Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений Страница 11

XII

Смерть пришла... Сегодня утром пред народом поведутНа костер меня, расстригу, и с проклятьями сожгут.

Но звучит мне чей-то голос, и зовет он в тишине:«Аввакумушка мой бедный, ты устал, приди ко Мне!»

Дай мне, Боже, хоть последний уголок в святом раю,Только б видеть милых деток, видеть Марковну мою.

Потрудился я для правды, не берег последних сил:Тридцать лет, Никониане, я жестоко вас бранил.

Если чем-нибудь обидел, – вы простите дураку:Ведь и мне пришлось не мало натерпеться, старику...

Вы простите, не сердитесь, – все мы братья о Христе,И за всех нас, злых и добрых, умирал Он на Кресте.

Так возлюбим же друг друга, – вот последний мой завет:Все в любви – закон и вера... Выше заповеди нет.

1887

Уголино[3]

(легенда из Данте)

В последнем круге ада перед намиВо мгле поверхность озера блисталаПод ледяными твердыми слоями.

На эти льды безвредно бы упала,Как пyx, громада каменной вершины,Не раздробив их вечного кристалла.

И как лягушки, вынырнув из тины,Среди болот виднеются порою, —Так в озере той сумрачной долины

Бесчисленные грешники толпою,Согнувшиеся, голые сиделиПод ледяной, прозрачною корою.

От холода их губы посинели,И слезы на ланитах замерзали,И не было кровинки в бледном теле.

Их мутный взор поник в такой печали,Что мысль моя от страха цепенеет,Когда я вспомню, как они дрожали, —

И солнца луч с тех пор меня не греет.И вот земная ось уж недалеко:Скользит нога, в лицо мне стужей веет...

Тогда увидел я во мгле глубокоДвух грешников: безумьем пораженный,Один схватил другого и жестоко

Впился зубами в череп раздробленный,И грыз его, и вытекал струямиИз черной раны мозг окровавленный.

И я спросил дрожащими устами,Кого он пожирает; подымаяСвой обагренный лик и волосами

Несчастной жертвы губы вытирая,Он отвечал: «Я призрак Уголино,А эта тень – Руджьер; земля родная

Злодея прокляла... Он был причинойВсех мук моих: он заточил в оковыМеня с детьми, гонимого судьбиной.

Тюремный свод давил, как гроб свинцовый;Сквозь щель его не раз на тверди яснойЯ видел, как рождался месяц новый —

Когда тот сон приснился мне ужасный:Собаки волка старого травили;Руджьер их плетью гнал, и зверь несчастный

С толпой волчат своих по серой пылиВлачил кровавый след, и он свалился,И гончие клыки в него вонзили.

Услышав плач детей, я пробудился:Во сне, полны предчувственной тоскою,Они молили хлеба, и теснился

Мне в грудь невольный ужас пред бедою.Ужель в тебе нет искры сожаленья?О, если ты не плачешь надо мною,

Над чем же плачешь ты!.. Среди томленьяТот час, когда нам пищу приносили,Давно прошел; ни звука, ни движенья...

В немых стенах – все тихо, как в могиле.Вдруг тяжкий молот грянул за дверями...Я понял все: то вход тюрьмы забили.

И пристально безумными очамиВзглянул я на детей, передо мноюОни рыдали тихими слезами.

Но я молчал, поникнув головою;Мой Анзельмуччио мне с лаской милойШептал: «О, как ты смотришь, что с тобою?..»

Но я молчал, и мне так тяжко было,Что я не мог ни плакать, ни молиться,Так первый день прошел, и наступило

Второе утро: кроткая денницаБлеснула вновь, и в трепетном мерцаньеУзнав их бледные, худые лица,

Я руки грыз, чтоб заглушить страданье.Но дети кинулись ко мне, рыдая,И я затих. Мы провели в молчанье

Еще два дня... Земля, земля немая,О, для чего ты нас не поглотила!..К ногам моим упал, ослабевая,

Мой бедный Гаддо, простонав уныло:«Отец, о, где ты, сжалься надо мною!..»И смерть его мученья прекратила.

Как сын за сыном падал чередою,Я видел сам своими же очами,И вот один, один под вечной мглою

Над мертвыми, холодными телами —Я звал детей; потом в изнеможеньеЯ ощупью, бессильными руками,

Когда н глазах уже померкло зренье,Искал их трупов, ужасом томимый,Но голод, голод победил мученье!..»

