Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг. Страница 11

Авдотье Павловне Баумгартен

Примите! Груз стихов моихВам представляю в этих томах;Немало вы найдете в нихИ чувств, и мыслей, вам знакомыхЧего не понял бы никто,Я знаю – все поймется вами;Душой доскажется вам то,Что не досказано словами.Еще при юности огнеВы светлой музой были мне,Светилом дней тех незабвенных,Моею лучшею мечтой,Предметом песен вдохновенныхИ стонов лиры золотой.С какою сладкой нервной дрожьюСтихи, что я для вас слагал,Бывало, к вашему подножьюЯ с сердцем вместе повергал!И каждый взгляд ваш благодарныйМне был – источник новых сил;Меня он в мир высокопарный,В соседство к богу возносил;И снисхожденья неземногоИсполнясь к страннику земли,Меня, уже немолодогоСлугу, поклонника простого, —Своим вы другом нарекли,И в этом сане, в этом чине,Я свысока на мир смотрю:«Друзья! Я – друг моей богини!» —Друзьям я гордо говорю.И вам, с душой перегорелой,Старик, под старость одурелой,Вверяю, тайно от другихЯ бремя мук моих бессильных,Моих дурачеств предмогильных,Предсмертных глупостей моих,Любви, не стоящей вниманьяИ слез, достойных посмеянья…Но все ж – вам гласно объявлю,Что я до гроба – не изменник:Я ратник ваш, а там лишь пленник,Я там влюблен, а вас люблю!

Я. П. Полонскому

Между тем как на чужбинеЛучшим солнцем ты согрет,в холодах проводим нынеМы одно из наших лет.У Невы широководнойВ атмосфере непогодной,И отсюда наш приветШлем тебе, наш превосходной,Драгоценнейший поэт!

Говорят, что ты оставилБаден – Баден и к местамПриальпийским путь направил,И теперь витаешь там.Воздух сладостный Женевы,Как дыханье юной девы,Да влечет тебя к мечтамИ внушит тебе напевыНовых песен, милых нам.

Коль наладит с русской кровьюВоздух тот – ему и честь.Пусть он даст прилив здоровьюТвоему. – Ты ж нам дай весть:Как живешь вдали и вчуже?Мы ж поем все песню ту же:где ж нам новую завесть?Прозябаем в летней стуже;А ведь все ж отрада есть.

В шубах ездим мы на дачуПод приветный кров спешаК тем, которых я означуЗдесь начальной буквой Ш…Догадайся, – к тем знакомым,Что живут уютным домом,Где сидишь, легко дыша,И радушным их приемомСогревается душа,

К согреванью ж плоти грешнойЕсть камин и чай гостям;И вчера у них успешноПобеседовалось нам;Был Щербина, Сонцов; сноваО тебе метали слово —Знаешь – с бранью пополам;Вспоминали СоколоваИ фон – Яковлева там.

И стихи твои читали,И казалось мне: в тишиВ них оттенки трепеталиПодвижной твоей души,И – не надобно портрета, —Личность светлая поэтаОчерталась: поспешиДать еще два, три куплета —И подарок доверши.

«Воплощенное веселье…»

Воплощенное веселье,Радость в образе живом,Упоительное зелье,Жизнь в отливе огневом,Кипяток души игривой,Искры мыслей в море грез,Резвый блеск слезы шутливойИ не в шутку смех до слез,Легкой песни вольный голос,Ум с мечтами заодно,Дума с хмелем, цвет и колос,И коронка, и зерно.

Признание в любви чиновника заемного банка

Кредитом страсти изнывая,Красавица! У ног твоихГорю тобой, о кладоваяВсех мук и радостей моих!

По справке видно самой вернойЧто я – едва узрел твой лик —Вмиг красоты твоей безмернойЯ стал присяжный ценовщик.

Но цифры все мои ничтожны,Все счеты рушиться должны,По всем статьям итоги ложны,Я вижу: нет тебе цены!

Сам контролер – моих страданий,Конечно б, всех не сосчитал!Моих и мыслей и желаний,В тебя я внес весь капитал.

Я внес – и не брал документовНа сей внесенный мною вклад.И ждал, чтоб мне в замен процентовТобой был кинут нежный взгляд.

Бог дал мне домик. Чуждый мируСей домик – сердце; я им жил:Я этот дом, любви квартиру,В тебе, как в банке, заложил.

Чертог не каменный, конечно!(Таких и нету у меня) —Он пред тобой стоял беспечно.Незастрахован от огня.

И обгорел, но я представилТебе и пепел – все, что мог;Молю: помимо строгих правилПрими убогий сей залог!

Прими – и действуй без прижимки:Арест, коль хочешь, налагай,Лишь бедный дом за недоимкиВ публичный торг не назначай!

Да и к чему? Никто не купит,Ты за собой его упрочь,Все льготы дай! Чуть срок наступит —Отсрочь, рассрочь и пересрочь!

Одно своим я звал именье,И было в нем немного душ:Одна душа в моем владеньиБыла и в ней все дичь и глушь.

Теперь и душу я, и телоСдаю, кладу к твоим стопам.Ты видишь: чистое тут дело;А вот и опись всем статьям.

Моя вся пашня – лист бумаги,Мой плуг – перо; пишу – пашу;Кропя дождем чернильной влаги,Я пашню ту песком сушу…

На роковом Смоленском полеМоя землица, но и тутИмею я сажень – не боле,И ту мне после отведут

Я весь, как ведомость простая,Перед тобой развит теперь.С натурой описи сличая,Обревизуй и все проверь.

