Андрей Добрынин - Сборник поэзии 3 Страница 2

Когда соловьем железным Защелкает пулемет, Кто-то мертвеет от страха, Я же - наоборот.

Я тогда оживаю, Я слышу тогда во всем Жестокий язык восстанья И сам говорю на нем.

Вся жизнь, что была дотоле, Есть только прах и тлен, Если народ ты видел, Который встает с колен.

Молись, чтобы хоть однажды Увидеть такое впредь Даже от пули брата Не жаль потом умереть.

1999

Андрей Добрынин

Полагаю, друзья, что заметили вы: Происходит неладное в центре Москвы. Здесь гулящих девиц появились стада И нахально хиляют туда и сюда.

Расплодились кавказцы здесь сотнями тыщ, И хоть вроде народ бесприютен и нищ, Видно, все же жирок он растратил не весь, Если столько мошенников кормится здесь.

И вьетнамцы от сырости здесь завелись, Всевозможным имуществом обзавелись, А откуда пожитки у этих пролаз? Идиоту понятно, что сперли у нас.

Почему-то Москве не везет на гостей, Среди них - извращенцы различных мастей, Негодяи, мерзавцы, подонки, гнилье Все ругают Москву и стремятся в нее.

Да, столица нужна - это давний закон, Но Москва не столица, а только притон, Чтоб избавиться разом от всяких жлобов, Передвинуть столицу нам нужно в Тамбов.

А когда и в Тамбов понаедут жлобы, Мы поймем, что мы - люди нелегкой судьбы. Нам придется скитаться по всем городам, А колеса стучат:"Шикадам, шикадам".

"Шикадам, шикадам",- распевает Филипп, Для него-то вся жизнь - нескончаемый клип, Ну а я не настолько везуч, как Филипп, И, родившись в Москве, основательно влип.

1999

Андрей Добрынин

Всего лишь одна сигарета, Одна после трудного дня. За слабость невинную эту Друзья не осудят меня.

Пусть даже былые недуги Проснутся от курева вдруг,Меня не осудят подруги, Ведь я не имею подруг.

С таинственной нежной подругой Не мыслил я душу связать. Я женщин заталкивал в угол И там начинал осязать.

Их речи звучали как пенье И звали к единству сердец, А я, издавая сопенье, Вытаскивал толстый конец.

Упорно желал я пробраться К межножью, как к центру Земли. Мне дамы могли отдаваться, Любить же меня не могли.

Я девушек тискал жестоко И грубо валил на кровать, Теперь же курю одиноко, И всем на меня наплевать.

А если б я был изначала Любезный такой добрячок, Сейчас бы жена подбежала И выбила с воплем бычок.

1999

Андрей Добрынин

Плеваться в лестничный пролет Для мудреца всегда приятно. Мотаясь, вниз летит слюна, Внизу щелчок раздастся внятно.

Как рухнувший воздушный змей, Теряющий по лоскуточку, Слюна летит, пока щелчок На этом не поставит точку.

Не так же ль человек летит Стремглав из этой жизни бренной Среди таинственных перил И лестниц сумрачной Вселенной?

И сколько он ни измышляй Систем, индукцмй и дедукций Он не замедлит свой полет Средь мрачных мировых конструкций.

Но пусть меня творец миров Почтением не удостоит Я не слюна, а человек, Со мною так шутить не стоит.

Способен мой свободный дух Развить такое напряженье, Чтоб тяготенье прервалось И обратилось вспять сниженье.

Пусть я о мировую твердь Расплющусь и навек исчезну, Но прежде оскверню того, Кто мною плюнул в эту бездну.

1999

Андрей Добрынин

Я из гостей шагал домой поддатым И вдруг услышал окрик:"Аусвайс!" И вижу: у подъезда с автоматом В немецкой форме топчется Чубайс.

Я произнес:"Толян, ты что, в натуре? Ты братану, по-моему, не рад. К чему весь этот жуткий маскарад? Я тоже европеец по культуре, Я тоже убежденный демократ".

Я на него глядел умильным взором И повторял:"Борисыч, я же друг!" Но он залязгал бешено затвором И закричал свирепо:"Хальт! Цурюк!"

Он отказался понимать по-русски И только злобно каркал:"Аусвайс!" И понял я: кто квасит без закуски, Тому всегда мерещится Чубайс.

И кто жену законную обидит, Кто в адюльтер впадает без проблем, Тот в сумерках Борисыча увидит, Эсэсовский надвинувшего шлем.

И коль ты был до наслаждений падок, Теперь готовь бумажник и ключи: Чубайс угрюмый, любящий порядок, Расставив ноги, ждет тебя в ночи.

Чубайс в твоей поселится квартире, Чтоб никогда не выселяться впредь, И будет он в расстегнутом мундире Твой телевизор сутками смотреть.

Он жрет как слон и в ус себе не дует, Но если слышишь ты мои стихи, То знай: он во плоти не существует, Он свыше нам ниспослан за грехи.

И если в нас раскаянье проснется И горний свет ворвется в душу вдруг, Борисыч покривится, пошатнется И страшный "шмайсер" выронит из рук.

