Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

ВАДИМ АНДРЕЕВ. СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ. В 2-х томах. Т.II[1] [2] [3]

ИЗ ОПУБЛИКОВАННОГО ПОСМЕРТНО И НЕОПУБЛИКОВАННОГО

ИЗ СБОРНИКА «ЛЕД» (1937)

«Нет оправдания, Господи, мне…»

Нет оправдания, Господи, мне —Я не сгорел на высоком огне.

Таяли души, как по ветру дым,Испепеленные словом Твоим,

Уничтожалась плотская кораВ пламени нерукотворном костра,

Все догорело и все отцвело,Все превратилось в Господне тепло,

Только вот этот жестокий глаголЯ не расплавил и не поборол.

«Ничто меня не жжет и не тревожит…»

Ничто меня не жжет и не тревожит,Лежит безобразная тишина,Но мне сквозь смерть и мрак, о Боже, БожеВся жизнь моя отображенная видна.

Я наслаждался задушевной ложью,Свой человеческий свершая срок, —И вот теперь у твоего подножьяЯ выгорел, как степь, я вовсе изнемог.

И в тишине, безобразной и плоской,Моя пустая тень перед ТобойЛежит немым и мертвым отголоскомЗемной любви, и лживой, и святой.

Черный свет («Все незримое и тайное…»)

Все незримое и тайное,Все, чему названья нет,Что живет необычайное,Все пронзает черный свет.

Он чернее ночи, вогнутойВ неподвижный небосклон,Он лежит, как дым над стогнами,Тусклым мраком окружен.

На пути — ни звезд, ни голоса,Ни страданья — ничего,Лишь двусмысленные полосы,Ворожба и волшебство.

Колдовством душа охвачена,Выжжена, обнажена,В желтом небе обозначенаЖелтой ямой — вышина.

О, сколько ни колдуй — немыслима свободаИ счастье — что ж — час от часу грубей.Да, свет погас, во тьме кощунствует природа,И душно нам от нищеты своей.

Пророк («Я жил в тебе, моя природа…»)

Я жил в тебе, моя природа,В твоей тени, бессмертный лес.Как ласточка, моя свободаЖила дыханием небес.

Добру и злу не зная цену,Не мысля Бога разгадать,Я принимал земного пленаНиспосланную благодать.

Всего, к чему душа касалась,Что в мире пело и цвело —Во всем незримо отражалосьЛюбви прозрачное крыло.

Но Бог разрушил это счастье —Коснулся луч закрытых век,И полон жалости и страстиВо мне проснулся человек.

И опаленная страданьемДуша пытливая мояПолна сомнением и знаньем,И тяжестью небытия.

Две истины несовместимы —Я не могу их превозмочь.Мой ум бежит, огнем гонимый,Из ночи в свет, из света в ночь.

Качается сожженный колос,Поникла желтая трава,И мой косноязычный голосБормочет смертные слова.

Плывет луна прозрачным шаром,В степи кузнечики звенят,Но сердце схвачено пожаром,И зрячие глаза горят.

Мне страшно, Господи, с ТобоюЛюбить и жить наедине.Скажи, зачем Ты дал двойное,Мучительное зренье мне?

Пророк («Когда Господь моих коснулся век…»)

Когда Господь моих коснулся векИ я прозрел наперекор природе,Во мне живым остался человек,Мечтающий о счастье, о свободе.

Две истины, о нет, не два крыла, —Два жернова, два каменных грузилаТуда меня влекут, где жизнь былаИ где теперь — горящее горнило.

Ничтожен человеческий языкПеред Твоим блистающим престолом.Мой ум бежит, как павший временщик,Преследуем божественным глаголом.

Огонь скользит по телу, как живой,Горит душа, как в знойном поле колос.Что я могу, что смеет разум мой,Страдания косноязычный голос?

Отзыва нет. Глухонемой пастух,Я стадо растерял в полях и скалах,И разве может расщепленный духЗагнать домой Твоих овец усталых?

Меж двух равно бессмертных сил,Наперекор любви и милосердью,Зачем, Господь, Ты сердцу положилБыть очевидцем той и этой тверди?

Орфей («Лаванда и рыжий кустарник, и скалы…»)[4]

А.И. Каффи

Лаванда и рыжий кустарник, и скалы,И женственный ветер тебя провожали,Когда ты спускался по краю обвалаНа самое дно бесконечной печали.Скелеты растерзанных бурею сосенВрезались в лазурь и в закатное пламя,И ночь, как в последнем бою знаменосец,Держала развернутым звездное знамя.Но ты узнавал эти скалы и щели,И путь, совершенный тобою когда-то,Дорогу к бесцельной, но явственной цели, —Свершаемый ныне уже без возврата.

Когда испарился язвительный воздухИ запах сиянья в подводном эфиреРастаял, как утром воздушные звезды,И ты отлучился от нашего мира, —Тебя окружили незримые тени,И ты протянул им прозрачные руки,И лег отдохнуть на последней ступени,На первой ступени огромной разлуки.Ты слушал — но было бесцветным молчанье,И свод над тобою и замкнут и тесен,И вдруг, раздавив тишину мирозданья,Пробился родник орфеических песен.

Но плоские скалы остались лежать,Тебя не услышав, рассыпались тени,И даром пытались сквозь мрак просиять,Надеясь на отзыв, бесцельные пени.Твой голос подземной душе невдомек,Она разучилась цвести и молиться.Звук тонет в эфире, как в море — песок,Как в небе — взлетевшая ангелом — птица…

Звезда, обреченная жить на земле,Увы, не забыла зарока сиянья —Но вместо огня в рассудительной мглеПроснулся коричневый дым умиранья.Мы все, одержимые музыкой сфер,Ночным бормотаньем ликующей лиры,Беспомощны в мире расчетливых мер,В бесцветном пространстве двухмерного мира.

Проходит за тенью прозрачная тень,Проходит, не слыша звенящего света.День кончился. Новый расправился день,Но, глухонемой, он нам не дал ответа.……………………………………………

«Туман всей грудью приналег…»

Туман всей грудью приналег.Нас локоть облачный раздавитИ в холодеющий песок,Как жемчуг в золото, оправит.

Тень раздвоится и исчезнет —О, это ложе тишины!И с каждым часом все любезнейПриветствуют — уснувших — сны.

Но вот поднимется туман,Не вынесши земного зноя,Облаковидный караванУйдет в пространство голубое,

И снова солнечная славаОчаровательно чиста.Вдруг мы заметим, что оправаЖелто-песочная — пуста.

«Немилосердна Божья тишина…»

Немилосердна Божья тишина,Она безмолвьем отягощена.

Она томит, она смиряет насГлухим огнем и мраком цепких глаз.

Спеленуты высокой тишинойИ наготой ее и простотой,

Напрасно тянемся к святым дарам,Напрасно силимся покинуть храм.

«Подумай, быть может, последнее в жизни…»

Подумай, быть может, последнее в жизниМгновенье цветет над тобой,Быть может, ты скоро для новой отчизныОставишь свой остров земной.

Подумай, ведь все, что живет и сияет,К чему ты душою привык,Как дым, в небесах развеваясь, растает,Уснет, как в пустыне родник.

Поверь мне, бессмертно слепое мгновенье, —Умей же мгновеньем владеть,Чтоб после достойно и без сожаленьяНасытясь земным, умереть.

«Неплодородный и кремнистый кряж!..»