Уильям Шекспир - Буря

Уильям Шекспир

БУРЯ

Действующие лица

Алонзо, король Неаполитанский.

Себастьян, его брат.

Просперо, законный герцог Миланский.

Антонио, его брат, незаконно захвативший власть в Миланском герцогстве.

Фердинанд, сын короля Неаполитанского.

Гонзало, старый честный советник короля Неаполитанского.

Адриан, Франсиско, придворные.

Калибан, раб, уродливый дикарь.

Тринкуло, шут.

Стефано, дворецкий, пьяница.

Капитан корабля.

Боцман.

Матросы.

Миранда, дочь Просперо.

Ариэль, дух воздуха.

Ирида, Церера, Юнона, Нимфы, Жнецы – духи.

Другие духи, покорные Просперо.[1]

Место действия – корабль в море, остров.

Акт I

Сцена 1

Корабль в море. Буря. Гром и молния.

Входят капитан корабля и боцман.

Боцман!

Слушаю, капитан.

Зови команду наверх! Живей за дело, не то мы налетим на рифы. Скорей!.. Скорей!..

Капитан уходит; появляются матросы.

Эй, молодцы!.. Веселей, ребята, веселей!.. Живо! Убрать марсель!.. Слушай капитанский свисток!.. Ну, теперь, ветер, тебе просторно – дуй, пока не лопнешь!

Входят Алонзо, Себастьян, Антонио, Фердинанд, Гонзало и другие.

Добрый боцман, мы полагаемся на тебя. А где капитан? Мужайтесь, друзья!

А ну-ка, отправляйтесь вниз.

Боцман, где капитан?

А вам его не слышно, что ли? Вы нам мешаете! Отправляйтесь в каюты! Видите, шторм разыгрался? А тут еще вы…

Полегче, любезный, усмирись!

Когда усмирится море!.. Убирайтесь! Этим ревущим валам нет дела до королей! Марш по каютам!.. Молчать!.. Не мешайте!..

Все-таки помни, любезный, кто у тебя на борту.

А я помню, что нет никого, чья шкура была бы мне дороже моей собственной! Вот вы, советник. Может, посоветуете стихиям утихомириться? Тогда мы и не дотронемся до снастей. Ну-ка, употребите вашу власть! А коли не беретесь, то скажите спасибо, что долго пожили на свете, проваливайте в каюту да приготовьтесь: неровен час, случится беда. – Эй, ребята, пошевеливайся! – Прочь с дороги, говорят вам!

Все, кроме Гонзало, уходят.

Однако этот малый меня утешил: он отъявленный висельник, а кому суждено быть повешенным, тот не утонет. О Фортуна, дай ему возможность дожить до виселицы! Сделай предназначенную для него веревку нашим якорным канатом: ведь от корабельного сейчас пользы мало. Если ему не суждено быть повешенным, мы пропали.

Гонзало уходит, боцман возвращается.

Опустить стеньгу! Живо! Ниже! Ниже!.. Попробуем идти на одном гроте.

Слышен крик.

Чума задави этих горлодеров! Они заглушают и бурю, и капитанский свисток!

Возвращаются Себастьян, Антонио и Гонзало.

Опять вы тут? Чего вам надо? Что же, бросить все из-за вас и идти на дно? Вам охота утонуть, что ли?

Язва тебе в глотку, проклятый горлан! Нечестивый безжалостный пес – вот ты кто!

Ах так? Ну и работайте тогда сами!

Подлый трус! Мы меньше боимся утонуть, чем ты, грязный ублюдок, наглая ты скотина!

Он-то уж не потонет, если б даже наш корабль был не прочней ореховой скорлупы, а течь в нем было бы так же трудно заткнуть, как глотку болтливой бабы.

Держи круче к ветру! Круче! Ставь грот и фок! Держи в открытое море! Прочь от берега!

Вбегают промокшие матросы.

Мы погибли! Молитесь! Погибли!

(Уходят.)

Неужто нам придется рыб кормить?

Король и принц мольбы возносят к богу.Наш долг быть рядом с ними.

Я взбешен.

