Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2 Страница 10

VII

Гремит гавот торжественно и чинно,Причудливо смеется менуэт,И вот за силуэтом силуэтСкользит и тает в сумерках гостиной.

Здесь жизнь мертва, как гобелен старинный,Здесь робости и здесь печали нет;Льет полусвет причудливый кинкетНа каждый жест изысканно-картинный.

Здесь царство лени, бронзы и фарфора,Аквариум, где чутко спят стебли,И лишь порой легко чуть дрогнет штора,

Зловещий шум заслышавши вдали,То первое предвестье урагана,И рев борьбы и грохот барабана!

Александр Блок

Душа моя тиха. В натянутых струнахЗвучит один порыв, здоровый и прекрасный,И льется голос мой задумчиво и страстно.И звуки гаснут, тонут в небесах...Один лишь есть аккорд, взлелеянный ненастьем,Его в душе я смутно берегуИ с грустью думаю: «Ужель я не могуДелиться с Вами Вашим счастьем?»Вы не измучены душевною грозой,Вам не узнать, что в мире есть несчастный,Который жизнь отдаст за мимолетный вздох,Которому наскучил этот бог,И Вы – один лишь бог в мечтаньи ночи страстной,Всесильный, сладостный, безмерный и живой...

1898

″Αγραφα Δογματα[5]

Я видел мрак дневной и свет ночной.Я видел ужас вечного сомненья.И господа с растерзанной душойВ дыму безверья и смятенья.

То был рассвет великого рожденья,Когда миров нечисленный хаосИсчезнул в бесконечности мученья.—И все таинственно роптало и неслось.

Тяжелый огнь окутал мирозданье,И гром остановил стремящие созданья.Немая грань внедрилась до конца.

Из мрака вышел разум мудреца,И в горной высоте – без страха и усилья —Мерцающих идей ему взыграли крылья.

1900

Не ты ль в моих мечтах, певучая, прошлаНад берегом Невы и за чертой столицы?Не ты ли тайный страх сердечный совлеклаС отвагою мужей и с нежностью девицы?

Ты песнью без конца растаяла в снегахИ раннюю весну созвучно повторила.Ты шла звездою мне, но шла в дневных лучахИ камни площадей и улиц освятила.

Тебя пою, о, да! Но просиял твой светИ вдруг исчез – в далекие туманы.Я направляю взор в таинственные страны,—

Тебя не вижу я, и долго бога нет.Но верю, ты взойдешь, и вспыхнет сумрак алый,Смыкая тайный круг, в движеньи запоздалый.

1901

За городом в полях весною воздух дышит.Иду и трепещу в предвестии огня.Там, знаю, впереди – морскую зыбь колышетДыханье сумрака – и мучает меня.

Я помню: далеко шумит, шумит столица.Там, в сумерках весны, неугомонный зной.О, скудные сердца! Как безнадежны лица!Не знавшие весны тоскуют над собой.

А здесь, как память лет невинных и великих,Из сумрака зари – неведомые ликиВещают жизни строй и вечности огни...

Забудем дальний шум. Явись ко мне без гнева,Закатная Таинственная Дева.И завтра и вчера огнем соедини.

1901

Отшедшим

Здесь тихо и светло. Смотри, я подойдуИ в этих камышах увижу все, что мило.Осиротел мой пруд. Но сердце не остыло.В нем все отражено – и возвращений жду.

Качаются и зеленеют травы.Люблю без слов колеблемый камыш.Все, что ты знал, веселый и кудрявый,Одной мечтой найдешь и возвратишь.

Дождусь ли здесь условленного знака,Или уйду в ласкающую тень,—Заря не перейдет, и не погаснет день.

Здесь тихо и светло. В душе не будет мрака.Она перенесла – и смотрит сквозь листвуВ иные времена – к иному торжеству.

1903

Никто не умирал. Никто не кончил жить.

Но в звонкой тишине блуждали и сходились.Вот близятся, плывут – черты определились...Внезапно отошли – и их не различить.

Они – невдалеке. Одна и та же нитьСвязует здесь и там. Лишь два пути открылись:Один – безбурно ждать и юность отравить,Другой – скорбеть о том, что пламенно молились...

Внимательно следи. Разбей души тайник:Быть может, там мелькнет твое же повторенье...Признаешь ли его, скептический двойник?

