Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Материалы архива Л. Леончини. Том 2 Страница 11

8 апреля

Обращение

В ожесточеньи отрицаньяЕсть доказательство Того,Кто в величавом мирозданьи —Начало Вечное всего.

Я был безбожником недолго,Когда младенческую даньПред идолом земного долгаБросала дерзостная длань,

Когда в гражданское болотоМеня течением влекло,Но глотку стягивало что-то,Но сердце резало стекло

Мне каждый раз, когда я слепоВопил со всеми: «Нету Бога!»,Когда перед дверями склепаКричал: «Окончена дорога!»

Когда же я однажды в ближнемОстаток веры захлестнул,Подстреленным мне кто-то крыжнем:«Зачем преследуешь, Саул?» —

С таким мучительным укором,С таким смиреньем простонал,Что дрожь передалася шпорамИ сердце пронизал кинжал.

И я бежал в души пустынюИ Бога в бездне отыскал, —И Парсифалеву святынюНашел у Монсальвата скал!

Я Божий паладин суровый,Средневековый человек,Безбожия кошмар неновыйНе убедит меня вовек.

Разрушенные роком храмыВ пустыне я воссоздаюИ очи благородной дамыСвоей мистически пою.

Мучительный сомненья демонКопьем Лонгина поражен,Мечты я царственный игемон,Чистейшей из небесных жен

Смиренно девственный любовникИ сладостный апологет,И роз невянущих садовник,И песен странных музагет.

11 апреля

Гнилое море

Жутко и душно и нужноВ топях загнившего моря,Черное, ветхое судноГнется, с прибоями споря.

Квакают в трюме лягушки,Мидии впились в шпангоуты,В люках зеленые пушкиСтрашны врагу, как бой-скоуты!

Черное море загнило,Страсти прияло корону,Срезала кудри ДалилаЮному войну Самсону.

Знамя старинное славыВновь не увидят стихии,Смрадные выросли травыВ остове бедной России.

Только в спасательном шлюпеГорсточка бедных бойцовПлачет на распятом трупеС попранным флагом отцов.

Красные крадутся спруты,Лучше изгнанья проклятье!На воду весла. МинутыСчитаны, милые братья!

8 мая

Вечная сказка

Это старая сказка, Миледи,В благовесте рокочущей медиБез труда вы могли бы прочестьЭту странно нестранную весть.

Это вечная сказка, Мадонна,Когда небо раскроет бездонноГолубую безбрежности пасть, —Так поет корабельная снасть.

Это вешняя сказка, принцесса,Но в дремучем дыхании лесаВ запечатанный кровью ларецСхоронил ее Бедный Отец.

Осудить ли неопытность Божью,Разукрасить ли новою ложью?Или попросту мимо пройти,Засмеявшись кому-то в пути?

Лишь в объятиях слова и формыПолновластен червленые кормыВыводит в неприемлемый мирОпьяненный твореньем факир.

Лишь к бесцельным в бесцельном восторгеПрилетает Святитель ГеоргийИ дракона сражает копьем,Что мы жизнью зачем-то зовем.

Это старая сказка, Миледи,Но ручные со мною медведиИ воскресшего Пана свирельВ твоей появятся гордый кастель.

Это вешняя сказка, Мадонна,Хоть поблекла на кудрях коронаИ сонеты завяли ПетраркиНа разрушенной Хроносом арке.

Это вечная сказка, принцесса,Навсегда неизменная месса!Кто не верит в нее – не поэт,Не родиться б такому на свет!

8 июня

Моей Антигоне

России нет, но жив печальныйАрхистратиг ее опальный.На бурей сломанном крыле,По кровью залитой земле,Среди развалин и пожарищ,Он, задыхаясь от тоски,Чертит круги, как мотылькиНа крылышках полусожженных,И от идей умалишенных,Плотски нелепых, злобно-волчьих,Исходит гневом, скорбью, желчью…Когда ж действительности звеньяРазъединяют сновиденьяИ сострадательной рукойДают обманчивый покой,Он бешеным летит аллюромК Кадора доломитным турам,К Понтеббе, к пограничной Местре,Где в восхитительном оркестреВека минувшие слились,Где и растоптанный НарциссНа стебле сломанном поет,На Божий опустясь кивот.Возьмемся за руки, подружка,Не спрут – постель, не гроб – подушка,Еще я встану, помоги!Дай обопрусь, верней шаги,Когда свинцовой головойЯ груди прикоснусь живой.Тяжка терновая корона,Но ты со мною, Антигона,Чрез италийский перистиль,Через мелодию и стиль,Словами вещими играя,Ты доведешь меня до рая!

8 июня

Без идей

Все идеи – чародеиЗлобные и палачи,И Аттилы-БерендеиИ кровавые мечиПеред ними – как барашкиБелорунные в овражке,Как смиренные лилеиНа Эдемовой аллее.

Все идеи, как Христовы,Лишь развяжутся швартовы,Гибельным грозят пожаромВ неизменно-жутко-старомМире горя и страстей, —И меж порванных снастей,Как татарник на толоке,Кровью душатся пророки.

Лучше старыми словами,Изгибаясь над канвами,Арабески вышиватьИ измученную мать,Жизнь злосчастную, как прежде,В сновидения одежды,В звуки песен одевать,Жизнь, измученную мать!

