Иосиф Бродский - Собрание сочинений Страница 11

Августовские любовники

Августовские любовники,августовские любовники проходят с цветами,невидимые зовы парадных их влекут,августовские любовники в красных рубашках с полуоткрытыми ртамимелькают на перекрестках, исчезают в переулках,по площади бегут.

Августовские любовникив вечернем воздухе чертяткрасно-белые линии рубашек, своих цветов,распахнутые окна между черными парадными светят,и они все идут, все бегут на какой-то зов.

Вот и вечер жизни, вот и вечер идет сквозь город,вот он красит деревья, зажигает лампу, лакирует авто,в узеньких переулках торопливо звонят соборы,возвращайся назад, выходи на балкон, накинь пальто.

Видишь, августовские любовники пробегают внизу с цветами,голубые струи реклам бесконечно стекают с крыш,вот ты смотришь вниз, никогда не меняйся местами,никогда ни с кем, это ты себе говоришь.

Вот цветы и цветы, и квартиры с новой любовью,с юной плотью входящей, всходящей на новый круг,отдавая себя с новым криком и с новой кровью,отдавая себя, выпуская цветы из рук.

Новый вечер шумит, что никто не вернется, над новой жизнью, [14]что никто не пройдет под балконом твоим к тебе,и не станет к тебе, и не станет, не станет ближечем к самим себе, чем к своим цветам, чем к самим себе.

Проплывают облака

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,над сумеречными деревьями звенящие, звенящие голоса,в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,в сумеречном воздухе исчезающие небеса?

Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьеви негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве.Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?

«Проплывают облака, проплывают облака и гаснут...» -это дети поют и поют, черные ветви шумят,голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.

Только мокрые листья летят на ветру, спешат из рощи,улетают, словно слышат издали какой-то осенний зов.«Проплывают облака...» – это дети поют ночью, ночью,от травы до вершин все – биение, все – дрожание голосов.

Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит,привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...«Проплывают облака...» – это дети поют обо всем.

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,блестящие нити дождя переплетаются, звенящие голоса,возле узких вершин в новых сумерках на мгновениевидишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?

Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей.Где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,все рыдать и рыдать, и смотреть все вверх, быть ребенком ночью,и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.

Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет,только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

Шествие

(поэма) [15]

Поэма-мистерия в двух частях-актах и в 42-х главах-сценах

Идея поэмы – идея персонификации представлений о мире, и в этом смысле она – гимн баналу. Цель достигается путем вкладывания более или менее приблизительных формулировок этих представлений в уста двадцати не так более, как менее условных персонажей. Формулировки облечены в форму романсов. Романс – здесь понятие условное, по существу – монолог. Романсы рассчитаны на произнесение – и на произнесение с максимальной экспрессией: в этом, а также в некоторых длиннотах сказывается мистерийный характер поэмы. Романсы, кроме того, должны произноситься высокими голосами: нижний предел – нежелательный – баритон, верхний – идеальный – альт. Прочие наставления – у Шекспира в «Гамлете», в 3 акте.

Часть I

Пора давно за все благодарить,за все, что невозможно подаритькогда-нибудь, кому-нибудь из васи улыбнуться, словно в первый разв твоих дверях, ушедшая любовь,но невозможно улыбнуться вновь.

Прощай, прощай – шепчу я на ходу,среди знакомых улиц вновь иду,подрагивают стекла надо мной,растет вдали привычный гул дневной,а в подворотнях гасятся огни.– Прощай, любовь, когда-нибудь звони.

Так оглянись когда-нибудь назад:стоят дома в прищуренных глазах,и мимо них уже который годпо тротуарам шествие идет.

Вот Арлекин толкает свой возок,и каплет пот на уличный песок,и Коломбина машет из возка.А вот Скрипач, в руках его тоскаи несколько монет. Таков Скрипач.А рядом с ним вышагивает Плач,плач комнаты и улицы в пальто,блестящих проносящихся авто,плач всех людей. А рядом с ним Поэт,давно не брит и кое-как одети голоден, его колотит дрожь.А меж домами льется серый дождь,свисают с подоконников цветы,а там, внизу, вышагиваешь ты.Вот шествие по улице идет,и кое-кто вполголоса поет,а кое-кто поглядывает вверх,а кое-кто поругивает век,как, например, Усталый Человек.И шум дождя, и вспышки сигарет,шаги и шорох утренних газет,и шелест непроглаженных штанин(неплохо ведь в рейтузах, Арлекин),и звяканье оставшихся монет,и тени их идут за ними вслед.