Нас погубила эта шайка пьяниц!..Горластый пес! О, если б утонулТы десять раз подряд, избитый морем!

Нет, поручусь, – он виселицей кончит,Хотя бы все моря и океаныУговорились потопить его!

Спасите!.. Тонем! Тонем!..Прощайте, жена и дети! Брат, прощай!..Тонем! Тонем! Тонем!..

Погибнем рядом с королем!

Все, кроме Гонзало, уходят.

Я бы променял сейчас все моря и океаны на один акр бесплодной земли – самой негодной пустоши, заросшей вереском или дроком. Да свершится воля господня! Но все-таки я бы предпочел умереть сухой смертью!

(Уходит.)

Сцена 2

Остров. Перед пещерой Просперо.

Входят Просперо и Миранда.

О, если это вы, отец мой милый,Своею властью взбунтовали море,То я молю вас усмирить его.Казалось, что горящая смолаПотоками струится с небосвода;Но волны, достигавшие небес,Сбивали пламя.О, как я страдала,Страданья погибавших разделяя!Корабль отважный, где, конечно, былиИ честные и праведные люди,Разбился в щепы. В сердце у меняЗвучит их вопль. Увы, они погибли!Была бы я всесильным божеством,Я море ввергла бы в земные недраСкорей, чем поглотить ему дала быКорабль с несчастными людьми.

Утешься!Пусть доброе твое не стонет сердце:Никто не пострадал.

Ужасный день!

Никто не пострадал. Я все устроил,Заботясь о тебе, мое дитя, –О дочери единственной, любимой!Ведь ты не знаешь – кто мы и откуда.Что ведомо тебе? Что твой отецЗовется Просперо и что емуПринадлежит убогая пещера.

Расспрашивать мне в мысль не приходило.

Настало время все тебе открыть.Но помоги мне снять мой плащ волшебный![2]

(Снимает плащ.)

Лежи, могущество мое.

(Миранде.)

Утешься,Отри, Миранда, слезы состраданья:Столь бедственное кораблекрушенье,Которое оплакиваешь ты,Я силою искусства своегоУстроил так, что все остались живы.Да, целы все, кто плыл на этом судне,Кто погибал в волнах, зовя на помощь,С их головы и волос не упал.Садись и слушай: все сейчас узнаешь.

Вы часто собирались мне открыть,Кто мы; и прерывали свой рассказСловами: «Нет, постой, еще не время…»

Но пробил час – внимай моим речам.Когда в пещере поселились мы,Тебе едва исполнилось три года,И ты, наверное, не можешь вспомнитьО том, что было прежде.

Нет, я помню.

Ты помнишь? Что же? Дом или людей?Поведай обо всем, что сохранилаТы в памяти своей.

Так смутно-смутно,Скорей на сон похоже, чем на явь,Все то, что мне подсказывает память.Мне кажется, что будто бы за мнойУхаживали пять иль шесть прислужниц.

И более. Но как в твоем сознаньеЗапечатлелось это? Что ещеВ глубокой бездне времени ты видишь?Быть может, помня, что происходилоДо нашего прибытия на остров,Ты вспомнишь, как мы очутились здесь?

Нет, не могу, отец!

Двенадцать лет!Тому назад двенадцать лет, дитя,Родитель твой был герцогом миланским,Могущественным князем.

Как? Так выМне не отец?

От матери твоей,В которой воплотилась добродетель,Я знаю, что ты дочь моя. И все жеБыл герцогом миланским твой отец,А ты – наследницей его владений.

О небеса! Какое же коварствоНас привело сюда? Иль, может, счастье?

То и другое вместе: нас изгналоКоварство, счастье – привело сюда.

Ах! Сердце кровью облилось при мыслиО том, что я напомнила невольноВам горести былые… Что же дальше?

Мой младший брат Антонио, твой дядя…Узнай, Миранда, что и брат роднойПорой врагом бывает вероломным!..Его любил я больше всех на светеПосле тебя; я поручил емуДелами государства управлять.В то время герцогство мое считалосьПервейшим из владений италийских,А Просперо – первейшим из князей,В науках и в искусствах умудренным.Занятьями своими поглощен,Бразды правленья передал я братуИ вовсе перестал вникать в дела.И тут, Миранда, твой коварный дядя…Ты слушаешь меня?

