Андрей Драгунов - Садово-парковый пейзаж Страница 2

«Когда я был в саду, то вдруг увидел…»

Когда я был в саду, то вдруг увиделв окне знакомый силуэт того,кого лет десять как не слышно имясреди живых. В распахнутом пальтоон был таким, каким его я помнюв те времена, когда мы по холмамбродили с ним, и даже тьма Господняещё тогда не угрожала нам…Теперь он там, откуда только тенью,иль силуэтом за моим окномнапомнить о себе, в недоуменьивсех оставляя, будто за бортом…Теперь, когда, став поселенцем неба,он вдруг приходит в мой холодный дом,я накрываю рюмку коркой хлебаи думаю о нём, как о живом…

«Я слышал звук, проснувшись этой ночью…»

Я слышал звук, проснувшись этой ночью,как будто мыши прогрызают пол,но звук из-за окна был, был корочеи вдруг исчез, как спрятался под стол,как в детстве мы. Похожий на пластинку,заезженную старою иглой —звук жил недолго, будто половинкаот целого… и как-то сам собойон растворился и в ночное небо,туда, где звёзды преграждают путь,отправился, где, точно крошки хлеба,рассыпаны созвездья – как-нибудь…Я вслушивался в ночь, но только эхоночного звука где-то в глубинеещё звучало… будто бы уехалон навсегда, оставив эхо мне.

«Осень считает дни, оставшиеся до зимы…»

Осень считает дни, оставшиеся до зимы.Ветер гонит с полей несобранный урожай.Ночи опять длинней и долговечнее сны…А сваренный утром кофе, больше похож на чай.

«Осень приходит так, как под утро снег —…»

Осень приходит так, как под утро снег —быстро и как-то боком, вдоль стенки дома,пока не успел проснуться, покуда следтак не заметен на белом, но по-другому.Но пока под утром колдует в саду листва,укрывая землю от будущего мороза —сны продолжают сниться, пока слова —Милый мой, в школу… – звучат не вполне серьёзно.

«За окном квартиры снова дождь…»

За окном квартиры снова дождь.Мокрый город ещё спит. Под утросладки сны. И утренний галдёжне сбежавших птиц ежеминутнов сны вплетается, как будто навсегдаэтот дождь и звук его по крыше.На асфальт сбежавшая водас чердака – всё тише, тише, тишепо бордюрам, по ступенькам – вниз,к озеру, что будто чья-то памятьсохраняет отраженья лиц,точно зеркало, которого рукамине потрогать, не разбить об пол…Медленно водичка меж деревьевпробирается, цепляется за ствол,будто за соломинку, в кореньяхсогревается и дальше – в тёмный лес,к озеру, где небо с облакамиотражается, и где из всех чудес —тишина, как зонт над головами.

«Звон с колокольни завершает день…»

Звон с колокольни завершает день.Автомобиль под звук из магнитолытанцует вдоль забора, только тень,как будто бы не с ним. А светофоры,как продолженье длинных, длинных фар,в чьём свете гибнут мотыльки и мошки…И даже если ты не слишком стар,передвигаться лучше по дорожке,держась за поручни. Ещё одна средакончается, как вторник, как субботав конце концов – банальная игракалендаря… – ненужная работа —пометка времени – оно всегда вчера,как вымысел о том, что не случитсяс тобой, или с другими – никогда.И это может только сниться… Сниться.

Из писем к…

Как в средней школе тянется урок,тянулись дни. Я выходил из дома,стараясь, покидая свой мирок,не попадаться на глаза знакомым —так износился мой домашний видс костюмом вместе и рубашкой в клетку —от клетки так порой в глазах рябит,что хочется сменить её разметкуна тонкую полоску, но листыв тетради тоже с клетчатым рисунком.И даже если по утрам чисты —напоминают о тюрьме, как будто,в которую попал… Который годкрою словарь, надеясь на победув борьбе с бумагой, но, увы, исходсловесной битвы даже мне не ведом.Я будто бы на волю отпустилвсех голубей почтовых, но в конвертене письма о любви – печаль вложил,надеясь в тайне, что не все мы смертны,и кто-нибудь прочтёт тетрадный лист…Туда, вослед, за голубиной почтойдойдёт не голос даже – только свист,размноженный в тетради многоточьем.

