Бенедикт Лившиц - Полутораглазый стрелец Страница 11

1909

21. СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ СЕКСТИНА

Он угасал в янтарно-ярком свете.Дневное небо, солнечный виссон,Земля в цвету, властительные сетиЗемной весны — в мечтательном поэтеНе пробуждали песен. Бледный, онВсегда был замкнут в свой любимый сон.

Когда-то близкий, невозвратный сон:В колеблющемся сумеречном свете —Заглохший сад, скамья, она и он.Молчание. Предчувствия. ВиссонПоблекших трав. На ней и на поэте —Плакучей ивы пепельные сети.

И чьи-то руки — сладостные сети —Его влекут в любовный тихий сон.Старинная легенда о поэтеИ девушке, забывших все на свете,Отвергнувших и пурпур и виссон!Безмолвный сад, где лишь она и он!

Мечты, мечты!.. Как рыбарь сказки, онПроспал улов, и разорвались сети,И он глядит: идет ко дну виссонЗлатых чешуй, и тает, тает сонВ безжалостном янтарно-ярком свете:Проклятье дня почиет на поэте.

Увы, нельзя все время о поэтеГрустить и ждать: когда, когда же онПоймет тебя?.. Нельзя в вечернем свете,Сквозь тонкие, как паутина, сетиГлядеться вечно в свой заветный сон,Где — ложе страсти, пурпур и виссон.

Шурши, осенний царственный виссон,Нашептывай секстину о поэте,Ушедшем в свой любимый давний сон,В забытый сад, где грустно бродит он,Больной поэт, где чуть трепещут сетиПлакучих ив, застывших в сером свете.

При свете дня и пепел, и виссон,И сети ив, и строфы о поэтеСмешны, как он, но это — вещий сон.

1910

22. ПОСЛЕДНИЙ ФАВН

В цилиндре и пальто, он так неразговорчив,Всегда веселый фавн… Я следую за нимПо грязным улицам, и оба мы хранимМолчание… Но вдруг — при свете газа — скорчив

Смешную рожу, он напоминает мне:«Приятель, будь готов: последний сын ЭлладыТебе откроет мир, где древние усладыЕще не умерли, где в радостном огне

Еще цветет, цветет божественное тело!»Я тороплю, и вот — у цели мы. НесмелоТолкаю дверь: — оркестр, столы, сигарный дым,

И в море черных спин — рубиновая пена —Пылают женщины видений Ван-Донгена,И бурый скачет в зал козленком молодым!

1910

ВОЛЧЬЕ СОЛНЦЕ

23. ПЬЯНИТЕЛЬ РАЯ

Пьянитель рая, к легким светамЯ восхожу на мягкий лугУже тоскующим поэтомПоследней из моих подруг.

И, дольней песнию томимы,Облокотясь на облака,Фарфоровые херувимыВо сне качаются слегка, —

И, в сновиденьях замирая,Вдыхают заозерный медИ голубые розы рая,И голубь розовых высот.

А я пою и кровь, и кремни,И вечно-женственный гашиш,Пока не вступит мой преемник,Раздвинув золотой камыш.

1911

24. ВОЗВРАТ

Едва навеянный Евтерпе,Изваивая облака,Из вай, вечерний златочерпий,Ты тронешь стебли тростника

О золотом закате пены,Приречном посреди стрекоз,На бледный луг, тобой забвенныйЗа розами метаморфоз,

И принесешь уклоны крылийИ собранный вечерний сокВлюбленной больше райской пылиК загару отроческих щек.

1912

25. ЦЕЛИТЕЛЬ

Белый лекарь, недозрелый трупикБольшеглазого Пьеро,Вырастивший вымышленный тропикВ мартовское серебро.

Нет, не пыль дождливого клавира,Ты стесняешь белизнойВсе широкие слова на эро,Все слова в целебный зной.

Колыхаясь белым балахономТуфле в такт и сердцу в такт,Праведник в раю благоуханном,Вот — нисходишь на смарагд.

1913

26. НЕКРОЛОГ

О тропике трепетный клоун,Из крапин запретных рябоНа всем балахоне, во что онИграл головой би-ба-бо?

На счастие в лилии передАмерикою тишиныОн замер и севером меритОтпущенниц райской весны,

Чья полузнакомая вераСмарагдами огражденаВ широкое слово на эро,Бежавшее строгого сна.

1913

27. СТЕПЬ

Раскруживайся в асфодели,В рябые сонмища галчат:По пелене твоей звучатУпорные виолончели.

И луковицы взапертиЗабудь тепличными цветами —Вздыбясь щербатыми крестами,На повороте расцвети.

1911

28. ЛОГОВО

В тычинковый подъяты ростДва муравьиных коромысла —Из нищей лужи рыжий мостУходит к севам Гостомысла,

И паутинная весна,Забившаяся в угол клети,По темным угородам снаТрепещет посреди веретий.

1912

29. ТЕПЛО

Вскрывай ореховый живот,Медлительный палач бушмена:До смерти не растает пенаТвоих старушечьих забот.

Из вечно-желтой стороныЕще недодано объятий —Благослови пяту дитяти,Как парус, падающий в сны.

И, мирно простираясь ниц,Не знай, что, за листами канув,Павлиний хвост в ночи кургановСверлит отверстия глазниц.

1911

30. НОЧНОЙ ВОКЗАЛ

Мечом снопа опять разбуженный паукЗакапал по стеклу корявыми ногами.Мизерикордией! — не надо лишних мук.Но ты в дверях жуешь лениво сапогами,

Глядишь на лысину, плывущую из роз,Солдатских черных роз молочного прилавка,И в животе твоем под ветерком стрекозЛегко колышется подстриженная травка.

Чугунной молнией — извив овечьих бронь!Я шею вытянул вослед бегущим овцам.И снова спит паук, и снова тишь и соньНад мертвым — на скамье — в хвостах — виноторговцем.

1911

31. КИЕВ

Поправ печерские шафраны,Печально чертишь лоб врагаСквозь аракчеевские раныВ оранжерейные снега,

Чтоб Михаил, а не МеркурийПростил золотоносный рост,Соперничающий в лазуриС востоками софийских звезд,

За золотые, залитыеНеверным солнцем первых летСады, где выею БатыяОхвачен университет.

1913

32. АНДРОГИН

Ты вырастаешь из кратéра,Как стебель, призванный луной:Какая медленная вераИ в ночь и в то, что ты со мной!

Пои, пои жестокой желчьюБегущие тебя цветы:Я долго буду помнить волчьюДорогу, где блуждала ты,

Где в час, когда иссякла вераВ невоплощаемые сны,Из сумасшедшего кратéраТы доплеснулась до луны.

1912

33. ЛУННЫЕ ПАВОДИ

Белей, любуйся из ковчегаЦветами меловой весны!Забудь, что пленна эта негаИ быстры паводи луны!

Хмелей волненьем легких белев:Я в них колеблюсь, твой жених.Я приближаюсь, обесцеливПлесканья светлых рук твоих.

Взгляни — соперник одноокийНе свеет серебра с пещер:Распластываю на востокеПрозрачный веер лунных вер.

1912