Иосиф Бродский - Собрание сочинений Страница 10

***

Э. Т.

Люби проездом родину друзей.На станциях батоны покупая,о прожитом бездумно пожалей,к вагонному окошку прилипая.Все тот же вальс в провинции звучит,летит, летит в белесые колонны,весна друзей по-прежнему молчит,блондинкам улыбаясь благосклонно.Отходят поезда от городов,приходит моментальное забвенье,десятилетья искренних трудов,но вечного, увы, неоткровенья.Да что там жизнь! Под перестук колесвзбредет на ум печальная догадка,что новый недоверчивый вопроскогда-нибудь их вызовет обратно.Так, поезжай. Куда? Куда-нибудь,скажи себе: с несчастьями дружу я.Гляди в окно и о себе забудь.Жалей проездом родину чужую.

***

Воротишься на родину. Ну что ж.Гляди вокруг, кому еще ты нужен,кому теперь в друзья ты попадешь?Воротишься, купи себе на ужин

какого-нибудь сладкого вина,смотри в окно и думай понемногу:во всем твоя одна, твоя вина,и хорошо. Спасибо. Слава Богу.

Как хорошо, что некого винить,как хорошо, что ты никем не связан,как хорошо, что до смерти любитьтебя никто на свете не обязан.

Как хорошо, что никогда во тьмуничья рука тебя не провожала,как хорошо на свете одномуидти пешком с шумящего вокзала.

Как хорошо, на родину спеша,поймать себя в словах неоткровенныхи вдруг понять, как медленно душазаботится о новых переменах.

Пьеса с двумя паузами для сакс-баритона

Металлический зов в полночьслетает с Петропавловского собора,из распахнутых окон в переулкахмелодически звякают деревянные часы комнат,в радиоприемниках звучат гимны.Все стихает.Ровный шепот девушек в подворотняхстихает,и любовники в июле спокойны.Изредка проезжает машина.Ты стоишь на мосту и слышишь,как стихает, и меркнет, и гаснетцелый город.Ночь приноситиз теплого темно-синего мракажелтые квадратики окони мерцанье канала.

Играй, играй, Диззи Гиллеспи,Джерри Маллиган и Ширинг, Ширинг,в белых платьях, все вы там в белых платьяхи в белых рубахахна сорок второй и семьдесят второй улице,там, за темным океаном, среди деревьев,над которыми с зажженными бортовыми огнямилетят самолеты,за океаном.Хороший стиль, хороший стильв этот вечер,Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой,что там вытворяет Джерри,баритон и скука и так одиноко,Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой,звук выписывает эллипсоид так далеко за океаном,и если теперь черный Гарнерколотит руками по черно-белому ряду,все становится понятным.Эррол!Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой,какой ударник у старого Монкаи так далеко,за океаном,Боже мой, Боже мой, Боже мой,это какая-то охота за любовью,все расхватано, но идет охота,Боже мой, Боже мой,это какая-то погоня за нами, погоня за нами,Боже мой,кто это болтает со смертью, выходя на улицу,сегодня утром.

Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой,ты бежишь по улице, так пустынно, никакого шума,только в подворотнях, в подъездах, на перекрестках,в парадных,в подворотнях говорят друг с другом,и на запертых фасадах прочитанные газеты оскаливаютзаголовки.Все любовники в июле так спокойны,спокойны, спокойны.

Романс

Ах, улыбнись, ах, улыбнись вослед, взмахни рукой,недалеко, за цинковой рекой.Ах, улыбнись в оставленных домах,я различу на улицах твой взмах.

Недалеко, за цинковой рекой,где стекла дребезжат наперебой,и в полдень нагреваются мосты,тебе уже не покупать цветы.

Ах, улыбнись в оставленных домах,где ты живешь средь вороха бумаги запаха увянувших цветов,мне не найти оставленных следов.

Я различу на улицах твой взмах,как хорошо в оставленных домахлюбить других и находить других,из комнат, бесконечно дорогих,любовью умолкающей дыша,навек уйти, куда-нибудь спеша.

Ах, улыбнись, ах, улыбнись вослед, взмахни рукой,когда на миг все люди замолчат,недалеко за цинковой рекойтвои шаги на целый мир звучат.

Останься на нагревшемся мосту,роняй цветы в ночную пустоту,когда река, блестя из пустоты,всю ночь несет в Голландию цветы.