И может быть тогда, средь облаков,где обитает разве только ветер,«запутавшись в скоплении стихов,я тень знакомую мне встречу»…

«Я ехал за город, к друзьям, на выходной…»

Гости съезжались на дачу.

Я ехал за город, к друзьям, на выходной.Как будто бы погода обещалахороший день. И никакой другойприличной мысли не было с началамоей поездки. Я смотрел в окно —пейзаж знакомый, но немного разныйв любое время суток, как кино,что узнаёшь по сокровенным фразам.Из репродуктора какой-то баритонуныло напевал про вечер в мае —любимая, такая же, как он,была несчастна… Часто прерываемсюжет был объявленьями в пути —короткими и рваными. Дорогаопределяет, видимо, пунктирсловесной массы в поезде, с порогав котором место есть всему на свете,включая о великом разговор,и о сгоревшей к завтраку котлете.Я вышел в тамбур покурить, покаещё не запретили это делатьв общественных местах, пока рукадержать способна сигарету смело,не опасаясь форменных подруг,что ходят по две, видимо, от страхапопасть впросак за эту ерунду —и месс влажней под кителем рубаха.

Я докурил. Мой силуэт в окнетерялся в дыме, мной же окрылённымв означенном пространстве на землеи становился призрачно-вагонным,как разговор с соседом по душам…На станции опять сменились люди,заняв вокруг свободные места,всё замостив, как в миске жирный студень.

Мне было ехать ровно полчаса.Я задремал, стараясь прислонитьсяк оконной раме. Милые местамелькали за окном. Чужие лицапод стул колёс мой занимали сон,как лавки в поезде, со мной не церемонясь —так, видимо, заполненный вагонвлияет на людей. Ни с кем не ссорясь,Я вышел на перрон. Минуя лес,дошёл до дачи. Бабушки с грибамивстречались мне – их слабый интереск моей персоне объясним местами,где дачники утаптывают грунт…Я подошёл к забору – было тихо.И, кажется, здесь никого не ждут.Лишь пёс мне рад, хвостом виляя лихо.

Одному композитору

Он пил от боли и от пустоты,что поселилась в нём… В конце неделион, распрямив помятые черты,сдавал посуду, ту, что не успелиприбрать другие. Выходя во двор,он прятался за редкие деревья,стараясь не попасть под разговорсоседок вместе с яблочным вареньеми внуками. Банальная игра,как догонялки с собственною тенью —сбежать подальше, скрыться со двора,не дав соседкам шанс для выступленья.Так шли недели, полные тоски.Он часто уезжал в соседний городиграть на свадьбах. Ночи короткив начале сентября, подстать которыми эти свадьбы… Он играл для них,стараясь не забыть движенье пальцевпо клавишам, в движении рукискрывая неуверенность скитальцапо нотным знакам, как в чужих краях,где раньше обитал, как будто дома,не путаясь ни в мыслях, ни в словах,ни в знаках, что с рождения знакомы…Теперь он стар и кажется емунет дела больше до оркестра в яме,но иногда ночную тишинуон слушает, как будто точно знаетв ней каждый звук. Как будто бы онаодна способна с ним договоритьсяо вечности… И бледная луна —единственный свидетель – будет снитьсяему под утро. Медленно во дворвползает солнце. Сонные соседиведут свой ежедневный разговоро яблочном варенье – всю неделю.

«Уже который год не выхожу из дома…»

Уже который год не выхожу из дома.Лишь иногда в киоск за хлебом и вином,за пачкой сигарет с наклейкой про саркому —как хорошо, что мир кончается окном,где выцветший пейзаж с той стороны – не рядом.И мёртвая листва не залетает в дом.Ворона сквозь стекло своим дотошным взглядомвысматривает, что творится за окном.Я с ней делил свой хлеб. Крошил на подоконник,но ветер уносил другим её обед.За это на меня ворчал наш старый дворник,а я через стекло кивал ему в ответ.Так проходили дни, недели… Улетелав конце концов, ворона. Возможно, навсегда.На выцветший пейзаж вслед и зима слетела.А я опять смотрю на это из окна…

«В соседнем доме хоронили старика…»