Андрей Добрынин - Сборник поэзии 3

Добрынин Андрей

Сборник поэзии 3

Андрей Добрынин

Сборник поэзии 3

Мы научились молча умирать, Поскольку знаем: спорить бесполезно, И сколько просьб и доводов ни трать, Нас всех пожрет одна и та же бездна.

Едва поймешь, как женщин покорять, Едва доход польется полновесно, Едва листы научишься марать, Как станет все бессмысленно и пресно.

Он близится, таинственный предел, И не доделать неотложных дел, И даже не наметить час прощанья. Всегда нежданно бьет последний час, Так пусть врасплох он не застанет нас И не нарушит нашего молчанья.

1998

x x x

Когда мы видим, что пришло На смену прежнего режима, Мы лишь вздыхаем тяжело, Решив, что жизнь непостижима.

Всего-то восемь лет прошло, Но все переменилось зримо: Буржуй уже наел мурло, Жируя на обломках Рима.

Народ же крайне исхудал Пытаясь голод притупить, Он пьет отравленное пойло; Да, он свободу повидал, И чтоб ее, как бред, забыть, Он с радостью вернется в стойло.

1999

Андрей Добрынин

Есть различные типы средь всяких народов Так бывают различные типы японца; Но в японской семье есть немало уродов, Что позорят Страну Восходящего солнца.

Есть японцы-рабочие, есть мореходы, Есть крестьяне - над рисом которые гнутся, Но, как сказано выше, есть также уроды Самураями эти уроды зовутся.

Их одежда нелепа, походка спесива, Кожа в синих наколках и речь глуповата, Но в кармане у каждого важная ксива: Каждый служит помощником у депутата.

Ксива - это прикрытье для дел негодяйских, Ведь в японской земле депутаты священны, Ну а что же священно для душ самурайских? Только гейши, сакэ и, конечно, иены.

Коль по-братски тебя самурай обнимает, Будь вдвойне недоверчив, втройне осторожен, Ведь потом он тебя в тихом месте поймает И свой меч, ухмыляясь, потянет из ножен.

Самураю и злейшее зло не противно, Коль оно до иен позволяет добраться, Ну а врет самурай вообще инстинктивно Потому что о правду не хочет мараться.

Не понять чужакам нас, японцев, хоть тресни: Самураи - позор и проклятье державы, Но с эстрады звучат самурайские песни, А в торговле царят самурайские нравы.

Самурайским наречием все щеголяют (Кстати, "ксива" и то самурайское слово), И вообще самураям во всем потрафляют И себя позволяют доить, как корова.

Если кто-то себя объявил самураем, Для него остальные - лишь дойное стадо, И пускай от бескормицы мы помираем У таких пастухов не добиться пощады.

К самурайскому сердцу взывать и не пробуй Самураи такого ужасно не любят, Соберутся толпой - и с чудовищной злобой Вмиг смутьяна мечами в капусту изрубят.

Андрей Добрынин

Самураи мечтают, как будто о рае, О жене, о семье, о домишке в предместье, Но не могут по-честному жить самураи В этом сущность их странного кодекса чести.

Впрочем, красть в наши дни они стали по-русски То есть сразу помногу и только законно, А простых самураев сажают в кутузки, Чтобы жили спокойно большие патроны.

Самурай за решеткой бормочет зловеще, Что устал обитать в столь безжалостном мире, И любой подвернувшейся под руку вещью Покушается сделать себе харакири.

Ничего! Сам себя самурай не обидит Он совсем не дурак и дотерпит дотоле, Как из мерзкой темницы скорехонько выйдет Ведь патронам он все-таки нужен на воле.

В наши дни самураи - почтенные люди, Но, мой мальчик, гляди тем не менее в оба: В их глазах, прожигая налет дружелюбья, Все горит самурайская древняя злоба.

Потому-то и будь осторожен, мой мальчик, В наше время друзей и жену выбирая: Пригляделся - а друг твой в душе самурайчик И невеста - достойная дочь самурая.

1999

Андрей Добрынин

Борюсь я с кризисом упорно, Который Родину постиг: Я стал сниматься в жестком порно, А это труд не из простых.

До кризиса с лихой дружиной На всех подмостках я блистал, И гидравлической машиной, Секс-механизмом ныне стал.

Живую душу я утратил Ведь я, как все, мечтал любить, А должен, как огромный дятел, Порочных девушек долбить.

Зачем на этой службе разум? Он может только помешать Ритмичные движенья тазом С фальшивой страстью совершать.

Мечтаю я: придет волшебник И станет деньги раздавать, И мне уж самок непотребных Не нужно будет покрывать.

Не нужно будет в странных позах Блуд перед камерой творить. Тогда мы будем спать на розах И розы женщинам дарить.

Нам будут дамы улыбаться, Джентльмена чуя за версту. Не тащит даму он совокупляться, Он чтит подруги чистоту.

В своей изысканной харизме Он чужд всех низменных страстей. Он право жить при коммунизме Всей жизнью выстрадал своей.

