Уильям Шекспир - Все сонеты Шекспира Страница 9

CXI

Преступницу Фортуну упрекни —богиню роковых моих грехов —за то, что меньше дали мне они,чем публика и нравы городов.Я весь своим заляпан ремеслом,как будто краской руки маляра,и честь моя помечена клеймом…Утешь меня — воскреснуть мне пора!Дай мне лекарства уксус, и покамои заболеванья не пройдут,не будет горечь для меня горька,суров не будет твой суровый суд.Но если ты меня утешишь сам,меня навек излечит твой бальзам.

CXII

Ты утешением своим сотрёшьрубцы злословья с моего чела.Кто б ни судачил, плох я иль хорош,ты чтишь во мне добро, не видя зла.Ты — весь мой мир, и больше никогонет для меня, и я погиб для всех.В сомненье я без мненья твоего,в чём для меня бесчестье, в чём — успех.Чужие речи в пропасть бросил я,чтобы ни льстец, ни клеветник не смелсмущать меня, глухого, как змея.Навек от них отречься — мой удел.Так прочно ты царишь в мозгу моём,что, кажется, всё умерло кругом.

CXIII

С тобой расставшись, я прозрел душой,а взор, что мне указывает путь,хотя и не походит на слепой,но не имеет зрячести ничуть;Глядит, но мозгу не передаётни птицы очертаний, ни цветка,поскольку обнаруженных красотне в силах распознать наверняка;Добру и злу, рассветам и ночам,уродству и вершине красоты,стрижам и галкам, рекам и горамприсвоить норовит твои черты.Ты у меня в душе, и потомуона не верит взору моему.

CXIV

Ужель мой мозг, где ты взошёл на трон,вдыхает лесть, холеру королей?Или мой взор правдив, но, увлечёнлюбовною алхимией твоей,из мерзких тварей и аморфных телтвои подобья — ангелов — творити, где бы луч его ни пролетел,плохому придаёт прекрасный вид?Нет, вьётся лесть у взора моего,и, чтобы мозг мой поглощал её,мой взор, усвоив слабости его,готовит королевское питьё.И это грех, но если в чаше яд,сначала пьёт его мой грешный взгляд.

CXV

Я лгал, твердя в стихах, что не могутебя любить сильней, но отчегоне разгореться ярче очагу,что полыхал вовсю и до того?А время, чьим причудам счёта нет,вползает в повеленья королей,тупит желанья, портит кожи цвет,уводит ум от сущности вещей.Зачем, страшась мучений временных,я не сказал: «Нельзя любить сильней!» —и, укрепясь в сомнениях своих,жил днём одним за счёт грядущих дней?Любовь — дитя, и разве я бы мограстеньем пышным называть росток?

CXVI

Союзу верных душ чинить помехне стану я. Любви не знает тот,кто от её греха впадает в грех,а если повелят уйти, — уйдёт.О нет! Любовь — ориентир земной,твердыня в шторм, знакомая звезда,что с непонятной силой за собойвлечёт неисчислимые суда.Любовь не служит Времени шутом,хоть красоте серпом грозит оно;меняться каждый час и с каждым днёмлюбви до самой смерти не дано.А докажи мне лживость этих слов, —и нет любви, и нет моих стихов.

CXVII

Скажи, что я, по скупости своей,в долгу остался у твоих щедрот;что позабыл я о любви твоей,хотя меж нас привязанность растёт;что свой досуг я подарил глупцам,хотя сполна ты выкупил его;что парус свой доверил всем ветрам,вдаль уходя от взора твоего.Мои ошибки называй виной,поверив подозрениям своим,но нелюбовью вид суровый свойне заряжай, не будь неумолим.Неверностью своей проверил я,насколько мне верна любовь твоя.

