Андрей Кайгородов - Воздух

Воздух

стихи и поэмы

Андрей Кайгородов

© Андрей Кайгородов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из сборника стихов «Великий некроромантик»

Запах на мёртвом человеке

Цвет крови, цвет помоев, цвет сирени,Плохая сказка в тридцать три ступени,На свет труп девки отмороженной и грязной,Салазки, маски, дикие олени.Кричу руками, розовые щёкиСползают медленно по обгоревшему закату.У этих ног густая пелена восьмёрок,У этих губ поношенное знамя.На кол наткнувшись пузом иль коленом,Не замечая ритм коня-калеки,Прокусывая шею одеяломОт запаха на мёртвом человеке.Назвав три точки, семь зловонных капельКубами меряя пространство, дыры, время.Я силюсь позабыть, но тщетны все старанья,Меня тошнит от запаха на мёртвом человеке.Я задыхаюсь в твоих сточных плоских граняхИ, оголяюсь нервом иль привычкой,Влюблённою пьянчужкой забываясь,Я пробую найти к замку отмычки.Но глыба нечистот, тоски и болиКомками грязи, лезвием по мясу,Кричать напрасно, выть, кусать и плакать,Когда на мёртвом человеке запах.Пред зеркалом без глаз, без паутины,Слюною едкой утопаю в раме,Ведь это я с пробитыми рукамиСебя же к стенке прибиваю…

«Светись в беспомощных тисках заката…»

Светись в беспомощных тисках закатаЗлато. Бесформенным распятьем адаВонзи своё тугое жалоВ беспомощную твердь забралаИ ороси пыльцой кровавой тугую плоть.

Скреби зубами бесконечность,Огнём пылающую вечностьУ врат конца и без началаС причала в омут на живца.

Офелия – безумная старухаВниз, по теченью кверху брюхом.Раскалывая льды и ямыВершины гор, дворцов сараиЯвлялась в облике забавыНа милых шуток карнавалы.И напивалась кровью алойИз ран беспечных мудрецов.

Заросших гнилью и червями,Покрытых плесенью и пнямиС расплавленной, как сыр печёнкойИ вечной, как помои водкой.

Светись рассветным колыханьем,Ненужным званием позвенев,Молись покуда есть страданья,Покуда ты не выйдешь весь.

«В вашем милом личике…»

В вашем милом личикеБледность и усталость.Всё казалось вечностью,А осталось – малость.Как в какой-то повестиЗлой и непонятнойВы лежите в гробикеЧистой и опрятной.Чьи-то губы алыеЛоб ваш покрывают,Чьи-то руки жаркиеСлёзы вытирают.Только вам неведомо,Вот какая жалость,Что на вашем личикеБледность и усталость.Зеркала завешаны,Всюду тишинаИ лишь кто-то скажет вамТихо, не спеша —Упокойся с Господом,Бедная душа.

«Выкрутив голову…»

Выкрутив голову,Как стеклянную лампочку,Выключив свет,Перекусив пальцем веточку,Нагруженную систематической вечностью,Я питаюсь снегом и воздухом,Воздухом сна.От одного до другого холмика,Покрытого плесенью,Невысыхающей радостью,Тупым предчувствием смертиИ черными дырамиДвояковыпуклых линз.Лизни меня в губыХолодным прищуром гаденьких глазок,Заплывших толстым салом цинизма,Мерзкой похотью трясущихся пальчиков,Жаркими вздохами посторгазмических слов.Лекарь безжалостный,Поедающий мозг.Спираль моей давшей трещину лампочки,И цыпочки лапочки,Падкие, гадкие,Мягкие тапочки,Точат оскалы шершавыми языкамиИ ждут начала безумного праздникаВ ночь полнолунья, забвенья и радости.

«У нашей Маши кашель…»

У нашей Маши кашель,Температура и понос,Климакс, заварка на верхней полке,Пять таблеток на всякий случайИ музыка.Две табуретки,Распиленные лобзиком на 24 части.Ужас в ванной,В прихожей торшер, интерьер,Оставляет желать лучшегоЕе внешний вид.Она третью ночь не ест, не спит,Твердит о чем-то украдкой,Не смотрит в дверной глазок,Лишь грызет черный сухарь,И нам кажется,Что ей это нравится,И нам кажетсяЧто она красавица.Нам кажется, что она…,Но нам только кажется,Мы не знаем когда лунаВновь откроет глаза.И кто-то нам улыбается,И кто-то нас пугается,И все-то нам только кажется.

