Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972 Страница 11

«Когда откажутся от колеса…»

Когда откажутся от колеса,когда его ходулями заменят,а десятичная система счетапомрет, а синхрофазотроныпойдут на переплавку —Пушкинавсе будут знать по имени и отчеству.Я выбрал самую надежную профессию:в ней все плохоеустаревает сразу, в чертежах,а все хорошеев двадцатом векене хуже, чем в двадцатом векедо нашей эры.Когда откажутся от рук и глаз,от смелости и от любви,тогда откажутся от нас —от Пушкина.

СЛОВА, СЛОВА

Если иссякнут силы,а дело все-таки правое —появляется пафос.

Власть бытия над сознаниемимеет свои пределы.Разгневанное сознаниекомандует бытием.

Ежели снабжениене обеспечит сражение,его обеспечат речивзволнованных политруков.

Слова, слова, слова, —говаривал Гамлет.Кроме того, есть Слово,которое было вначале.

Вначале было слово,и только потом — дело.

Слова, слова, слова, —говаривал Гамлет,написанный словами,десятком тысяч слов.

Последняя провинция,сдаваемая войском, —язык.Дальше некудаи некогда отступать.

РЕЙД

У кавкорпуса в дальнем рейде —ни тылов, ни перспектив.

Режьте их, стригите, брейте —так приказывает командир.

Вот он рвется, кавалерийскийкорпус —            сабель тысячи три.

Все на удали, все на риске,на безумстве, на «черт побери!».

Вот он режет штаб дивизиии захватывает провизию.

Вот районный город берети опять, по снегам, вперед!

Край передний, им разорванный,много дней как сомкнулся за ним.

Корпусные особые органыжгут архивы, пускают дым.

Что-то ухает, бухает глухо —добивают выстрелом в ухосамых лучших, любимых коней:так верней.

Корпус, в снег утюгом вошедший,застревает, как пуля в стене.

Он гудит заблудившимся шершнем,обивающим крылья в окне.

Иссякает боепитание.Ежедневное вычитаниемолча делают писаря.

Корпус, словно прибой, убывает.Убивают его, добивают,но недаром, не так, не зазря.

Он уже свое дело сделал.Песню он уже заслужил.Красной пулей в теле беломон дорогу себе проложил.

КРОПОТОВО

Кроме крыши рейхстага, брянских лесов,севастопольской канонады,есть фронты, не подавшие голосов.Эти тоже выслушать надо.Очень многие знают, где оно,безымянное Бородино:это — Кропотово, возле Ржева,от дороги свернуть налево.Там домов не более двадцатибыло.               Сколько осталось — не знаю.У советской огромной земли — в грудито село, словно рана сквозная.Стопроцентно выбыли политруки.Девяносто пять — командиры.И село (головешки да угольки)из рук в руки переходило.А медали за Кропотово нет? Нет.За него не давали медали.Я пишу, а сейчас там, конечно, рассвети ржаные желтые дали,и, наверно, комбайн идет по ржиили трактор пни корчует,и свободно проходят все рубежи,и не знают, не слышат, не чуют.

РОМАН ТОЛСТОГО

Нас привезли, перевязали,суть сводки нам пересказали.Теперь у нас надолго нету дома.Дом так же отдален, как мир.Зато в палате есть четыре томаромана толстого «Война и мир».

Роман Толстого в эти временаперечитала вся странав госпиталях и в блиндажах военных.Для всех гражданских и для всех военныхон самый главный был роман, любимый:в него мы отступали из войны.Своею стойкостью непобедимойон обучал, какими быть должны.

Роман Толстого в эти временастрана до дыр глубоких залистала;мне кажется, сама собою стала,глядясь в него, как в зеркало, она.

Не знаю, что б на то сказал Толстой,но добродушье и великодушьемы сочетали с формулой простой:душить врага до полного удушья.Любили по Толстому; по нему,одолевая смертную истому,докапывались, как и почему.И воевали тоже по Толстому.Из четырех томов его                                        косилна Гитлера                   фельдмаршал престарелыйи, не щадя умения и сил,устраивал засады и обстрелы.С привычкой славной —                                         вылущить зернопрактического —                         перечли со вкусомроман. Толстого знали мы давно.Теперь он стал победы кратким курсом.

ПЕРЕПРАВА

Не помеченные на картеи текущие так, зазря,подмосковные речки в мартеразливаются в полуморя.

Ледяная, убивающаяснеговая вода,с каждым часом прибывающая,заливает пойму тогда.

Это все на неделю, на две,а потом все схлынет, уйдет.Ну, а две недели                              разветак легко прожить, пережить!

В эти самые две неделив марте, в 42-м году,на меня вещмешок надели.Я сказал: «Сейчас пойду».

Дали мне лошаденку: квелая,рыжая. Рыжей меня.И сказали кличку: «Веселая».И послали в зону огня.

Злой, отчаянный и голодный,до ушей в ледовитом огне,подмосковную речку холоднуюпереплыл я тогда на коне.

Мне рассказывали: простудилсяконь           и до сих пор хрипит.Я же в тот раз постыдилсяв медсанбат отнести свой бронхит.

Было больше гораздо спросув ту войну с людей, чем с коней,и казалось, не было сносунам          и не было нас сильней.

Жили мы без простудной дрожи,словно предки в старину,а болеть мы стали позже,когда выиграли войну.

ВЫСВОБОЖДЕНИЕ

За маленькие подвиги даютсямедали небольшой величины.

В ушах моих разрывы отдаются.Глаза мои пургой заметены.

Я кашу съел. Была большая миска.Я водки выпил. Мало: сотню грамм.Кругом зима. Шоссе идет до Минска.Лежу и слушаю вороний грай.

Здесь в зоне автоматного огня,когда до немца метров сто осталось,выкапывает из меня усталость,выскакивает робость из меня.

Высвобождает фронт от всех забот,выталкивает маленькие беды.

Лежу в снегу, как маленький завод,производящий скорую победу.Теперь сниму и выколочу валенки,поставлю к печке и часок сосну.И будет сниться только про войну.

Сегодняшний окончен подвиг маленький.

ДВЕСТИ МЕТРОВ

Мы бы не доползли бы,ползи мы хоть ползимы.Либо случай, либо —просто счастливые мы.

Ровно двести метровбыло того пути,длинных, как километры…Надо было ползти!

Надо — значит, надо!(Лозунг той войны.)Сжав в руках гранаты,мы ползти должны.

Белые маскхалатытихо берут подъем.Словно ели, мохнаты,оползнями ползем.

Оползнями, плывунамиплыли мы по снегам.Что же станется с нами,взвод не постигал.

Взвод об этом не думал:полз, снег вороша.И как пену сдунулнемцев с рубежа.

ДЕНЬ ПОБЕДЫ В АЛЬПАХ