Джентльмен умеет деньги тратить, Не заработав ничего, И падших женщин конопатить Ничто не вынудит его.

А я, актеришка продажный, Чуть положу на даму глаз, Как чавканье вагины влажной Мне примерещится тотчас.

Андрей Добрынин

Хочу забыть свой опыт жуткий, Позор актерского житья. Трудясь над новой проституткой, О пенсии мечтаю я.

Мечтаю нынешнее скотство, Как смрадный труп, похоронить И в дамах ум и благородство, А не влагалище ценить.

1999

Андрей Добрынин

Не сеем мы, не жнем, не пашем, Одно веселье манит нас, Но много шлаков в теле нашем Накапливается подчас.

Любой, кто до веселья лаком И в винопитии силен, Порой сдается мерзким шлакам И с ними мчится под уклон.

А там кружком сидят Хворобы Точь-в-точь картежники в Крыму И радостно, без всякой злобы, "Давай сюда!"- кричат ему.

И откликаются им шлаки: "Уже даем, поберегись!"И катится, сминая злаки, Бедняга все быстрее вниз.

Катись навстречу этим рожам, А мы лишь улыбнемся им, Вираж немыслимый заложим И в баню русскую влетим.

Влетим к распаренным подружкам, Восторга взрыв произведем И к тяжким запотевшим кружкам Устами нежно припадем.

Все шлаки липкой вереницей Сквозь поры вытекают прочь, Коль за лоснящейся девицей Из бани ты выходишь прочь.

Ты с ней на злаковое ложе Повалишься, уже здоров, Порою с руганью по коже Размазывая комаров.

Елозя по подруге влажной Средь стеблей, шорохов и звезд, Порой ты слышишь вопль протяжный Оттуда, где река и мост.

От неожиданности оба Вы замираете порой, А это попросту Хворобы Грызут кого-то под горой.

1999

Андрей Добрынин

x x x

Коль помнит обо мне Господь, Все прочее не слишком важно. Пусть враг гримасничает страшно, Стремясь больнее уколоть;

Пусть жрет изысканные брашна, Свою упитывая плоть, При том причмокивая влажно, Отрыжку силясь побороть;

Пусть все ему легко дается, Пусть надо мною он смеется, Но есть небесные весы На них тяжеле я намного, Зане лишь мне дыханье Бога Топорщит жесткие власы.

1999

x x x

Прекрасной Юлии и Андрею, создателю и владельцу ночного клуба "Империя",

лучшего в Краснодаре - того, в котором я познакомился с Юлией

Свои эмоции в сей миг Не выразить могу ли я, Коль вижу рядом светлый лик Твой, дорогая Юлия?

Пусть я лишь немощный старик, С трудом сижу на стуле я, Но вижу твой прелестный лик И молодею, Юлия.

Бывают в жизни чудеса Твоя волшебная краса Как раз из этой серии. С восторгом на тебя смотрю И от души благодарю Создателя "Империи".

1999

Андрей Добрынин

Не просто так дышу я пылью На улицах, с толпою вместе Удостовериться решил я, Что город мой стоит на месте.

Пока я пребывал в отлучке Безумец! Более недели! Москва почти дошла до ручки, Ее чертоги опустели.

Москва нежна, как орхидея, И коль тебя разъезды манят И не дают следить за нею Она, естественно, завянет.

Москвою заниматься надо, Промерить всю ее ногами, Увидеть в ней подобье сада И унавоживать деньгами.

На улицы с восторгом выйдя, Как певчий на церковный клирос, Я не стесняюсь слез, увидя Тот дом, где я когда-то вырос.

За все труды и эти слезы, Садовник, ждет тебя награда Когдя мистическая роза Вдруг засияет в центре сада.

1999

Андрей Добрынин

Я уважаю в людях силу, На силу сделал ставку я. Гайдар, Чубайс и Чикатило Мои духовные друзья.

За их дела я не ответчик, Но что-то к ним меня ведет. К примеру, средний человечек В газеты вряд ли попадет.

Таких людишек в телеящик Не допускают нипочем, Но для героев настоящих Всегда приют найдется в нем.

Они гонимы злобным светом И презираемы везде, Но в ящике волшебном этом Они пригрелись, как в гнезде.

Они способны на Поступок, Я твердость вижу в их очах, А средний человечек хрупок, Духовно он давно зачах.

В тоске хватает он кувалду, Чтоб погасить экранный свет, Иль уезжает в город Талдом, Где телевидения нет,

Иль пьет вонючую сивуху, Грозя экрану кулаком, Но так и так всегда по духу Он остается слабаком.

Ему ходить пристало в юбке, И нечего ему наглеть. Ни об одном своем Поступке Герой не склонен сожалеть.

Рука, сжимающая шило, С экрана прянет, как змея, И захохочут Чикатило, Гайдар, Чубайс и все друзья.

1999

Андрей Добрынин

Когда раздают винтовки На заводских дворах, Кому-то зрелище это, Должно быть, внушает страх.

Когда течет по проспектам Зернистая лава толп, Должно быть, кто-то от страха Готов превратиться в столб.