Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Материалы архива Л. Леончини. Том 2 Страница 10

18 декабря

Брысь!

Голубое, белое, черное,Жемчуга – в облачении утра,Искрометные зерна отборные,Пред закатом – струя перламутра.

Безграничные, ровные линии,Монотонные, синие тени,Хохоток равнодушной Эриннии, —Безнадежная родина лени.

Озверело-свободные вшаники,Пугачевско-махновские банды,На березаньках – мятные пряники,Воронья на снегу сарабанды.

На душе социально-тошнехонько,В животе сторублевая булка,И не ждешь ничего уж ровнехонько,Как от денег в зарытой шкатулке.

Но сознанье в душе закаляется,Что российской свободы кэквокПерепортил идейные яица,Что чудовищный он экивок,

Что дорожка моя архаичнаяВертикально взвивается ввысь,Что от жизни спасенье – трагичное,Повелительно-грозное: Брысь!

19 декабря

Льдинка

Воет кладбищенский ветер,Как заблудившийся сеттер,Саваном белым накрытыМертвых родителей плиты.Ангелы плачут в решетке,Как на рассвете кокоткиПьяненькие в околотке.Мечутся ивы плакучейОбледенелые сучья,Жмутся свинцовые тучиНад золотым обелиском —С визгом, и воем, и писком.Где-то работает кирка,Новая надобна дырка,Видно, меж старых кому-то,Пробила чья-то минута.Ах, не улечься ль и впрямьБедному Толиньке там:С сердцем случилась заминка,Сердце – звенящая льдинка!Розанька милая, где ты?Только тобой отогретыйМог бы опять на дорожкуДеточка вытащить ножкуИз голубого сугроба,Из белозвездного гроба,Где он в виссон спеленат.Только горячий гранатГубок твоих отогретьМог бы Эдемскую ветвь,Сердца святую былинку,Вмерзшую в звонкую льдинку.

19 декабря

Бегство

Это небо свинцовое,Эти скудные формы,Эти лица суровыеНа вокзальной платформе!

Эти жалобы слезные,Эта всех безнадежность,Эти таинства грозные,Это горе – безбрежность!

Нет, Россия злосчастная,Я в тебе не жилец,И стихия ненастнаяТвой терновый венец

Мне напялить не вправе,Я скользну, как угорь,Через ляхов заставыДо предутренних зорь.

Ведь давно уж я Божий,А не твой и ничей,На тебя не похожийГолубой соловей.

Может быть, на границеМне Антихрист свинцомЗамурует зеницы,И кровавым венцом

Я покрою сугробы…Всё равно, я чужой,И безумья микробыНе увидят ханжой

Перед идолом плотиДворянина небес,Повторявшего счетыОчистительных месс.

Да и раньше в алмазныйЯ попал бы чертог,И меж музыкой разнойЗаприметил бы Бог

Мой страдальческий голосИ молитвы за Русь, —И отравленный колосПоглотила бы трусь!

31 декабря

К 1920 году

Двадцатого столетья мимоИ девятнадцатый проползКровавый рок невозмутимо,И новый уж натянут холст

Для летописи на подрамник,Но, безнадежно удручен,Я рядом приготовил камни,И, если адский легион

И на него всползет напастей,Я каменным его дождем,Как буря обрывает снасти,Сорву, поставя на своем!

Довольно летописцем гневнымЯ разрушению служил,Пора созвучием напевнымПокрыть чудовищность могил

И колокольным перезвономСоединиться навсегдаС алмазовым Господним троном,Где легкокрылые суда

Великих мучеников духаСошлись на вечный карнавал,У Тайны снятого воздухаЗабвенья пригубить бокал!

За час до Нового 1920 года

1920. Ромны

Шиповник

Для мертвого недавно другаЯ выкопал застывший кустШиповника в саду, из кругаЦветочного, под тихий хруст

Колышимых бореем веток…Дремало всё еще вокруг,Лишь глазки синенькие детокПодснежных презрели испуг.

Я оборвал лопатой ржавойЗемлей облепленные корниИ, обернув платочком, правойРукою из могилки черной

Поднял усыпанный шипамиКривыми бездыханный прах.Какой он серенький, клопамиИ тлей изъеденный в ветвях;

Как от него несет могилойИ гнилью, плесенью, навозом —И всё же скоро с новой силойОтдастся он метаморфозам,

И всё же будет он сапфиромУсыпан трепетным опять,И розы ароматным клиромЕго усеют, и летать

Вокруг него на пестрых крыльяхВсё лето будут мотыльки,И дождиком от изобильяСпадут на травку лепестки.