CXVIII

Как мы для аппетита дразним ротприправой пряной, или как мы пьёмотвар, чтобы болезненный исходболезнетворным упредить питьём, —так я, пресыщен сладостью твоей,её разбавил горечью приправи, болен страстью, счёл всего нужнейлечение начать, не захворав.Любовная политика мояотозвалась не хворью, а бедой:страдая добротой, пытаюсь ялечить здоровье волею дурной.Лекарство станет ядом для того,кто заболел от взгляда твоего.

CXIX

Какой из слёз Сирен я пил настой,что в грязных колбах сварен был в аду!Мечту сменял я страхом, страх — мечтой,а в миг победы обретал беду.Как страшно ошибался сердцем я,когда был счастлив! Так я был разбитбезумной лихорадкой бытия,что чуть глаза не вышли из орбит!О польза бедствий! Под влияньем зластановится добро ещё добрей,а если страсть повторно возросла,то быть ей чище, краше и прочней.И горько мне, что втрое больше зломя добывал, чем воздавал добром.

CXX

Я рад, что зло твоё меня гнетёти, опечаленный своей виной,сгибаюсь, ощутив ошибок гнётв своей душе, ни медной, ни стальной.И если ты моим обижен злом,как я твоим, — ты побывал в аду,а я понять, насколько был грехомтвоим задет, досуга не найду.Мучений наших ночь могла вполнемоей душе о прошлом намекнуть,чтоб я тебе, как ты когда-то мне,бальзам смиренья влил в больную грудь.Наш грех взаимен; я его ценойтвой искуплю, а ты — искупишь мой.

CXXI

Пристойней зваться подлым по делам,чем ни за что считаться подлецом;и радости, неведомые нам,находят смерть во мнении чужом.Как смеют осуждать мой пылкий нравпорочные глаза? Или грехомиспорчен я, и враг мой грешный прав,считая злом, что я зову добром?Ничуть! Я — это я, а недруг моймои ошибки судит по своим;но если я — прямой, а он — кривой,то взор его не может быть иным.Кто мерзок сам, тот должен делать вид,что люди плохи, а порок царит.

CXXII

В мозгу моём, не в книжке записной —твоём подарке — память о быломудержит все заметки до однойнадёжней, чем ненужный твой альбом.Навек или пока отмерен срокПриродою для сердца и ума,в таких записках я б тебя сберёг,которым не страшна забвенья тьма.Отчёт любви, платившей по счетам,или никчёмный свод пустых страниця, осмелев, назад тебе отдам,кого храню среди своих таблиц.Кому нужны для памяти листки,тот всё забудет сердцу вопреки.

CXXIII

Нет, Время, не хвались, что я затих!Ты строишь много новых пирамид,но чуда новизны не видно в них,а только подновлённый внешний вид.Не вечны мы и радости полны,что обретаем твой давнишний хлам.Мы верим не преданьям старины,а в то, что всё ты даришь только нам.Но старому и новому в укоря с баснями твоими спор веду;всю эту ложь и всё, что видит взор,ты создаёшь буквально на ходу.Назло тебе, назло косе твоейклянусь я верным быть любви своей!

CXXIV

Будь отпрыском судьбы любовь моя,ублюдком высших сфер, его бы могнаш Век, добра ли, злобы не тая,и выполоть, и превратить в цветок.Нет, случай не помог любви моей.Ей блеск весёлой роскоши постыли не по нраву ужас мятежей,чью силу век наш в моду превратил.Любовь, смутив предательский расчёт,внаём сдающий время по часам,свои расчёты с вечностью ведётназло жаре и проливным дождям.Пускай глупцы мне это подтвердят,чья гибель — благодать, а жизнь — разврат.

CXXV

Носить ли мне с собою балдахин,лаская душу честью показной,или готовить место для руин,создав подножье славы вековой?Мне ли не знать, как платят по счетам,лишась всего в погоне за тщетой,и тратят, чтобы взять по мелочам,и портят вкус изысканной едой?Нет, поклоняться сердцу твоему —простой, но честный долг любви моей,и в наш обмен взаимный ни к чемунам недостойных привлекать людей.Прочь, соглядатай! Чем подлее ты,тем больше в честном сердце правоты!

CXXVI