Любите тех, кто прожил жизнь впотьмахи не оставил по себе бумаги памяти какой уж ни на есть,не помышлял о перемене мест,кто прожил жизнь, однако же не ставни жертвой, ни участником забав,в процессию по случаю попав.Таков герой. В поэме он молчит,не говорит, не шепчет, не кричит,прислушиваясь к возгласам других,не совершая действий никаких.Я попытаюсь вас увлечь игрой:никем не замечаемый порой,запомните – присутствует герой.

Вот шествие по улице идет.Вот ковыляет Мышкин-идиот,в накидке над панелью наклонясь.– Как поживаете теперь, любезный князь,уже сентябрь, и новая зимаеще не одного сведет с ума,ах милый, успокойтесь наконец. -Вот позади вышагивает Лжец,посажена изящно голова,лежат во рту великие слова,а рядом с ним, окончивший поход,неустрашимый рыцарь Дон Кихотбеседует с торговцем о сукнеи о судьбе. Ах, по моей виневам предстает ужасная толпа,рябит в глазах, затея так глупа,но все не зря. Вот книжка на столе,весь разговорчик о добре и злесвести к себе не самый тяжкий труд,наверняка тебя не заберут.Поставь на стол в стакан букетик зла,найди в толпе фигуру Короля,забытых королей на свете тьма,сейчас сентябрь, потом придет зима.Процессия по улице идет,и дождь среди домов угрюмо льет.Вот человек, Бог знает чем согрет,вот человек – за пару сигаретон всем раскроет честности секрет,кто хочет, тот послушает рассказ,Честняга – так зовут его у нас.Представить вам осмеливаюсь япринц-Гамлета, любезные друзья -у нас компания – все принцы да князья.Осмелюсь полагать, за триста лет,принц-Гамлет, вы придумали ответи вы его изложите. Идет.Процессия по улице бредет,и кажется, что дождь уже ослаб,маячит пестрота одежд и шляп,принц-Гамлет в землю устремляет взор,Честняге на ухо бормочет Вор,но гонит Вора Честности пример(простите – Вор, представить не успел).Вот шествие по улице идет,и дождь уже совсем перестает,не может же он литься целый век,заметьте – вот Счастливый Человекс обычною улыбкой на устах.– Чему вы улыбнулись? – Просто так. -Любовники идут из-за угла,белеют обнаженные тела,в холодной мгле навеки обнялись,и губы побледневшие слились.Все та же ночь у них в глазах пустых,навеки обнялись, навек застыв,в холодной мгле белеют их тела,прошла ли жизнь или любовь прошла,стекает вниз вода и белый светс любовников, которых больше нет.Ступай, ступай, печальное перо,куда бы ты меня не привело,болтливое худое ремесло,в любой воде плещи мое весло.Так зарисуем пару новых морд:вот Крысолов из Гаммельна и Чорт,опять в плаще и чуточку рогат,но, как всегда, на выдумки богат.

Достаточно. Теперь остановлюсь.Такой сумбур, что я не удивлюсь,найдя свои стихи среди газет,отправленных читателем в клозет,самих читателей объятых сном.

Поговорим о чем-нибудь ином.Как бесконечно шествие людей,как заунывно пение дождей,среди домов, а Человек озяб,маячит пестрота одежд и шляп,и тени их идут за ними вслед,и шум шагов, и шорох сигарет,и дожд все льется, льется без концана Крысолова, Принца и Лжеца,на Короля, на Вора и на Плач,и прячет скрипку под пальто Скрипач,и на Честнягу Чорт накинул плащ.Усталый Человек закрыл глаза,и брызги с дон-кихотова тазалетят на Арлекина, АрлекинТорговцу кофту протянул – накинь.Счастливец поднимает черный зонт,Поэт потухший поднимает взори воротник. Князь Мышкин-идиотсклонился над панелью: кашель бьет;процессия по улице идет,и дождь, чуть прекратившийся на миг,стекает вниз с любовников нагих.