И я застынувший шиповникНа мира сказочной гряде;Божественный меня СадовникПо прихоти иль по нужде

В холодное послал изгнанье,Корнями к бездне привязав,Меж скудных терниев познанья,Меж острых творчества агав.

И вот я, черный, грязный, странный,Живу в провидящей дремеИ отдаюся неустанноХолодносаванной зиме.

Метелицей обледененный,Цветы я затаил в грудиИ жизнь, неудовлетворенный,Ищу за гробом впереди.

Бессмертие мне аксиома:Ведь духа горние цветыВ юдоли горестной не домаДо Camposanto’вой черты.

2–3 апреля

Против течения

Медленно вьется в песках затиненныхЖелтая, мутная к морю река.Вяло колосьев, лучами сожженных,Движется грудь. Припекает. Тоска.

Медленно вьется по масляной мутиГрозно оснащенный, мертвый фрегат.Тих и недвижен красавец до жути,Птицей подстреленной крылья висят.

Море свободное, заверти дивные,Жутко манящие омутов девы!Кони лазурные, пенистогривые,Шквалы напевно гремящие, где вы?

Против течений и против орканаГроты косые, квадраты марселейВ синие дали влекут океана,В дали бездомные, в дали бесцельные.

Любо мне всё, что туманно и странно,Первым хочу я, единственным быть,Дерзко срезает вокруг ДуриданаСвитую людям познания нить.

Всё изреченное, всё повторенное,Всё оброненное – яство корыт,Только бездонное, неосязенное,Несотворенное крылья бодрит.

В моря свободного синей купелиШтевень дубовый смарагды дробит,Сколько вокруг обновляемой цели,Сколько возможно несхожих орбит.

Парус в эфирном агате заката,Радужный брызжет вокруг аксамит,Ходит по зыбким доскам стилобата,Синему Богу молясь, эремит.

5 апреля

Галочий тополь

Изумрудным шелкомВышиты листочкиПо кривым иголкамСтарых тополей,Спящих королей.Без числа моточкиСиненькие ручкиВешние напряли,Беленькие тучкиНа клубок моталиПряжу вешних дней,Ветерки-ОрфеиНиточки в ушкоСолнечное вделиИ легко, легкоВ веточках запели.Тополь черноствольный,Хмурый, недовольный,Кружевом зеленым,Чуть одушевленным,Словно рыцарь гневныйШарфом королевны,Чрез плечо повязан,К подвигу обязан,К подвигу слаганьяСлов недомоганья,К шелесту и воюДревней головою.В леторослях валкихХлопотливо галкиСтроят деревушку,Стерегут подружку,Дерзких Дон-ЖуановИ в крылатых станахХоть поотбавляй…Бедный, жуткий край!Милая картинка,Да в глазу соринка,Да во рту от желчиГорько, голод волчийВсё нутро сосет.Что мне твой кивотРадужный, весна!Голод мой таков,Что его сполнаШелковый покровТвой не утолитИ цветов синклит, —На одежд твоихОброненный стих.Но с подружкой мыХижинку своюВыстроим в раю,А до той порыЭроса мирыБудем созерцать,Вечность-Мать!

6 апреля

Сад гесперид. Идиллия

Жутко. Клещами захвачено сердце,Капает с терниев кровь,Трагикомичное слышится scherzoЖизни отпетой всё вновь.

Скучно вставать из нагретой постели,Скучно в проулок глядеть,Ночью приснятся подчас капители,Мирта цветущая ветвь,

Ночью планеты и томные звездыАрабескуют плафон,Как вертоградов заоблачных гроздья,И Алигьери Грифон

Важно <carroccio> вновь с БеатричеКатит по райским цветам,Хор из смарагдов доносится птичий,Нектар течет по устам!

Тихо и сладко в душе, океан жеСиний бушует внизу,В ветвях смарагдовых солнца-оранжиСмотрят в небес бирюзу.

Гнездышко свей мне руками, подружка,На ночь я буду твой гид,К ветвям вспорхнем мы с тобой, как пичужки,К ветвям садов Гесперид.

В жаркой Тринакрии у МонреаляСолнца висят на ветвях,Солнца душистее видел едва лиМлечный безбрежности шлях.

В солнцах же зреющих солнца творимыеСладкий клубят аромат,Нимфы журчат серебристо-незримые,В вешний впиваясь брокат.

Ешь же, подруженька, солнца пахучиеВ райском саду Гесперид,Пей бриллианты, нимфея, текучие, —Близок печальный Аид!

8 апреля