И он умолк, и вновь, неутомимый,Схватил зубами череп в дикой злостиИ грыз его, палач неумолимый:

Так алчный пес грызет и гложет кости.

1885

Орваси

Царь Пурурава ищет свою возлюбленную в заколдованном лесу, где она превращена в лиану чарами одного отшельника.

Невидимый хор

Над душистыми цветамиПчелы весело жужжат;Южный ветер с облакамиГонит теплыми волнамиПервый вешний аромат;Ветер полон жгучей ласки,И растенья в шумной пляскеВсеми листьями дрожат.

Царь

Этой тучи полог черный —Мой роскошный балдахин.Как наряден мой придворный,Этот радужный павлин!Мне, как дань, примчали грозыСотни пенистых ручьев,И колеблются мимозыВместо пышных вееров.Лишь бананы в грусти томнойКлонят нежные цветы;Край пурпурный, венчик томный —Все в них чудо красоты:Я гляжу на них уныло,В них я вижу, полный грез,С темным взором очи милой,Покрасневшие от слез...

Невидимый хор

Белый слон по кокосовым рощам веснойДнем и ночью без отдыха бродит:Всюду ищет подруги своей молодойИ покоя нигде не находит.

Царь

Вот павлин: на камне диком,Весь обрызганный дождем,Резво прыгает он с крикомС гордо поднятым хвостом.Ветер веет, и трепещутПерья в ливне золотом,И волнуются, и блещут...Не видал ли ты, павлин,Где-нибудь богини кроткой,Не встречал ли средь долинПери с царственной походкой?..Нет! Он радостно молчит,Он смеется надо мною;Только хвост его горит,Словно тучки пред зарею.Да, павлин, – открой смелей,Распусти ты хвост победно!Здесь ведь нет Орваси бедной,Нет соперницы твоей:Если милая, бывало,Гиацинты заплеталаВ темный шелк своих кудрейИ потом их распускала, —То пред ней, полна стыдом,Эта царственная птицаНе могла уже гордитьсяЯрко блещущим хвостом!

Невидимый хор

По зеленой бамбуковой чаще веснойБелый слон тихой поступью бродит;Он клыки опустил, он поник головойИ покоя нигде не находит.

Царь

Чу! Я слышу, прозвенелиСловно кольца ожерелий.Крик блаженства затая,Жадно внемлю... НеужелиЭто – милая моя?Нет! То лебедь над волнамиИз густых болотных травЗвонко крикнул, увидав,Как с весенними дождямиТучи тянутся грядами.Гордый лебедь, отряхнувЖелтых лотосов тычинки,С них медовые росинкиТы лови в свой темный клюв,Через горы и пустыниСобирайся в дальний путь,Но скажи – моей богиниНе видал ли где-нибудь?..Взор он грустно подымает,Словно молвит: «Не видал».Нет, он видел, но скрываетЭту тайну; где б он взялСтолько грации свободной!..У царевны благороднойВсе движенья он украл,И как вор бежит от казни,Так, царя узнав во мне,Мчится в трепетной боязниОн к лазурной вышине.

Невидимый хор

По глубоким цветущим долинам веснойБелый слон тихой поступью бродит:Всюду ищет подруги своей молодойИ покоя нигде не находит.

Царь

Вот пчела: благоуханьемИ теплом опьянена,В розу прячется она;И таинственным жужжаньемРоза нежная полна:Так в безумные мгновенья,Если пери я лобзал,Страстный шепот наслажденьяВ алых губках замирал.Где ж Орваси дорогая,Не видала ль ты, пчела?..Нет, ты видеть не могла:Если б встретилась, играя,Ты с дыханьем милых уст, —Ты б от них не отлетела,Ты бы видеть не хотелаЭтой розы пышный куст!

Невидимый хор

Там, под кущей миндальных деревьев, веснойБелый слон тихой поступью бродит;Он клыки опустил, он поник головойИ покоя нигде не находит.

Царь

Что за чудо! Дивный каменьМежду темных скал горит;Он кидает на гранит,Словно кровь, пурпурный пламень.

(Наклоняется и берет его в руку)

Только мне уж не видатьТой головки, где б лучамиНад душистыми кудрямиЭтот камень мог сиять!Прочь, рубин, – тебя слезамиЯ не буду омрачать.

Невидимый хор

Талисман драгоценный ты свято храни:Он дарует влюбленным счастливые дни.

Царь (подымая брошенный камень)