Осип Мандельштам - Осип Мандельштам. Сочинения Страница 10

1922

***

С розовой пеной усталости у мягких губЯростно волны зеленые роет бык,Фыркает, гребли не любит – женолюб,Ноша хребту непривычна, и труд велик.

Изредка выскочит дельфина колесоДа повстречается морской колючий еж,Нежные руки Европы,– берите все!Где ты для выи желанней ярмо найдешь?

Горько внимает Европа могучий плеск,Тучное море кругом закипает в ключ,Видно, страшит ее вод маслянистый блескИ соскользнуть бы хотелось с шершавых круч.

О, сколько раз ей милее уключин скрип,Лоном широкая палуба, гурт овецИ за высокой кормою мелькание рыб,-С нею безвесельный дальше плывет гребец!

1922

***

Холодок щекочет темя,И нельзя признаться вдруг,-И меня срезает время,Как скосило твой каблук.

Жизнь себя перемогает,Понемногу тает звук,Все чего-то не хватает,Что-то вспомнить недосуг.

А ведь раньше лучше было,И, пожалуй, не сравнишь,Как ты прежде шелестила,Кровь, как нынче шелестишь.

Видно, даром не проходитШевеленье этих губ,И вершина колобродит,Обреченная на сруб.

1922

***

Как растет хлебов опара,Поначалу хороша,И беснуется от жаруДомовитая душа.

Словно хлебные СофииС херувимского столаКруглым жаром налитыеПодымают купола.

Чтобы силой или ласкойЧудный выманить припек,Время – царственный подпасок -Ловит слово-колобок.

И свое находит местоЧерствый пасынок веков -Усыхающий довесокПрежде вынутых хлебов.

1922

***

Я не знаю, с каких порЭта песенка началась,-Не по ней ли шуршит вор,Комариный звенит князь?

Я хотел бы ни о чемЕще раз поговорить,Прошуршать спичкой, плечомРастолкать ночь, разбудить;

Раскидать бы за стогом стог,Шапку воздуха, что томит;Распороть, разорвать мешок,В котором тмин зашит.

Чтобы розовой крови связь,Этих сухоньких трав звон,Уворованная нашласьЧерез век, сеновал, сон.

1922

***

Я по лесенке приставнойЛез на всклоченный сеновал,-Я дышал звезд млечных трухой,Колтуном пространства дышал.

И подумал: зачем будитьУдлиненных звучаний рой,В этой вечной склоке ловитьЭолийский чудесный строй?

Звезд в ковше медведицы семь.Добрых чувств на земле пять.Набухает, звенит темьИ растет и звенит опять.

Распряженный огромный возПоперек вселенной торчит.Сеновала древний хаосЗащекочет, запорошит...

Не своей чешуей шуршим,Против шерсти мира поем.Лиру строим, словно спешимОбрасти косматым руном.

Из гнезда упавших щегловКосари приносят назад,-Из горящих вырвусь рядовИ вернусь в родной звукоряд.

Чтобы розовой крови связьИ травы сухорукий звонРаспростились; одна – скрепясь,А другая – в заумный сон.

1922

***

Ветер нам утешенье принес,И в лазури почуяли мыАссирийские крылья стрекоз,Переборы коленчатой тьмы.

И военной грозой потемнелНижний слой помраченных небес,Шестируких летающих телСлюдяной перепончатый лес.

Есть в лазури слепой уголок,И в блаженные полдни всегда,Как сгустившейся ночи намек,Роковая трепещет звезда.

И, с трудом пробиваясь вперед,В чешуе искалеченных крылПод высокую руку беретПобежденную твердь Азраил.

1922

Московский дождик

Он подает куда как скупоСвой воробьиный холодок -Немного нам, немного купам,Немного вишням на лоток.

И в темноте растет кипенье -Чаинок легкая возня,Как бы воздушный муравейникПирует в темных зеленях.

Из свежих капель виноградникЗашевелился в мураве:Как будто холода рассадникОткрылся в лапчатой Москве!

1922

Век

Век мой, зверь мой, кто сумеетЗаглянуть в твои зрачкиИ своею кровью склеитДвух столетий позвонки?Кровь-строительница хлещетГорлом из земных вещей,Захребетник лишь трепещетНа пороге новых дней.

Тварь, покуда жизнь хватает,Донести хребет должна,И невидимым играетПозвоночником волна.Словно нежный хрящ ребенкаВек младенческой земли -Снова в жертву, как ягненка,Темя жизни принесли.