Современная песня

Человек приходит к развалинам снова и снова,он был здесь позавчера и вчераи появится завтра,его привлекают развалины.Он говорит:Постепенно,постепенно научишься многим вещам, очень многим,научишься выбирать из груды битого щебнясвои будильники и обгоревшие корешки альбомов,привыкнешьприходить сюда ежедневно,привыкнешь, что развалины существуют,с этой мыслью сживешься.

Начинает порою казаться – так и надо,начинает порою казаться, что всему научился,и теперь ты легко говоришьна улице с незнакомым ребенкоми все объясняешь. Так и надо.Человек приходит к развалинам снова,всякий раз, когда снова он хочет любить,когда снова заводит будильник.

Нам, людям нормальным, и в голову не приходит, как это можно вернутьсядомой и найти вместо дома – развалины. Нет, мы не знаем, как это можнопотерять и ноги, и руки под поездом или трамваем – все это доходит до нас– слава Богу – в виде горестных слухов, между тем это и есть необходимыйпроцент несчастий, это – роза несчастий.Человек приходит к развалинам снова,долго тычется палкой среди мокрых обоев и щебня,нагибается, поднимает и смотрит.

Кто-то строит дома,кто-то вечно их разрушает, кто-то снова их строит,изобилие городов наполняет нас всех оптимизмом.Человек на развалинах поднял и смотрит,эти люди обычно не плачут.Даже сидя в гостях у – слава Богу – целых знакомых,неодобрительно смотрят на столбики фотоальбомов.«В наши дни, – так они говорят, – не стоит заводить фотографий».

Можно много построить и столько же можно разрушитьи снова построить.Ничего нет страшней, чем развалины в сердце,ничего нет страшнее развалин,на которые падает дождь и мимо которыхпроносятся новые автомобили,по которым, как призраки, бродятлюди с разбитым сердцем и дети в беретах,ничего нет страшнее развалин,которые перестают казаться метафоройи становятся тем, чем они были когда-то:домами.

Июльское интермеццо

Девушки, которых мы обнимали,с которыми мы спали,приятели, с которыми мы пили,родственники, которые нас кормили и все покупали,братья и сестры, которых мы так любили,знакомые, случайные соседи этажом выше,наши однокашники, наши учителя, – да, все вместе, -почему я их больше не вижу,куда они все исчезли.

Приближается осень, какая по счету, приближается осень,новая осень незнакомо шумит в листьях,вот опять предо мною проезжают, проходят ночью,в белом свете дня красные, неизвестные мне лица.Неужели все они мертвы, неужели это правда,каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,неужели я не услышу издали крик брата,неужели они ушли,а я остался.

Здесь, один, между старых и новых улиц,прохожу один, никого не встречаю больше,мне нельзя входить, чистеньких лестниц узостьи чужие квартиры звонят над моей болью.

Ну, звени, звени, новая жизнь, над моим плачем,к новым, каким по счету, любовям привыкать, к потерям,к незнакомым лицам, к чужому шуму и к новым платьям,ну, звени, звени, закрывай предо мною двери.

Ну, шуми надо мной, своим новым, широким флангом,тарахти подо мной, отражай мою теньсвоим камнем твердым,светлым камнем своим маячь из мрака,оставляя меня, оставляя менямоим мертвым.

Августовские любовники

Августовские любовники,августовские любовники проходят с цветами,невидимые зовы парадных их влекут,августовские любовники в красных рубашках с полуоткрытыми ртамимелькают на перекрестках, исчезают в переулках,по площади бегут.

Августовские любовникив вечернем воздухе чертяткрасно-белые линии рубашек, своих цветов,распахнутые окна между черными парадными светят,и они все идут, все бегут на какой-то зов.

Вот и вечер жизни, вот и вечер идет сквозь город,вот он красит деревья, зажигает лампу, лакирует авто,в узеньких переулках торопливо звонят соборы,возвращайся назад, выходи на балкон, накинь пальто.

Видишь, августовские любовники пробегают внизу с цветами,голубые струи реклам бесконечно стекают с крыш,вот ты смотришь вниз, никогда не меняйся местами,никогда ни с кем, это ты себе говоришь.

Вот цветы и цветы, и квартиры с новой любовью,с юной плотью входящей, всходящей на новый круг,отдавая себя с новым криком и с новой кровью,отдавая себя, выпуская цветы из рук.

Новый вечер шумит, что никто не вернется, над новой жизнью, [14]что никто не пройдет под балконом твоим к тебе,и не станет к тебе, и не станет, не станет ближечем к самим себе, чем к своим цветам, чем к самим себе.

Проплывают облака