Тебе служить хочу и будуЯ всем балансом сил моих,Лишь выдай мне с рукою в ссудуВсю сумму прелестей твоих!

Мы кассу общую устроим,Кассиром главным будешь ты,И мы вдвоем с тобой удвоимСвои надежды и мечты.

Хоть будет не до хваток гибельКой в чем; за то в любви у насЧрез год иль менее – уж прибыль,Клянусь, окажется как раз.

И так из года в год умножимМы эти прибыли с тобой,И вместе мы себя заложимоВ наш банк последний – гробовой!

К точкам

Знакомки старые? О вы, в немые строчки,Средь огненных стихов, разбрызганные точки!Скажите: бросив здесь неконченый куплет,Сам, мимо всех чинов, насыпал в вас поэт,Иль вы явились тут и в должности и в чине —По независящей от автора причине?Поставленны ль в замен игривых, острых слов,Могущих уколоть каких-нибудь глупцов,Которые живут на нашем попеченьи,Имея иногда особое значенье?Иль заменили вы нескромный оборотРечей, способных жечь и соблазнять народ,Вводить в лукавый грех жену или вдовицуИ заставлять краснеть стыдливую девицу?Иль правда смелая идеи роковой,Чтоб не тревожить мир больной, полуживой,За вами спряталась? Так, в отвращенье громуИ шуму от езды по тряской мостовой,Кидают пред жильем недужного солому.

Желания

Кругом существенность бедна;Везде – концы, пределы, грани;Но в скудной жизни мне данаНеограниченность одна —Неограниченность желаний.Желаньем в вечность я лечу;И – червь земли – в быту убогомЯ всемогущим быть хочу,Я быть хочу – безумец – богом.Я чуть ступил – и изнемог,Но с жалкой слабостью своеюВ своих желаньях я, как бог,Я беспредельностью владею,И повелительно своюТебе я возвещаю волю,И блага все тебе на долюВ прямых желаньях отдаю;И – близок час: перегораяВ последнем пламени любви,Тебе скажу я, умирая:«Прости! Будь счастлива! Живи!»

«Поселившись в новой кельи…»

Поселившись в новой кельиСтран измайловских в глуши,За привет на новосельеБлагодарность от душиЛавроносному поэтуВсеусердно приношуЯ любезность, и прошуОзарять мой темный уголПоэтическим лучом,Хоть иные – то как пугалРифм боятся, да и в чемНе дано им как-то вкусу:Пусть боятся. Храбрость трусуИ несродна; – их потребМузы чужды; что им Феб?Мы ж – присяжники искусства —Стариною как тряхнем,Новичков – то силой чувстваВсех мы за пояс заткнем.современные вопросы,Канканируя, ониПусть решают! Мы ж в тениГаркнем: прочь, молокососы!Тяжба с нами вам невмочь.Знайте: можем всех вас в купеМы в парнасской нашей ступеВ прах мельчайший истолочь.

Игра в шахматы

Войско стоит против войска. Готовятся к бою.Высится гордо над всеми король головою.Пешки стоят впереди. – Им сначала идти и валиться.В задних рядах королева и важные лица.Падают пешки. – То сволочь! Никто и не плачет.Пусть очищается прочим; а конь через головы скачет.Строются планы, к врагов пораженью приемлются меры.Накось, облическим шагом идут офицеры.Башни стоят по углам. Их натуре не свойственно прыгать.Сам же король иногда в своей сфере домашнейБашню швырнет через себя, да и станет за башней;А поелику царю неучтиво сказать: ретируйся! —Коротко и нежно ему говорят: рокируйся!Он безопасного места заранее ищет в сражениях,Важности ради великой не быстр он в словах и движеньях.С клетки на ближнюю клетку ступает направо, налево,Взад и вперед, да и только. – А вот – королева,Та семимильно шагает и наскось и прямо;Многое ей позволяется. – Это ведь дама!То через все поле сраженья, через смутную пашнюПо-офицерски летит она вкось, то как башнюПрямо ее переносят: ее и противник уважит:Ей приготовя удар, – «Берегись!» – он ей скажет.Если опасность грозит королю, тот удар не творитсяСразу ему: предварительно «шах» говорится.Случай коль есть заслонить, то и с места его не сдвигают,Пусть не тревожится! Все короля охраняют.На смерть все пешки пойдут и фигуры: ни слова,Пасть за него и сама королева готова.Если шах от коня, то нельзя оградить – это значит:Сам уходи! Ибо конь чрез ограды все скачет.Если же мат королю, то хоть сил еще много,Войско сдается бессорно. – Прямая дорогаВсем остальным тут фигурам и пешкам – путь в ящик.Здесь представляется участи общей образчик.Тут, не боясь уж подвергнуться царскому гневу,С пешками вместе кладут короля, королеву,Знать тут и сволочь – все вместе. Таков уж обычай!Кто победил, кто сражен – все туда, без различий!Кончена партия. – Ходы все те ж на земле повторяя,Смертный волнуется партию жизни играя.Разница та, что игрок сам в игру ту невольноВводится высшею силой, подчас хоть и больно.Мнит он: «Я двигал игру всю», – а рок самого его двигал,Сам он и пешкой служил, да и конником прыгал.Был офицером и башней. «Мат» – скажет верховный указчик,Сходит с доски он игральной и прячется в ящик.

Песнь радости