебе по всем правам принадлежат.Где хочешь будь, что хочешь учини, —ты сам своим злодействам адвокат.Пусть без тебя живу я, как в аду,беспечно веселись… Я подожду.

LIX

Но если всё известно наперёди бесполезны разума труды,который в заблужденье создаётне новые, а старые плоды, —то, отсчитав в минувших временахс полтысячи круглогодичных фаз,отыщет память образ твой в строках,какие разум вывел в первый раз.Я оценю, каким был древний слог,создавший чудо с помощью письмён;смог я их превзойти или не смогиль смысла нет в кружении времён.Но верю я, что первозданный умхвалил не так, как я, а наобум.

LX

Как буруны стремятся к берегам,так и мгновений наших чередак своим безостановочным трудамспешит и погибает без следа.Короноваться славой зрелых летдитя ползёт в сиянии высот,затем затменья застят этот свет,а Время губит плод своих щедрот, —и попирает юности права,и красоту кромсает лемехом,и пожирает правду естества,и косит всех подряд своим серпом.Жестокой хватке Времени назлотебя в веках спасёт моё стило.

LXI

Неужто сам ты в образе своёммне размыкаешь веки по ночами на себя похожим миражомпокоя не даёшь моим глазам?Неужто дух возник твой наявуиз-за того, что ты узнать хотел,в грехе я или в праздности живуи где твоей ревнивости предел?Нет! не твоя любовь среди ночеймешает мне, чтоб глаз я не сомкнул, —моя любовь не спит в груди моейи для тебя встаёт на караул.Когда не здесь ты, а в других местах, —и ты не спишь, и я как на часах.

LXII

Поддавшись себялюбию, мой взорсмутил мне сердце этим же грехом.В меня настолько въелся мой позор,что мне не исцелиться нипочём.Не правда ли, что я других честней,прекраснее осанкой и лицом,достойней всех достойнейших людейи для себя являюсь образцом.Но, в зеркало взглянув исподтишкаи увидав побитого судьбой,любимого собою старика,я к себялюбью повернусь спиной.Согрев свой зимний век твоим лучом,я славлю облик твой в лице своём.

LXIII

Пускай рукою Времени разбити скомкан будешь ты за мною вслед;морщины испещрят твой внешний вид,остынет кровь и в бездну мрачных летнизвергнется твой полдень молодой;достоинства, какими ты богат,исчезнут постепенно с глаз долой,и расточится твой весенний клад, —предвидя это, я давно готовостановить неотразимый нож,и ты не сгинешь в памяти веков,но с красотой своею оживёшь.Черны мои скупые письмена,но в них твоя весна сохранена.

LXIV

Я видел, как у Времени в рукахбогатство превращается в отброс,твердыня оседает на глазахи служит смерти бронзовый колосс;я видел, как прибрежную странустремится поглотить морской прилив,а побережье, отразив волну,с её пассивом сводит свой актив;я видел, чем стране грозит развали государственный переворот,и, глядя на руины, понимал,что Время и мою любовь убьёт.Меня — поскольку нет страшней утрат —все эти мысли до смерти страшат.

LXV

Но если смерть мощнее, чем гранит,медь и земля, и мировой поток,неужто эта сила пощадитнепрочной красоты твоей росток?Как уберечь дыхание весныот штурма истребительных часов,когда врата стальные не вольныот Времени закрыться на засов?Ужасна мысль! Неужто жемчуг свойпосмеет Время сдать в свою казну?Кто за его угонится стопойи запретит уродовать весну?Никто… Но чудный блеск твоих очейгорит во тьме чернильницы моей.

LXVI

Как дальше жить? Устал я оттого,что вижу честной бедности судьбуи пустоты духовной торжество,и веру, пригвождённую к столбу,и мнимой славы незаконный герб,и девственности попранный цветок,и оскорблённой доблести ущерб,и силу подавляющий порок,и творчество у власти под пятой,и глупости надзор за мастерством,и простоту, слывущую святой,и злобу, овладевшую добром.Как дальше жить? Себя убил бы я…О, если бы не ты, любовь моя!

LXVII