Со всем вниманьем!

Он изучил, когда на просьбы надоСогласьем отвечать, когда – отказом;Кого приблизить, а кого сослать.Он слуг моих себе служить заставил,Переманил к себе моих друзей;Держа в руках колки от струн душевных,Он все сердца на свой настроил лад.Вкруг моего державного стволаОбвился он, как цепкая лиана,И высосал все соки…

Ах, отец!

Но слушай дальше. Отойдя от дел,Замкнувшись в сладостном уединенье,Чтобы постичь все таинства науки,Которую невежды презирают,Я разбудил в своем коварном братеТо зло, которое дремало в нем.Как, балуя, отец ребенка губит,Так в нем мое безмерное доверьеВзрастило вероломство без границ.Брат, опьяненный герцогскою властью,Могуществом, богатством, и почетом,И всеми атрибутами величья,Которые ему я предоставил,Как своему наместнику, решил,Что он воистину миланский герцог:Так лжец, который приучил себяКривить душой, быть с истиной в разладе,Подчас в свою неправду верит сам.Все возрастало честолюбье брата…Ты слушаешь, Миранда?

Ваш рассказЗаставит и глухого исцелиться!

Он грань хотел стереть меж тем, чем былИ чем казался; он хотел МиланомВладеть один, всецело, безраздельно.Ведь Просперо – чудак!Уж где емуС державой совладать?С него довольноЕго библиотеки!..И настолькоМой брат стал жаждой власти одержим,Что с королем Неаполя стакнулся:Дань обещал выплачивать ему,Признать себя вассалом королевскимИ подчинить свободный мой Милан –Увы, неслыханное униженье –Короне неаполитанской…

Боже!

За это выторговал он… Скажи-ка,Не изверг ли? И это брат родной!

Я вашу матушку не осужу:Злодеев носит и благое чрево.

Итак, каков же был позорный торг?Король Неаполя, мой враг заклятый,С Антонио о том договорился,Чтобы в обмен на денежную дань,На подчиненье герцогства коронеОтдать изменнику мои праваИ титул герцогский, изгнав меняИ весь мой род навеки из Милана.Так и сбылось: в условленную ночьОткрыл мой брат ворота городские,Своих пособников впустил в Милан,И в ту же ночь нас увезли в изгнаньеЕго клевреты. Ты рыдала горько…

Увы! Не помню, как тогда рыдала,Но заново сейчас об этом плачу:Для слез моих достаточно причин.

Еще немного потерпи – и повестьЯ доведу до нынешнего дня;Иначе мой рассказ без смысла будет.

Но почему же нас не умертвили?

Законен твой вопрос. Они не смели!Народ меня любил. Они боялисьЗапачкаться в крови; сокрыть хотелиПод светлой краской черные дела.Итак, поспешно вывезя на судне,В открытом море нас пересадилиНа полусгнивший остов корабляБез мачты, без снастей, без парусов,С которого давно бежали крысы,И там покинули, чтоб, нашим стонамПечально вторя, рокотали волны.А вздохи ветра, вторя нашим вздохам,Нас отдаляли от земли…

О ужас!И я была обузой вам!

Напротив,Ты ангелом-хранителем была!Божественным неведеньем сияя,Ты кротко улыбалась мне, в то времяКак я стонал и слезы проливалПод бременем обрушившейся скорби.Твоя улыбка придала мне силыИ укрепила мужество мое.

Но как спаслись мы?

Волей провиденья.Один вельможа неаполитанский,По имени Гонзало, тот, комуОтправить нас на гибель поручили,Из состраданья наделил нас пищейИ пресною водой, дал нам одеждуИ все необходимые припасы.К тому же, зная, как я дорожуСвоими книгами, он мне позволилС собою захватить те фолианты,Что я превыше герцогства ценю.

Ах, если б я могла его увидеть!

Теперь я встану!

(Надевает свой плащ.)