Андрей Драгунов - Садово-парковый пейзаж

Садово-парковый пейзаж

стихотворения

Андрей Драгунов

© Андрей Драгунов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Когда сквозь ветки смотришь на луну…»

Когда сквозь ветки смотришь на луну,то кажется – она как будто рядомс твоим окном… Сентябрьскую игруведёт листва за школьною оградой.И в свете полуночных фонарей,то бишь луны и звёзд, сквозь ветки сада,вдруг замечаешь, что идут быстрейчасы, которым никуда не надоуже спешить… О, суматошный век!Часы бегут, как школьник на поверку —успеть к уроку. Старый человекспешит к автобусу, протискиваясь в дверку,как в лучший мир, где сухо и тепло,где листья сквозь деревья пропускаютполночный свет, и оттого светлов подлунном мире. Осень наступает.

«Что тебе не сидится дома – тепло и сухо…»

Что тебе не сидится дома – тепло и сухо.География комнаты изучена, как по нотам,до чернильного пятнышка. Чайник на кухне глухоухает, добавляя к твоим заботамещё и это. Деревья в окне, как мачты —только парус сдулся, и облако как-то мимо.И твоё отражение в пыльном стекле маячит,точно пестик в колоколе – молча и сиротливо.И спасение только – уткнутся лицом в подушку.Может быть, это выход, чтоб не бежать из дома.Или из репродуктора старый романс послушатьв исполнении той, кто была тебе так знакома.Или лучше выпей из холодильника водки —лучше не будет, но маленькое помутненьетолько на пользу. Осенью день короткий —оттого-то все мысли путаются от волненья…

«Я пытался уехать из города, где я родился…»

Я пытался уехать из города, где я родился,но, в конечном итоге, всегда возвращался обратно,как воскресное облако, смяв за неделю границысвоего пребывания в дальних краях, вероятно.И как смятое облако в поисках лучшего неба,я скитался в чужих городах, торговал на базаре,побирался у храма… И с коркою чёрствого хлебаспал в обнимку, боясь, чтоб его не украли.И теперь я вернулся. Прошло, вероятно, полжизни…Никого не осталось, кто был мне действительно дорог.И под ноги слетают, жару пережившие, листья…Скоро кончится год, и покроется инеем город.

Стул

Вот старый стул – и больше ничегоо нём не скажешь… Выцветшая кожа,протёртая по центру, как окнов глухой стене, лишь выглядит моложе.Как много лет он у того окнавстречал гостей, упершись спинкой в стенку,страдал вместе с «наездником», когдаона кричала что-то про измену… —свою или его – не разобратьхранителю той самой старой кожи —ведь рядом колченогая кроватьих разговор о жизни подытожит,и всё расставит по своим местам.А стул в углу, свидетель откровений,возле окна читает по губамслучайной птицы, как легки мгновенья,как краток век!.. И что ему стоятьв своём углу, за запылённой шторойуже не долго, что, увы, летатьему не суждено… – лишь разговорыо том о сём – его простой удел.В окно увидишь только часть картины,что дополняет лишь обилье телв его объятиях, но даже половинаиз них не видит, как он постарел,как выцвела обивка, стёрлись ножки —он просто стул для сохраненья тел…Ну, может быть, свидетель… – так немножко.

Дом на улице Чайковского

Я блуждал в старом доме, в котором нет места словамот обилия мебели. Лампа в сплошной паутинесветит так, что не видно углов – только чёрный провал,точно чёрный квадрат на одной популярной картине.Здесь, наверное, даже и призрак не смог бы найти,где находится дверь, или лучше окно с облаками,чтобы путь оказался короче – земные путине всегда достоверны… И даже хорошая памятьиногда не спасает от вымысла, как ни крути.Как ни пробуй протиснуться между диваном и стулом,чтобы выйти из комнаты… Стрелки рисуют кругипребывания в доме – так долго, что даже уснуламоя тень в самом дальнем от лампы углу,где, наверное, раньше хозяин сидел, молчаливоозаряя пространство, в котором, как в старом стогу,не отыщешь иголку – она где-нибудь сиротливозатерялась под ножкой… Но вот – пробивается светсквозь закрытые ставни, и тень поспешила вернутьсявосвояси. И в дальнем углу, где хозяина нетуже больше полвека, лишь столик с расколотым блюдцем.