Чтобы вырвать век из плена,Чтобы новый мир начать,Узловатых дней коленаНужно флейтою связать.Это век волну колышетЧеловеческой тоской,И в траве гадюка дышитМерой века золотой.

И еще набухнут почки,Брызнет зелени побег,Но разбит твой позвоночник,Мой прекрасный жалкий век!И с бессмысленной улыбкойВспять глядишь, жесток и слаб,Словно зверь, когда-то гибкий,На следы своих же лап.

Кровь-строительница хлещетГорлом из земных вещей,И горячей рыбой мещетВ берег теплый хрящ морей.И с высокой сетки птичьей,От лазурных влажных глыбЛьется, льется безразличьеНа смертельный твой ушиб.

1922

Нашедший подкову

(Пиндарический отрывок)

Глядим на лес и говорим:– Вот лес корабельный, мачтовый,Розовые сосны,До самой верхушки свободные от мохнатой ноши,Им бы поскрипывать в бурю,Одинокими пиниями,В разъяренном безлесном воздухе.Под соленою пятою ветра устоит отвес, пригнанный к пляшущей палубе,И мореплаватель,В необузданной жажде пространства,Влача через влажные рытвины хрупкий прибор геометра,Сличит с притяженьем земного лонаШероховатую поверхность морей.

А вдыхая запахСмолистых слез, проступивших сквозь обшивку корабля,Любуясь на доски,Заклепанные, слаженные в переборкиНе вифлеемским мирным плотником, а другим -Отцом путешествий, другом морехода,-Говорим:...И они стояли на земле,Неудобной, как хребет осла,Забывая верхушками о корняхНа знаменитом горном кряже,И шумели под пресным ливнем,Безуспешно предлагая небу выменять на щепотку солиСвой благородный груз.

С чего начать?Все трещит и качается.Воздух дрожит от сравнений.Ни одно слово не лучше другого,Земля гудит метафорой,И легкие двуколкиВ броской упряжи густых от натуги птичьих стайРазрываются на части,Соперничая с храпящими любимцами ристалищ.

Трижды блажен, кто введет в песнь имя;Украшенная названьем песньДольше живет среди других -Она отмечена среди подруг повязкой на лбу,Исцеляющей от беспамятства, слишком сильного одуряющего запаха,Будь то близость мужчины,Или запах шерсти сильного зверя,Или просто дух чобра, растертого между ладоней.

Воздух бывает темным, как вода, и все живое в нем плавает, как рыба,Плавниками расталкивая сферу,Плотную, упругую, чуть нагретую,-Хрусталь, в котором движутся колеса и шарахаются лошади,Влажный чернозем Нееры, каждую ночь распаханный зановоВилами, трезубцами, мотыгами, плугами.Воздух замешен так же густо, как земля:Из него нельзя выйти, в него трудно войти.

Шорох пробегает по деревьям зеленой лаптой,Дети играют в бабки позвонками умерших животных.Хрупкое летоисчисление нашей эры подходит к концу.Спасибо за то, что было:Я сам ошибся, я сбился, запутался в счете.Эра звенела, как шар золотой,Полая, литая, никем не поддерживаемая,На всякое прикосновение отвечала «да» и «нет».Так ребенок отвечает;«Я дам тебе яблоко» – или: «Я не дам тебе яблоко».И лицо его – точный слепок с голоса, который произносит эти слова.

Звук еще звенит, хотя причина звука исчезла.Конь лежит в пыли и храпит в мыле,Но крутой поворот его шеиЕще сохраняет воспоминание о беге с разбросанными ногами -Когда их было не четыре,А по числу камней дороги,Обновляемых в четыре смены,По числу отталкиваний от земли пышущего жаром иноходца.ТакНашедший подковуСдувает с нее пыльИ растирает ее шерстью, пока она не заблестит.ТогдаОн вешает ее на пороге,Чтобы она отдохнула,И больше уж ей не придется высекать искры из кремня.Человеческие губы, которым больше нечего сказать,Сохраняют форму последнего сказанного слова,И в руке остается ощущение тяжести,Хотя кувшин наполовину расплескался, пока его несли домой.

То, что я сейчас говорю, говорю не я,А вырыто из земли, подобно зернам окаменелой пшеницы.Однина монетах изображают льва,Другие -голову.Разнообразные медные, золотые и бронзовые лепешкиС одинаковой почестью лежат в земле,Век, пробуя их перегрызть, оттиснул на них свои зубы.Время срезает меня, как монету,И мне уж не хватает меня самого.

1923