Ольга Берггольц - Ленинградский дневник (сборник) Страница 12

Победа

Из цикла «Проход гвардейцев»

…Прости, но я сегодня не с тобой.Я с тем, кого увидеть не надеюсь.Я услыхала шаг его глухойсреди шагов вернувшихся гвардейцев.Его последний в этом мире шаг.Они пройдут. Потом наступит вечер.Всё кончено. Уже не будет встречи.Не увидать нигде его, никак…А после жизнь пойдет своей чредою,и я такой же буду, как была…Но нынче в город Гвардия вошла.Прости, но я сегодня не с тобою.

Полковник ехал на гнедом коне,на тонконогом, взмыленном, атласном.Вся грудь бойца горела, как в огне, –была в нашивках, золотых и красных.На темной меди строгого лицабелел рубец, как след жестокой боли,а впереди, держась за грудь отца,сидела дочка – лет пяти, не боле.Пестрей, чем вешний полевой цветок,с огромным бантом цвета голубого,нарядная, как легкий мотылек,и на отца похожа до смешного.Мы слишком долго видели детейседых, блуждающих среди углей,не детски мудрых и не детски гневных.А эта – и румяна, и бела,полна ребячьей прелести была,как русских сказок милая царевна.Мы так рукоплескали!Мы цветыбросали перед всадником отважным.И девочка народу с высотыкивала гордо, ласково и важно.Ну да, конечно, думала она,что ей – цветы, и музыка, и клики,ей – не тому, кто, в шрамах, в орденах,везет ее,свершив поход великий.И вот, глазами синими блестя,одарено какой-то светлой властью, –за всех гвардейцев приняло дитявосторг людской, и слезы их, и счастье.И я слыхала – мудрые словасказала женщина одна соседу:«Народная наследница права, –всё – для нее. Ее зовут Победа».

«…Так вот она какая. Вот какой…»

…Так вот она какая. Вот какоймой город, воскресающий весной.Трава – зеленая. А неба куполне черный и не серо-голубой.Какой же я бесцветный мир нащупалнезрячею, неверною рукой.Прозревший недоверчив: он испуган,он так обжился в сумраке своем.Он опознать не сразу может другатого, что был его поводырем.Он быстро утомляется на пирецветов и света, правды и щедрот.Он долго одиночествует в миреи всё на ощупь пробует вперед…

«…О да – простые, бедные слова…»

…О да – простые, бедные словамы точно в первый раз произносили,мы говорили: солнце, свет, трава,как произносят: жизнь, любовь и сила.А помнишь ли, как с города ледниксдирали мы, четырежды проклятый,как бил в панель ногой один старики всё кричал: «Асфальт, асфальт, ребята!..»Так, милый берег видя с корабля,кричали в старину: «Земля, земля!..»

«Мне не поведать о моей утрате…»

Н. М.

Мне не поведать о моей утрате…Едва начну – и сразу на устав замену слов любви, тоски, проклятийхолодная ложится немота.Мне легче незнакомых, неизвестных,мне легче мир оплакать, чем тебя.И всё, что говорю, – одни подобья,над песней неродившейся надгробье…

«Я знала мир без красок и без цвета…»

Я знала мир без красок и без цвета.Рукой, протянутой из темноты,нащупала случайные предметы,невиданные, зыбкие черты.Так, значит, я слепой была от роду,или взаправду стоило прийтико мне такой зиме, такому году,чтоб даже небо снова обрести…

«…Не потому ли сплавила печаль я…»

…Не потому ли сплавила печаль яс подспудной жаждой счастья и любви,и песнь моя над кладбищем звучалапризывом к жизни,клятвой на крови?Не потому ли горечь, как усталость,доныне на губах моих осталась…Но кто солдат посмеет обвинитьза то, что искалечены они?..

Стихи о себе

…И вот в послевоенной тишинек себе прислушалась наедине.……………………………………………..Какое сердце стало у меня,сама не знаю – лучше или хуже:не отогреть у мирного огня,не остудить на самой лютой стуже.И в черный час зажженные войноюзатем, чтобы не гаснуть, не стихать,неженские созвездья надо мною,неженский ямб в черствеющих стихах……И даже тем, кто всё хотел бы сгладитьв зеркальной, робкой памяти людей,не дам забыть, как падал ленинградецна желтый снег пустынных площадей.И как стволы, поднявшиеся рядом,сплетают корни в душной глубинеи слили кроны в чистой вышине,даря прохожим мощную прохладу, –так скорбь и счастие живут во мне –единым корнем – в муке Ленинграда,единой кроною – в грядущем дне.И всё неукротимей год от годак неистовству зенита своегорастет свобода сердца моего –единственная на земле свобода.

Блокадная ласточка

Весной сорок второго года множество ленинградцев носили на груди жетон – ласточку с письмом в клюве.