«Есть все в этом мире и звук, и скворечник…»

Есть все в этом мире и звук, и скворечник,Пьяный водитель и ржавый подсвечник.Есть маленький зайчик в пасти у волка,У деда Михея есть пес и двустволка.Есть рыба, живущая в море и речках,Есть черти, живущие в речках и печках,Есть мячик у девочки Тани большой,Есть в сказке медведь с деревянной ногой.Есть звезды на небе и космонавтЛетает в ракете, есть в джунглях удав.Есть снежные горы, скопцы и сараи,Есть бронепоезд, ишак и Гавайи,Спешащие дети, пустые бутылки,Научные взгляды, дома и пластинки,Жвачки, проходы, магнит и невесты,Есть дядьки и тетки, любовь и инцесты,Дела и заданья, улыбки и шахты,Кровать, самокаты, карты и платья,Замки на сапожках и бородавки,Полено, бесплодье, арбуз и канавки.Есть слово, которым кого-то ругают,Трава есть, её коноплей называют,Есть Винни-Пух и ослик Иа,Удав есть, тот, что вена одна.Есть мост и машины, кювет и гараж,Ежик, похмелье, есть наш и не наш,Есть фантик и слон, живущий в Каире,В общем, хватает дерьма в этом мире.

Святая лира

У берегов молочного эфираТы жадно ртом глотаешь злой морозТвоя непогрешимая, святая лираВсе больше обнажает юный торс

Уже трясутся от мороза губыУже сосульки на ресницах и носу,А ты безжалостно срываешь с плеч нагрудникИ восклицаешь: «Я тебя люблю!»

А лиру уж колотит с непривычки,Она уже хоть с кем согласна переспать,Но твои дикие, ужасные привычкиЕе готовы словно липку ободрать.

И чувствуя энтузиазм и силуНевиданный доселе творческий подъемС нее сдираешь ты последнюю штанину,И соблазненный наготой ее кричишь:«Как я в тебя влюблен!»

Но лира, коченея от мороза,Не в силах, что-либо тебе отдать.Упала в снег, как почерневшая береза,И ты не в состоянии ее поднять.

Ты плачешь наклонясь над юным трупом,Ты просишь нежности и теплоты,Нажравшись спирта, ты рыдаешь тупо,И все твердишь: «Приди ко мне, приди».

И озверев до помутнения рассудка,Ты начинаешь с ней любовную игру,И получаешь несварение желудка,И звание поэта на миру.

У берегов молочного эфираТы жадно ртом глотаешь злой мороз,Твоя окоченевшая, святая лираЛежит в углу и преет, как навоз.

«Я сплю и вижу сон, в нем ты и я…»

Я сплю и вижу сон, в нем ты и яВ бескрайних лабиринтах века,Где осень – ты, а я – весна,Где я – Ромео, ты – Джульетта

Лишь губ твоих дыханье и теплоИ сладострастья бурное весельеАх, как прекрасно глаз твоих стремленье,Смотрящих на меня сквозь мутное вино.

«Проснись, – кричишь мне ты, – я таю, увядаю,Я погружаюсь в мерзость, кровью истекаю,А ты, слепец влюбленный, спишь и видишь сны,Погрязший с головой в свои мечты».И ты не в силах удержать свой крик,Рвешь на себе парчовые одежды,А я смеюсь, как праздные невеждыИ все как прежде вижу сны.

Твой взгляд окаменел и тело стало липко,Ты как змея, собака, как улитка,Упала в грязь и пробуешь взлететьИль встать или хотя бы зареветь,Но тщетны все попытки,Как свинья ты ползаешь в грязиИ просишь у меня подать руки.А я на падаль падок,Словно муха на гнойную болячку селИ гадить принялся в твою больную душуСначала робко, но затем стал смел.

В бессилии своем ты тягостно стонала,А я все глубже погружал отравленное жалоВ твой мерзопакостно трагичный быт,И насладившись муками твоими, я стал сыт.Насытившись тобой до опьяненья,Я вскоре тягость осознал похмелья,Но увидавши мутное вино, я сделал два глоткаИ опустился в новое г…о.

Женский труд

Воспой мне, женщина, нелегкий женский труд,Стремленье к совершенству и мытье посуды,Бескрайние просторы нечистот,И торжество продажной поп – культуры.Твой белый флаг, застиранный до дыр,Он символ подвенечного наряда,С ним ты шагнула гордо в мир,В мир сладострастья и разврата.Воспой мне, женщина, нелегкий женский труд,Свою судьбу, избитую годами,В глазах твоих отсутствует уют,А в сердце твоем дым,Там где когда – то было пламя.С тоскою смотришь тыНа свой прошедший путьИ говоришь, да мне ль жалеть о прошлом,И, роясь в памяти, как в барахле ненужном,Ты вспоминаешь свой нелегкий путь.

«Былое, быль, увядший свет зари…»