Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Столб словесного огня: Стихотворения и поэмы. Том 2

Стихотворения 1917

РУИНА

Я древний храм. Безжалостное времяИ человек преступной пятернейЦарапают мне паросское темя,И выжигает мне метопы зной

Полуденный немеркнущего солнца, –И раскрошился царственный фронтон,Что окровавленного зрел КолоннцаИ дочери-сестры невинной стон.

Я периптер дорийский на вершинеЧервонным дроком крытого холма,А подо мной бесплодные пустыниИ океана синяя кайма.

Две сотни раз сменялись поколенья,И вереницей долгою века,Как корибанты, с хриплым песнопеньемНеслися вдаль, как вечная река.

Но никогда еще Дианы жрицыИ Аполлона пастырь не всходилВо глубь моей мистической светлицыВ пьянящих облаках своих кадил;

Но никогда святое АллилуйяЧерез меня к далекому творцу,Как звуковая, мечевая туя,Не поднималась к звездному венцу.

И храм, и бог, и песнь, и пророки –Цветы пустыни, желтоликий дрок;И их целует в пламенные щеки,Кто навсегда остался одинок;

Кто только истины своей минутнойЧуть-чуть в словах предвидит волшебство;Кто, уходя из жизни многотрудной,Улыбки детской ведал торжество.

Руина я, руина в желтом дроке,Маяк, оберегающий моря, –И только Музы строгой и высокойМолилась тень под сенью алтаря;

Да ласточек стрельчатые короныСо щебетанием мне нижут грудь,И плющ по обезглавленным колоннамВсё выше к небу пролагает путь.

20 января Феодосия

НЕТЛЕННОСТЬ

В безбережном просторе водМеня благословил ГосподьНезапятнимою мечтойНевоплотимости святой,Которую не сотворилПо слабости среди могилМой нерасчетливый творец,Алмазно-радужный венецНадвинувший на горький лоб,Но зла не водворивший в гроб.И я, открыв алтарь зениц,Влюбился в белоснежных птицНеукоснительный полет,И в Розы пурпуровый рот,И в колокольню над селом,В ее торжественный псалом;И я поклялся никогдаЛицеприятного судаНе быть слугою, а нестиСвятым невольником мечтыФантазии и нищетыНедонесенные кресты.И я, как ты, мой брат, Христос,Носил с утеса на утесВенец завороженных роз,И не угас ХризостомосПод натиском враждебных силУ окровавленных могил,Меж злобных поросячьих рыл,И не угаснет никогдаДо гласа Страшного Суда,До торжества, до торжества!

28 декабря 1916 – 30 января 1917 Феодосия

ЧАСОВЫЕ

У меня небылицыУкрашают столицыБеспредельных империй;И дворец суеверий,И чертоги фантазийНе чертенок чумазый,И не сам Люцифер,И не ратники сфер,Шестикрылая братья,От людского проклятья,От хихиканий злых,От глупцов головныхОхраняют: цветыБез шипов и без яда –У пустыни ограда,Через пропасть мосты.Да, цветочки простые,Но зато голубые,У меня часовые, –И никто не прошел,И никто не прочелУ поэта скрижалиЛикованья, печали!И у библий раскрытых,Красотою залитых,Вдоль коралловых литерПроходил лишь ЮпитерВ ореоле лучей…Я ничей! Я ничей!У границ часовыеУ меня голубые;Голубые ж глаза,Что твои небеса:Только рыцарь крестаИх целует в уста!А наемник простойЗа чертой, за чертой!Только Розу однуНавсегда в синевуПропустили вчераЧасовые царя,И навстречу ониЕй подъяли в тиши,Как войска на картинке,Золотые тычинки,И лазурным венцомКоролевну потомУвенчали…

6 февраля Феодосия

СМЕРТЬ ПРИВРАТНИЦЫ 

I

Визави друг от другаИ поэта лачуга,И дворец богачаНа уступах плечаИсполинской скалы,Кружевные валыКак свободная стаяАльционов встречая,Беспечально стояли,Голубые скрижалиИзучая Эвксина.Но дворца-исполинаУкрашали газоныЭйхиверий фестоны,Хризантемы и астрыИ богов алебастры;А в ионийской ротондеНа лазоревом ПонтеАфродиту МилосаБез перстов и без носа,Украшая дворец,Заострожил купец.У лачуги поэтаПоскромней этикетаЦеремонный устав:Не Венера на стражеИз Милоса и дажеНе квартальные в будке,Стародавние шутки,Но Фемиде родня:Мой привратник – свинья!Из Вестфальи германка,Воспитаньем хохлуша,Для голодных приманка,Здоровенная туша!Сколько хлеба сожрала!Два вершочечка сала,Да колбасок фестоны,Фрикандо, салтисоныИз нее под СочельникСотворит он, бездельникИ владелец берлогиПсалмопевца убогой!Нежно-розовый цвет,Нет особых примет,И кругла, как аббат,И молчаньем мудрец,И лавровый венецКак захрюкает ейЗа величье идей,За гражданскую цельПоложи на постель!Ах, бродячее салоМне привратницей стало!Пустяки! У меня,У поэта, свиньяСпозараночку голымСтало жизни символом,Но воздушные замкиНе Вестфалии самкиКараулят поэту:В белый мрамор одетаАфродита Милоса,В голубое с утесаПокрывало глядит.У купца же в душонкеИ Вестфальский синклит,И родимой сторонки,И текущего дняМатерая свинья!

II

Ах, завистливы богиИ жестоки подчас,Как разбойник с дорогиСтолбовой. В тарантасДребезжащий душиТопоры и ножи,Только радостно взвизгни,Только хрюкни светлей,Запузырят и жизниЗапаленных конейС олимпийским поличнымПо келейкам отличным,По кишкам разместят!Там насмешник Сократ,Обстоятельный Кант,Там тщедушный АтлантБудет скоро мечты,Там исчезнешь и ты,Матерая свинья!На свинячий ОлимпЧрез желудочный лимбТы должна вознестисьВ заповедную высь,Где Священный Кабан,Повелитель свиней,Приготовит вам жбанЗолотых трюфелей!

III

Свершено! Поутру,День забрезжил едва,По мелодий ковру,Пробудясь, головаНачинала мячиЗолотые со снаПеребрасывать словИ созвучий мечиРассыпать. И волнаПеснопенья вокругЗаплескалась, но вдругУмолкает язык:Отвратительный крикВ подорожную пыльПовергает мне быльПаутинную слов!Омерзительный рев!Предагонийный страхИсстрадавшийся прахНа подобное forteИногда сподобит.Словно нож по аорте,Словно шкуру скоблитьИ срывать со святогоПринялися ab uovo!И, словесные пяльцыОбронивши, я пальцыВ оглушенные ушкиПогрузил, но старушкиЯ услышал смешок:– Закололи, сынок!Закололи спросоньяМы девицу Хавронью!Сколько чистого шмальца,Сколько хлебного сальца,И печенки, и почек:Уж горшочков и бочекМы наполнили ряд! –И так хищно горятУ старушки глазенки,Словно куцый скелетИ сморчочки-печенкиНикогда для котлетНе назначены былиЧервячонку в могиле.А за стенкою хрящИ костишки дробят.Я, в шутовский свой плащЗавернувшись, назадНе взирая, пошел.Окровавлен был пол,И висели кишочки,И лежали кусочкиНеповинных мощей,И с десяток чертейИз девичьего мясаМастерили колбасы.Я бежал без оглядки,Но подсчитывал, гадкий,Сколько сальных рублейНа прелестницы салоОбменять мне скорей,И решил, что немало.

Февраль Феодосия