Сквозь года, и радость, и невзгодывечно будет мне сиять одната весна сорок второго года,в осажденном городе весна.Маленькую ласточку из жестия носила на груди сама.Это было знаком доброй вести,это означало – «жду письма».Этот знак придумала блокада:знали мы, что только самолет,только птица к нам до Ленинградас милой-милой Родины дойдет……Сколько писем с той поры мне было!Отчего же кажется самой,что доныне я не получиласамое желанное письмо…Чтобы к жизни, вставшей за словами,к правде, влитой в каждую строку,совестью припасть бы, как устамив раскаленный полдень – к роднику.Кто не написал его, не выслал?Счастье ли? Победа ли? Беда?Или друг, который не отыскани не узнан мною навсегда?Или где-нибудь доныне бродитто письмо, желанное как свет,ищет адрес мой, и не находит,и, томясь, тоскует: где ж ответ?Или близок день – и непременнов час большой душевной тишиныя приму неслыханной, нетленнойвесть, идущую еще с войны?О, найди меня, гори со мноюты, давно обещанная мневсем, что было, – даже той смешноюласточкой – в осаде, на войне…

«Я никогда не напишу такого…»

Я никогда не напишу такого.В той потрясенной, вещей немотеко мне тогда само являлось словов нагой и неподкупной чистоте.Уже готов позорить нашу славу,уже готов на мертвых клеветатьгерой пропискии стандартных справок…Но на асфальте нашем –след кровавый,не вышаркать его, не затоптать…

Измена

Не наяву, но во сне, во снея увидала тебя: ты жив.Ты вынес всё и пришел ко мне,пересек последние рубежи.Ты был землею уже, золой,славой и казнью моею был.Но смерти назлои жизни назлоты встал из тысячсвоих могил.Ты шел сквозь битвы, Майданек, ад,сквозь печи, пьяные от огня,сквозь смерть свою ты шел в Ленинград,дошел, потому что любил меня.Ты дом нашел мой, а я живуне в нашем доме теперь, в другом,и новый муж у меня – наяву…О, как ты не догадался о нем?!Хозяином переступил порог,гордым и радостным встал, любя,А я бормочу: «Да воскреснет бог»,а я закрещиваю тебякрестом неверующих, крестомотчаянья, где не видать ни зги,которым закрещен был каждый домв ту зиму, в ту зиму, как ты погиб…О друг, прости мне невольный стон:давно не знаю, где явь, где сон…

«Как я жажду обновленья…»

Как я жажду обновленья,оправданья этих дней,этой крови искупленьясчастьем будущим детей!Но душа мне отвечает,темно-ржавая от ран:искупленья не бывает,искупление – обман.………………………………И когда меня зароютвозле милых сердцу мест –крест поставьте надо мною,деревянный русский крест!P. S….А было всё не так, как мне казалось.Еще страшнее было, не похоже.Потом Победа нам сполна досталась,ее священно-жаркий свет…И всё же –так мало в мире нас, людей, осталось,что можно шепотом произнестизабытое людское слово «жалость»,чтобы опять друг друга обрести.

Мой дом

А в доме, где жила я много лет,откуда я ушла зимой блокадной,по вечерам опять в окошках свет.Он розоватый, праздничный, нарядный.Взглянув на бывших три моих окна,я вспоминаю: здесь была война.О, как мы затемнялись! Ни луча…И всё темнело, всё темнело в мире…Потом хозяин в дверь не постучал,как будто путь забыл к своей квартире.Где до сих пор беспамятствует он,какой последней кровлей осенен?Нет, я не знаю, кто живет теперьв тех комнатах, где жили мы с тобою,кто вечером стучится в ту же дверь,кто синеватых не сменил обоев –тех самых, выбранных давным-давно…Я их узнала с улицы в окно.Но этих окон праздничный уюттакой забытый свет в сознанье будит,что верится: там добрые живут,хорошие, приветливые люди.Там даже дети маленькие естьи кто-то юный и всегда влюбленный,и только очень радостную вестьсюда теперь приносят почтальоны.И только очень верные друзьясюда на праздник сходятся шумливый.Я так хочу, чтоб кто-то был счастливымтам, где безмерно бедствовала я.Владейте всем, что не досталось мне,и всем, что мною отдано войне……Но если вдруг такой наступит день –тишайший снег и сумерек мерцанье,и станет жечь, нагнав меня везде,блаженное одно воспоминанье,и я не справлюсь с ним, и, постучав,приду в мой дом и встану на пороге,спрошу… ну, там спрошу: «Который час?» –или воды, как на войне в дороге, –то вы приход не осуждайте мой,ответьте мне доверьем и участьем:ведь я пришла сюда к себе домой,и помню всё, и верю в наше счастье…

Память