Едва мы ближним выкажем участье, Былые несогласия простив, Как вмиг Чубайс развалится на части, Зловонье напоследок испустив.

Андрей Добрынин

И ближние носами тут закрутят, Поморщатся и выскажутся вслух:"Небось Борисыч снова воду мутит, Ишь как набздел опять, нечистый дух".

1999

Андрей Добрынин

Ты тучен, мой друг, и на вид нездоров По-моему, дело в избытке жиров. Неужто тебе, по примеру иных, Не жрать уже сочных свмных отбивных,

Ни водки не пить, ни портвейна "Чашма", Поскольку они калорийны весьма? Зачем ты вообще собираешься жить, Коль сальце не можешь на хлебчик ложить?

Чтоб выбить из тела коварную хворь, Себе ты наложницу срочно спроворь. Посулами можно добиться того, Но брань и угрозы - надежней всего.

В процессе нелегкой любовной игры Из нашего тела выходят жиры, Но можно ли это игрою назвать, Коль рухнуть готова от тряски кровать?

Любовь - изнурительный, тягостный труд, В постель, как в забой, слабаков не берут. Во влажном забое меж девичьих ног Стучит до рассвета мясной молоток.

Ты начисто за ночь лишишься жиров И, словно пришелец из лучших миров, Ты тихо плывешь в человечьей толпе, И братьями кажутся люди тебе.

Пусть панцирь суровости носят они И тем черепахе Тортилле сродни Ты благостно смотришь на жизнь черепах Со слабой улыбкой на синих губах.

Жиры и здоровье - враги навсегда, Здоровье, однако же, стоит труда, Ты шаткой походкой похож на калек, Но это здоровый идет человек.

1999

Андрей Добрынин

Константэну Григорьеву

Бездарность нам никто не впарит, Друзей мы выбираем сами. Живет на свете русский парень С оранжевыми волосами.

На вид он простоват, быть может, Враги шипят - мол, недотепа, Но так порой он песню сложит, Что публике нельзя не хлопать.

Своим огромным обаяньем Принес он многим дамам горе. Он как фельдмаршальское званье Несет фамилию "Григорьев".

Ежевечерне пьет он пиво И отрастил уже животик. Живет он скромно, но красиво, Есть у него жена и котик.

Как выше я уже отметил, Есть деньги у него на пиво; Как выше я уже отметил, Живет он скромно, но красиво.

Не знаю, что еще добавить, Чтоб от волненья не завраться. Он хочет выпить и добавить, Чтоб сил для подвигов набраться.

За идеал куртуазии Григорьев выстрадал немало, Но ненависть буржуазии Его вовеки не пугала.

Сегодня Константэн улыбчив, Надувшись пивом, словно клизма, Чтоб завтра биться втрое шибче С противниками маньеризма.

Мы вновь его увидим в схватке, В руке он держит наше знамя. Враги тикают без оглядки В животном страхе перед нами.

Они от страха гнусно блеют, От ужаса пускают ветры, И гордо наше знамя реет Над рыжей головою мэтра.

Андрей Добрынин

Он стал железным командиром, Ведет он массы за собою, Чтоб лучшим куртуазным миром Нам овладеть однажды с бою.

1999

Андрей Добрынин

На женщин я взираю - и гадаю, Что сделал с их коленями Аллах? Идут они, как утки приседая, На вечно полусогнутых ногах.

С негодованьем я смотрю на это В подлунном мире никакая блядь Вкус утонченный крупного поэта Не вправе невозбранно оскорблять.

Терпели мы несчитанные годы Пора в себе нам граждан пробудить, Чтоб впредь не смели женщины-уроды С нахальным смехом мимо нас ходить.

Хочу я стать Всемирным Ортопедом, Чтоб пациенток робких принимать И со смешком, присущим людоедам, Колени безобразные ломать.

А можно ставить вместо ног протезы, Чтоб совершенной форма их была И чтоб она от пятки и до среза Мужские взоры пылкие влекла.

А можно женщин распластать на тверди И на ноги им положить плиту, И выпрямятся ноги, словно жерди, Чтоб влечь мужские взоры за версту.

Наш долг - по капле выдавить урода Из спутниц наших радостей и бед, И то, что не доделала Природа, Доделает Всемирный Ортопед.

1999

Андрей Добрынин

Я по жизни шагаю на крепких ногах, Я красавец, поскольку всегда при деньгах, Ибо ведомо мне, что любому скоту Деньги в женских глазах придают красоту.

Но, однако, скотом я стараюсь не быть Я считаю, что женщин не следует бить. Посадить ей фонарь - ну какой в этом толк? А с пособия снять - станет нежной, как шелк.

Потому не дерись - проявляй гуманизм. Для любимой своей ты построй коммунизм, Но всегда будь готов ее в задницу пнуть И пусть катится спину на фабрике гнуть.

Если будет рыдать - говори:"Отвяжись! Я тебе обеспечил приличную жизнь, Но тебе ведь возвышенных чувств подавай! Не хотишь на завод, так к прилавку вставай".

Измотавшись за день от старушечьих дрязг И в подсобке затем - от директорских ласк, Будет класть она в сумку простые харчи И по лужам домой добираться в ночи.