14 июня

Клития

Нифма несчастная Клития,В Эросе ты мне сестра:Оба искали наитияМы в лучезарности Ра,Оба росою небесноюЖили в горчайших слезах,Оба любовью безвестноюГибли в тлетворных низах.В грубый подсолнечник, бедная,Ты превратилась, сестра,Жесткая, пошлая, меднаяЛичико кисть маляраОхрой вульгарной покрыла,Глазки для хамского рылаВ семечек полную жменюВдруг по чьему-то веленьюНагло в тебе превратила.Эрос, великая сила,Правда, и любишь ты крепко,Но по соседству и репка,Глупый картофель и свекла,И парниковые стекла,Любишь по-прежнему ФебаОгненных коней и небаЖуткую ты бирюзу,Любишь с задворок, внизу,Любишь и охряным дискомВертишь по трухлым редискамВслед за священной квадригой,Но непрочтенною книгойБудет любовь твоя век.Горький, увы, человекБрат твой, несчастная Клития,Но возлюбивший чело АполлонаВ тайне Деметрина лона;Всем я подобен тебе,Разве не видишь в грибеЖалком в углу подземельяПламень того же веселья,Слезы того же страданья,Скуку того ж мирозданья.Гадок я плотью и серСтал от обманных Химер,Гадок и зол и бесплоден,В цепях и струпьях бесплоден,Гадок, сестра, я до жути, —Но таких не залузгают люди!

28 июня

Апокатастазис

Ах, скоро, скоро плоти бреннойСлетит мучительный воздух,Апоката́стазис вселеннойСвершится чрез вселенский дух.

Начала отпадут другие,Как хризалидовый кокон,Страданий чистых литургияВзнесет в замирный Геликон!

Всё излученное вернетсяК первоначальному ключу,Бессмертие на дне колодцаПотухшую зажжет свечу.

Всё окропленное слезами,Все рокотавшее струнойПростится с мрачными низамиИ сбросит воплощенья гной.

Стоглавой Истины ужимкиИ разума холодный смех, —Фальшивые теперь ефимки,Облезший горностая мех.

И всё заплёвано сомненьем,И всё просижено умом,И обанкручен с вдохновеньемПоэт и с логикою гном.

Апокатастазис единыйНе в силах вытесать из насБесплодного рассудка льдиныИ правды жалкий ватерпас.

Апокатастазис тоскоюДостигнут непреодолимой,Любовью к Фебову левкоюИ духа вековою схимой.

1 июля

Филемон и Бавкида

Однажды Зевес с облаков лучезарныхОлимпа сошел, как простой пилигрим;В убогих лохмотиях высокопарныхБогов повелитель был людям незрим.

Но Феб закатился, и Ночь покрывалаНабросила черные вниз по холмам,Замолкли сиринксы, умолкли кимвалы,Пастух и селяне пошли по домам.

В безлюдную сходит Зевес деревушкуИ просит смиренно и слезно ночлегаВо имя бессмертных селян и пастушку,И в фавновых шкурах раба под телегой.

Но в камень сердца обратились людские,Никто не пускает прохожего в дом,Нагого насмешкой встречают нагие,Спускают овчарок, грозятся колом.

И вот под нависшей скалою избушкуПоследнюю видит сердитый Зевес;Столетний старик лобызает старушкуСедую, как лунь, под жемчугом небес.

Как нежны они, будто только сегодняВпервые уста прикоснулись к устамИ за море будто еще преисподняИ черн Ахеронта далек старикам.

Зевес умиленный их просит ночлега,И старцы, как сына любимого, в домВедут громовержца: ведь Альфа-ОмегаДля любящих путник за бедным столом.

Они ему пыльные сняли сандалииИ ноги омыли студеной водой,И алой усыпали ложе азалией,И подали сыр и последний удой.

Когда розоперстая Эос кораллыВ живую рассыпала моря эмаль,И в мирте пичужки запели хоралы,И низ островная отметила даль,

Зевес поднялся и любезных хозяевНа камень повел и угрюмо сказал:– Я громом лачуги сожгу негодяевЗа то, что бездомному голый не внял;

А вы, Филемон и седая Бавкида,Просите, исполнена просьба вперед!– Пусть, Зевс Вседержитель, к воротам АидаНас вместе Харонов челнок подвезет!

И стрелы гремящие стены убогиеПовергли и мигом сровняли с землей,На камне же выросли Дории строгиеКолонн и дивный фронтон голубой —

На месте, где жалкая гнила лачугаСтолетних любовников, милых Зевесу,И стражами храма, немых от испуга,Поставил их Бог Олимпийский, а мессу

И волнам, и тучам, и синим зефирам,И пчелам, и птицам, и тонкую нитьПрядущим арахнам, и жемчужным лирамСветил полуночных велел он служить.

Когда же сияющий Танатос факелЛюбящих пришел загасить стариков,Никто не смутился, никто не заплакал,От земных навек отходя берегов.

Их руки столетние тихо сплелися,Беззубые рты, как впервые, слилися,А ноги дрожащие корни пустили,Глубокие корни в седые ковыли.

И два кипариса столетних на диво,На диво и радость глазам, как мечи,Простерлись в лазурное небо счастливо,И Феб в золотые одел их плащи.

О Зевс Вседержитель, о Феб златокудрый!Придите скорее и в нашу лачугу,Мы символ постигли угрюмый и мудрыйИ тихо устами приникли друг к другу.

Мы Бога приемлем и мир славословимЗа формы и краски и слова гипноз,Мы души любовные к храму готовимИ в терниях ищем пылающих роз.

Пусть Танатос вместе и нас, как БавкидуИ старца ее Филемона, сведетК Харону седому, к воротам Аида,На Вечности синеколонный кивот!

13 июля