Покидая Италию

Как-то медленно отходит от вокзаласкорый поезд. На расплавленном перронетри старухи. Ты тогда ещё сказала,что они как будто чья-то совесть,заблудившаяся в длинных коридорахКолизея, не найдя домой дорогу…Я курю, дым тонет в разговорах.Поезд движется обратно понемногу.

Продолжение сна

…война, действительно, закончилась сегодня,и воины, сложив свои пожитки,спешат домой, чтоб посчитать убыткиот подвигов, в которых тьма Господняскрывается, как в домике улитка —до времени, пока в свою дудуне протрубит «снегирь» полувоенный,полугражданский… Дети на бедуещё не выросли… Сказал какой-то пленный,что это навсегда – вести войну.

Перемена места

Поезд выстукивает «славянку» —на прощание. Утренняя прохладазаставляет кутаться спозаранкув тёплые вещи, а кто-то рядомспит под простынкой – тепло и сухо.Чайная ложка в изнеможеньебьётся в стакане. Храпит старухана верхней полке, но без движения.Как-то немыслимо пахнет чаем —в поезде это особый случай —за пригоршню мелочи необычайновкусное варево – запах тягучий,смешанный с запахом воблы и водки,варёной картошки и старых ботинок…Если поездка и будет короткой,то хватит надолго дорожных картинок.И хватит торговок на старом перроне,вся жизнь для которых – бегущие мимовагоны. И ты – наблюдатель в вагонеим машешь, прощаясь, почти что учтиво.А после, как будто бы в вечную стужувгрызаешься в только что купленный завтракхолодный, сырой, несолёный к тому же,но поезд всё дальше уходит на запад,и высказать что-нибудь – лишь отраженьюв заляпанном, пыльном вагонном окошке…Старуха храпит, но опять без движенья.В стакане болтается чайная ложка.

Козлиная песня

На поле остались раненые – заботыза шумом победы… Восторженные убийцыоткрывают шампанское… Все карты крытысвежей закуской. Почти счастливые лица.Знал бы он, поднимая отряд в атаку,чем всё кончится, видел бы эти лица,лёжа сейчас в грязи и, как царь Итаку,вспоминая деревню, но свидеться не случится —ни ему, ни сотням других, кто в холодной лужеостывает под гром салюта и звон медалей…но грядущая скоро немая стужавсё прикроет простынкой до обозримой дали.

«Проснувшись утром, видишь за окном —…»

Проснувшись утром, видишь за окном —белым-бело – от снега не от светаот фонарей. Хотя ещё темнодолжно быть… С наступлением рассветавсе краски переходят в белый цвет.Лишь чёрный остов спиленных деревьевмаячит на снегу. Холодный светих освещает – фонари, как в перьях,стоят в снегу – немыслимый пейзажв начале осени – на юге в это времязаполнен отдыхающими пляж,и переполнены туристами селенья.В саду наполнен соком виноград,свисает с веток, падая на землю…Молчит под снегом, опустевший сад,и я смотрю на голые деревья.

«Когда огонь, израненный дождём…»

Когда огонь, израненный дождём,не угасает до последней капли,глядишь и думаешь о чём-то о своём,о жизни, что кончается, не так ли…О том, что рано облетевший сад,как дом, оставленный хозяином до срока,где даже тени меж ветвей глядятобиженно и как-то одиноко.О том, что жизнь уже не на двоих,как было раньше – частые потериродных и близких, что среди живыхуже не встретишь… И в конце неделиприходишь в старый опустевший дом,где с потолка холодная водичкакропит полы, и думаешь о том,что это не последняя страничкав твоём писании… И что не навсегдахолодный дождь с потрескавшейся крыши,и, может быть, прозрачная водалишь для того, чтобы на углях слышать.

«Когда я был в саду, то вдруг увидел…»