Вот так всегда – когда ни оглянись,проходит за спиной толпою жизнь,неведомая, странная подчас,где смерть приходит, словно в первый раз,и где никто-никто не знает нас.Прислушайся – ты слышишь ровный шум,быть может, это гул тяжелых дум,а может, гул обычных новостей,а может быть – печальный ход страстей.

По всякой землебалаганчик везу,а что я видал на своем веку:кусочек плоти бредет внизу,кусочек металла летит наверху.

За веком век, за веком векложится в землю любой человек,несчастлив и счастлив,зол и влюблен,лежит под землей не один миллион.Жалей себя, пожалей себя,одни говорят – умирай за них,иногда судьба,иногда стрельба,иногда по любви, иногда из-за книг.

Ах, будь и к себе и к другим не плох,может, тебя и помилует Бог,однако ты ввысь не особо стремись,ведь смерть – это жизнь, но и жизнь – это жизнь. [16]

По темной земле балаганчик везу,а что я видал на своем веку:кусочек плоти бредет внизу,кусочек металла летит наверху.

Мой Арлекин чуть-чуть мудрец,так мало говорит,мой Арлекин чуть-чуть хитрец,хотя простак на вид,ах, Арлекину моемууспех и слава ни к чему,одна любовь ему нужна,и я его жена.

Он разрешит любой вопрос,хотя на вид простак,на самом деле он не прост,мой Арлекин – чудак.Увы, он сложный человек,но главная беда,что слишком часто смотрит вверхв последние года.

А в облаках летят, летят,летят во все концы,а в небесах свистят, свистятбезумные птенцы,и белый свет, железный свистя вижу из окна,ах, Боже мой, как много птиц,а жизнь всего одна.

Мой Арлекин чуть-чуть мудрец,хотя простак на вид, -нам скоро всем придет конец -вот так он говорит,мой Арлекин хитрец, простак,привык к любым вещам,он что-то ищет в небесахи плачет по ночам.

Я Коломбина, я жена,я езжу вслед за ним,свеча в фургоне зажжена,нам хорошо одним,в вечернем небе высокоптенцы, а я смотрю.Но что-то в этом от того,чего я не люблю.

Проходят дни, проходят днивдоль городов и сел,мелькают новые огнии музыка и сор,и в этих селах, в городкахя коврик выношу,и муж мой ходит на руках,а я опять пляшу.

На всей земле, на всей землене так уж много мест,вот Петроград шумит во мгле,в который раз мы здесь.Он Арлекина моегов свою уводит мглу.Но что-то в этом от того,чего я не люблю.

Сожми виски, сожми виски,сотри огонь с лица,да, что-то в этом от тоски,которой нет конца!Мы в этом мире на столесовсем чуть-чуть берем,мы едем, едем по земле,покуда не умрем.

Как нравится тебе моя любовь,печаль моя с цветами в стороне,как нравится оказываться вновьс любовью на войне, как на войне.

Как нравится писать мне об одном,входить в свой дом как славно одному,как нравится мне громко плакать днем,кричать по телефону твоему:

– Как нравится тебе моя любовь,как в сторону я снова отхожу,как нравится печаль моя и больвсех дней моих, покуда я дышу.

Так что еще, так что мне целовать,как одному на свете танцевать,как хорошо плясать тебе уже,покуда слезы плещутся в душе.

Все мальчиком по жизни, все юнцом,с разбитым жизнерадостным лицом,ты кружишься сквозь лучшие года,в руке платочек, надпись «никогда».

И жизнь, как смерть, случайна и легка,так выбери одно наверняка,так выбери с чем жизнь свою сравнить,так выбери, где голову склонить.

Все мальчиком по жизни, о любовь,без устали, без устали пляши,по комнатам расплескивая вновь,расплескивая боль своей души.

Вот наш Поэт, еще не слишком стар,он говорит неправду, он усталот улочек ночных, их адресов,пугающих предутренних часов,от шороха дождя о диабаз,от редких, но недружелюбных глаз,от рева проносящихся машин,от силуэтов горестных мужчинздесь, в сумраке, от беспокойных слов,Бог знает от чего. И от себя.Он говорит: судьба моя, судьбабрести всю жизнь по улицам другимкуда-нибудь, к друзьям недорогим,а может быть, домой сквозь новый дождь,и ощущать реку, стекло и дрожьхудой листвы, идти, идти назад,знакомый и обшарпанный фасад,вот здесь опять под вечер оживать,и с новой жизнью жизнь свою сшивать.