Там – в темной глубине – такое же томленьеТаких же нищих душ и безобразных тел:Гармонии безрадостный предел.

1903

Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.Мой друг – влюблен в луну – живет ее обманом.Вот – третий на пути. О, милый друг мой, ты льВ измятом картузе над взором оловянным?

И – трое мы бредем. Лежит пластами пыль.Все пусто – здесь и там – под зноем неустанным.Заборы – как гроба. В канавах преет гниль.Все, все погребено в безлюдье окаянном.

Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.Мы робко шепчем в дверь: «Не умер – спитваш близкий... »Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,Кричит: «Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!»И дальше мы бредем. И видим в щели зданийСтаринную игру вечерних содроганий.

3 июля 1904

Василий Комаровский 

Вечер

За тридцать лет я плугом ветеранаПровел ряды неисчислимых гряд;Но старых ран рубцы еще горятИ умирать еще как будто рано.

Вот почему в полях МедиоланаЛюблю грозы воинственный раскат.В тревоге облаков я слушать радДалекий гул небесного тарана.

Темнеет день. Слышнее птичий грай.Со всех сторон шумит дремучий край,Где залегли зловещие драконы.

В провалы туч, в зияющий излом,За медленным и золотым орломПылающие идут легионы.

1910

Рынок

Д. Н. Кардовскому, на заданную им тему.

Здесь груды валенок и кипы кошельков,И золото зеленое копчушек.Грибы сушеные, соленье, связки сушек,И постный запах теплых пирожков.

Я утром солнечным выслушивать готовТорговый разговор внимательных старушек:В расчеты тонкие копеек и осьмушекТак много хитрости затрачено и слов.

Случайно вызванный на странный поединок,Я рифму праздную на царскосельский рынок,Проказницу, – недаром приволок.

Тут гомон целый день стоит широк и гулок.В однообразии тупом моих прогулок,В пустынном городе – веселый уголок.

1911

Август

В твоем холодном сердце мудрецаТрибун, и жрец, и цензор – совместится.Ты Кассия заставил удавитьсяИ римлянам остался за отца.

Но ты имел придворного льстецаГорация – и многое простится...И не надел, лукавая лисица,Ни затканных одежд, ни багреца.

Пасется вол над прахом Мецената,Растет трава. Но звонкая цитатаПорою вьет лавровые венки.

Пусть глубока народная обида!Как мерный плеск серебряной реки —Твой острый слух пленила Энеида.

1911

Tоgа virilis[6]

На площади одно лишь слово – «Даки».Сам Цезарь – вождь. Заброшены венки.Среди дворов – военные рожки,Сияет медь и ластятся собаки.

Я грежу наяву: идут рубакиИ по колена тина и пески;Горят костры на берегу реки,Мы переходим брод в вечернем мраке!

Но надо ждать. Еще ДомицианВершит свой суд над горстью христиан,Бунтующих народные кварталы.

Я никогда не пробовал меча,Нетерпеливый, – чуял зуд плеча,И только вчуже сердце клокотало.

1911

Горели лета красные цветы,Вино в стекле синело хрупко;Из пламенеющего кубкаЯ пил – покуда пела ты.По осени трубит и молкнет рог.Вокруг садов высокая ограда;Как много их, бредущих вдоль дорог,И никого из них не надоНадменной горечи твоих вечерних кос.Где ночью под ногой хрустит морозИ зябнут дымные посевы,Где мутных струй ночные перепевы,Про коченеющую грустьМоей любви – ты знаешь наизусть.

1912

Из цикла «Итальянские впечатления»

III

...Squilla di lontano

Che paia il giorno pianger chesi muore...

Вспорхнула птичка. На ветвистой кронеТрепещет солнце. Легкий кругозор,И перелески невысоких гор,Как их божественный писал Джорджоне.

Из райских тучек сладостный кагорСтруится в золотистом небосклоне,И лодочник встает в неясном звоне,И шевелится медленно багор.

Дохнула ночь болотом, лихорадкой.Перегорев, как уголь, вспышкой краткой,Упало солнце в марево лагун.

Ночь синяя – и в самом восхищеньи(Я с севера пришел, жестокий гунн)Мне тяжело внезапное смущенье.

1913