Варлам Шаламов - Колымские тетради Страница 11

Скоро мне при свете свечки

Скоро мне при свете свечкиВ полуденной тьмеГреть твои слова у печки.Иней на письме.Онемело от морозаБедное письмо.Тают буквы, точат слезыИ зовут домой.

Верю[17]

Сотый раз иду на почтуЗа твоим письмом.Мне теперь не спится ночью,Не живется днем.

Верю, верю всем приметам,Снам и паукам.Верю лыжам, верю летомУзким челнокам.

Верю в рев автомобилей,Бурных дизелей,В голубей почтовых крылья,В мачты кораблей.

Верю в трубы пароходов,Верю в поезда.Даже в летную погодуВерю иногда.

Верю я в оленьи нарты,В путевой компасУ заиндевевшей картыВ безысходный час.

В ямщиков лихих кибиток,В ездовых собак…Хладнокровию улиток,Лени черепах…

Верю щучьему веленью,Стынущей крови…Верю своему терпеньюИ твоей любви.

Затлеют щеки, вспыхнут руки

Затлеют щеки, вспыхнут руки,Что сохраняют много летПрикосновения разлукиНеизгладимый, тяжкий след.

Их жгучей болью помнит кожа,Как ни продублена зимой.Они с клеймом, пожалуй, схожи,С моим невидимым клеймом,

Что на себе всю жизнь ношу яИ только небу покажу.Я по ночам его рисую,По коже пальцем обвожу.

Мое лицо ты тронешь снова,Ведь я когда-нибудь вернусь,И в память нового былогоОт старой боли исцелюсь.

Скоро в серое море

Скоро в серое мореВорвется зима,И окутает горыЛиловая тьма.

Скоро писем не будет.И моя ли вина,Что я верил, как люди,Что бывает весна.

Четвертый час утра. Он — твой восьмой

Четвертый час утра. Он — твой восьмой,Вечерний час. И день, твой — день вчерашний.И ночь, тебя пугающая тьмой,Придет сюда отцветшей и нестрашной.

Она в дороге превратится в день,В почти что день. Веленьем белой ночиДеревья наши потеряют тень.И все так странно, временно, непрочно…

Она ясна мне, северная ночь,Она безукоризненно прозрачна.Она могла бы и тебе помочь,Тогда б у вас не красили иначе.

На вашей долготе и широтеОна темна и вовсе не бессонна.Она чужда моей ночной мечтеДругого цвета и другого тона.

Февраль — это месяц туманов

Февраль — это месяц тумановНа северной нашей Земле,Оптических горьких обмановВ морозной блистающей мгле.

Я женской фигурою каждой,Как встречей чудесной, смущен.И точно арктической жаждойМой рот лихорадкой сожжен.

Не ты ли сошла с самолета,Дороги ко мне не нашла.Стоишь, ошалев от полета,Еще не почувствовав зла.

Не ты ли, простершая рукиНад снегом, над искристым льдом,Ведешь привиденье разлукиВ заснеженный маленький дом.

Скрипач

Скрипач играет на углуА снег метет,И ветер завивает мглуИ кружево плетет.Но в этот искрящийся плащСо своего плечаМороз, наверно, для теплаУкутал скрипача.Все гуще снег, визгливей плач,Тревожней вой…В него вплетает и скрипачДрожащий голос свой.И звука гибкая волнаТакой тоски полна,Что нам одна она слышна,Скрипичная струна…

Не откроем песне двери

Не откроем песне двери,Песня нынче не нужна.Мы не песней горе меримИ хмелеем без вина.

Камнем мне на сердце ляжетГул тяжелый хоровой.Песни русская протяжность,Всхлипы, аханье и вой…

Мы несчастье и счастье

Мы несчастье и счастьеРазличаем с трудом.Мы бредем по ненастью,Ищем сказочный дом,

Где бы ветры не дули,Где бы крыша была,Где бы жили июлиИ где б не было зла.

Этим сказочным домомБредит каждый, и вотОн находит хоромыИв хоромы идет.

Но усталые взорыНе заметят впотьмах —Это иней узорыНалепил на дверях.

Невеселая кельяХолодна и темна.Здесь его новосельеБез огня, без вина.

Но, согрев своим теломЛедяную кровать,Он решает несмелоВсе же здесь ночевать.

И опять на дорогуОн выходит с утраИ помолится Богу,Как молился вчера…

Мы спорим обо всем на свете 

Мы спорим обо всем на светеЗатем, что мы — отцы и дети,И, ошалев в семнадцать лет,В угрозы улицы поверив,К виску подносим пистолетИль хлопаем на память дверью.Но, испугавшись новизны,В которой чуем неудачу,Мы видим дедушкины сны,Отцовскими слезами плачем.

Мне что ни ночь — то море бреда

Мне что ни ночь — то море бреда.Без лампы, в полной темнотеМне чудится, что я все едуНавстречу узнанной мечте.

И мне мерещится — все реки,Как в океан, втекают в дверь,Чтоб сжалось сердце человекаВсей невозвратностью потерь.

Как будто прорвана плотина,Вода становится мутней,Всплывают водоросли, тина,Обломки старых кораблей.

И мира некая изнанка,Его задворок грязь и мутьКо мне вернется спозаранку,И ни минуты не уснуть.

Но расступившиеся волныДорогу открывают мне.Спасения блаженством полный,Живым шагаю в тишине.

Не гидравлическим насосомОт затопленья я спасен.Мне Моисей дорожный посохБросает в океанский сон.

Свидание

Растворила таежные двери,Распахнула руками кусты.Заметались тревожные звери,Тополей встрепенулись листы.

И захлопали крыльями птицы,Затрясли головами цветы.Ты пришла, понимаю, проститься,Но зачем же так ласкова ты.

Звери раньше меня угадали,Что на сердце таится твоем.Они знать не хотят оправданий,Нас с тобой оставляют вдвоем.

Зазвенят на тебе ожерельяИ браслеты твои зазвенят.Чья ж вина в том, что мы постарели,Да и есть ли такая вина?

Ты скажи мне последнее слово,Пока солнце еще не зашло,Без обмана, без всяких уловок,Что же все-таки произошло?

Ты скажи — успокоятся птицы,Станет шелковой злая трава.В свои норы зверье возвратится,Они все еще верят в слова.

Ты скажи — и не будет обманаВ дружелюбном пожатье руки.Ты скажи — и не будет тумана,Поднимающегося от реки.

Повтори же заклятье Навина,Солнце в небе останови,Чтоб я верил хотя б вполовинуУвереньям твоим в любви.

Лес гнется ветровым ударом

Лес гнется ветровым ударом.И каждый ясень, каждый кленДрожит и стонет, как гитара,И сам гитарой бредит он.

Ведь у него не только юность,А даже старость на уме.И для нее-то рвутся струны,Остатки звуков в полутьме.

Еще вчера при невниманьеОн пошумел бы и затих.И я б не знал его страданий,И он не чувствовал моих.

А нынче он сам-друг со мноюИ даже просится в родство.Его сочувствие земное —Лекарство, а не колдовство.

Засыпай же, край мой горный