Все таковы. Да, все слова, стихи,вы бродите средь нас, как чужаки,но в то же время – близкие друзья:любить нельзя и умирать нельзя,но что-нибудь останется от вас, -хотя б любовь, хотя б – в последний раз,а может быть, обыденная грусть,а может быть, одни названья чувств.

Вперед, друзья. Вперед. Adieu, tristesse. [17]Поговорим о перемене мест,поговорим о нравах тех округ,где нету нас, но побывал наш друг -печальный парень, рыцарь, доброхот,известный вам идальго Дон Кихот.

Копье мое, копье мое, копье,оружие, имущество мое,могущество мое таится в нем,я странствую по-прежнему с копьем,как хорошо сегодня нам вдвоем.

О чем же я. Ах, эти города,по переулкам грязная вода,там ничего особого, о да,немало богачей встречаю я,но нет ни у кого из них копья!

Копье мое, копье мое, копье,имущество, могущество мое,мы странствуем по-прежнему вдвоем,когда-нибудь кого-нибудь убьем,я странствую, я странствую с копьем.

Что города с бутылками вина,к ним близится великая война,безликая беда – и чья вина,что городам так славно повезло.Как тень людей – неуязвимо зло!

Так что же ты теперь, мое копье,имущество мое, дитя мое.Неужто я гляжу в последний раз,кончается мой маленький рассказ,греми на голове, мой медный таз!

Отныне одному из нас конец!Прощай, прощай, о Санчо, мой мудрец,прощайте все, я больше не могу,блести, мой таз, как ангельский венец,по улице с несчастьями бегу.

Смешной романс. Да, все мы таковы,страдальцы торопливые, увы,ведь мужество смешно, забавен страх,легко теперь остаться в дураках.Пойди пойми, над чем смеется век,о, как тебе неловко, человек.

Так где-то на рассвете в сентябребредешь в громадном проходном дворе,чуть моросит за чугуном ворот,сухой рукой ты вытираешь рот,и вот выходишь на пустой проспект,и вдоль витрин и вымокших газет,вдоль фонарей, оград, за поворотвсе дальше ты уходишь от ворот,в которых все живут твои друзья,которых ни любить, ни гнать нельзя,все дальше, дальше ты. И на углусворачиваешь в утреннюю мглу.

Ступай, ступай. И думай о себе.В твоей судьбе, как и в любой судьбе,переплелись, как теплые тела,твои дела и не твои делас настойчивой усталостью души.Ты слышишь эту песенку в тиши:

Вперед-вперед, отечество мое,куда нас гонит храброе жулье,куда нас гонит злобный стук идейи хор апоплексических вождей.

Вперед-вперед, за нами правота,вперед-вперед, как наша жизнь верна,вперед-вперед, не жалко живота,привет тебе, счастливая война.

Вперед-вперед, за радиожраньем,вперед-вперед, мы лучше всех живем,весь белый свет мы слопаем живьем,хранимые лысеющим жульем,

хвала тебе, прелестный белый свет,хвала тебе, удачная война,вот я из тех, которым места нет,рассчитывай не слишком на меня.

Прощай, прощай, когда-нибудь умру,а ты, сосед, когда-нибудь ответьЛжецу, который делает игру,когда тебе понадобится смерть.

Ты слышишь эту песенку в тиши.Иди, иди, пройти квартал спеши.Ступай, ступай, быстрее проходи,Ступай, ступай, весь город впереди.Ступай, ступай, начнется скоро деньтвоих и не твоих поспешных дел.Вот так всегда – здесь время вдаль идет,а кто-то в стороне о нем поет.Ступай, ступай, быстрее проходи.Иди, иди, весь город впереди.Еще на день там возникает жизнь,но к шествию ты присоединись,а если надо – будешь впереди,квартал с поющим песню обойди.

Не в новость ложь и искренность не в новость,попробуйте послушать эту повестьо горестной истории Лжеца -балладу без счастливого конца.

Баллада