Уильям Шекспир - Гамлет Страница 12

В каком отношении, милорд?

Я помешан только в норд-норд-вест. При южном ветре я еще отличу сокола от цапли.

Входит Полоний.

Здравствуйте, господа.

Слушайте, Гильденстерн, и вы тоже, Розенкранц. На каждое ухо по слушателю. Старый младенец, которого вы видите, еще не вышел из пеленок.

Может быть, он попал в них вторично? Сказано ведь: старый – что малый.

Предсказываю, что и он с сообщением об актерах. Вот увидите. – Совершенная правда, сэр. В понедельник утром, как вы сказали.

Милорд, у меня есть новости для вас.

Милорд, у меня есть новости для вас. Когда Росций[33] был в Риме актером…

Актеры приехали, милорд.

Неужто! Ax-ax-ax!

Ей-богу, милорд!

Прикатили на ослах…

Лучшие в мире актеры на любой вкус, как-то: для трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико- и историко-пасторальных и для сцен в промежуточном и непредвиденном роде. Важность Сенеки, легкость Плавта[34] для них не диво. В чтении наизусть и экспромтом это люди единственные.

О Евфай, судья Израиля, какое у тебя было сокровище![35]

Какое же это сокровище было у него, милорд?

А как же:

«Единственную дочь растилИ в ней души не чаял».

Все норовит о дочке!

А? Не так, что ли, старый Евфай?

Если Евфай – это я, то совершенно верно: у меня есть дочь, в которой я души не чаю.

Нет, ничуть это не верно.

Что же верно тогда, милорд?

А вот что:

«Рок довершил,Что бог судил».

И затем вы знаете:

«Но все равноТак быть должно».

Продолжение, виноват, – в первой строфе духовного стиха, потому что, как видите, мы будем сейчас развлекаться.

Входят четверо или пятеро актеров.

Здравствуйте, господа! Милости просим. Рад вам всем. Здравствуйте, мои хорошие. – Ба, старый друг! Скажите, какой бородой завесился, с тех пор как мы не видались! Приехал, прикрывшись ею, подсмеиваться надо мною в Дании? – Вас ли я вижу, барышня моя?[36] Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи! Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит, как золото, изъятое из обращения. – Милости просим, господа! Давайте, как французские сокольничьи, набросимся на первое, что нам попадется. Пожалуйста, какой-нибудь монолог. Дайте нам образчик вашего искусства. Ну! Какой-нибудь страстный монолог.

Какой монолог, добрейший принц?

Помнится, раз ты читал мне один отрывок; вещь никогда не ставили или не больше разу – пьеса не понравилась. Для большой публики это было, что называется, не в коня корм. Однако, как воспринял я и другие, еще лучшие судьи, это была великолепная пьеса,[37] хорошо разбитая на сцены и написанная с простотой и умением. Помнится, возражали, что стихам недостает пряности, а язык не обнаруживает в авторе приподнятости, но находили работу добросовестной, с чертами здоровья и основательности, приятными без прикрас. Один монолог я в ней особенно любил: это где Эней рассказывает о себе Дидоне,[38] и в особенности то место, где он говорит об убийстве Приама.[39] Если он еще у вас в памяти, начните вот с какой строчки. Погодите, погодите: «Свирепый Пирр,[40] тот, что, как зверь Гирканский…».[41] Нет, не так. Но начинается с Пирра:

«Свирепый Пирр, чьи черные доспехиИ мрак души напоминали ночь,Когда лежал он, прячась в конском чреве,[42]Теперь закрасил черный цвет одеждМалиновым – и стал еще ужасней.Теперь он с головы до ног в кровиМужей, и жен, и сыновей и дочек,Запекшейся в жару горящих стен,Которые убийце освещаютДорогу к цели. В кровяной коре,Дыша огнем и злобой, Пирр безбожный,Карбункулами выкатив глаза,Приама ищет…»

Продолжайте сами.

Ей-богу, хорошо, милорд! С хорошей дикцией и чувством меры.

«…Пирр его находит.Насилу приподнявши меч, ПриамОт слабости его роняет наземь.Ему навстречу подбегает Пирр,Сплеча замахиваясь на Приама;Но этого уже и свист клинкаСметает с ног. И тут, как бы от боли,Стена дворца горящего, клонясь,Обваливается и оглушаетНа миг убийцу. Пирров меч в рукеНад головою так и остается,Как бы вонзившись в воздух на лету.С минуту, как убийца на картине,Стоит, забывшись, без движенья Пирр,Руки не опуская.Но, как бывает часто перед бурей,Беззвучны выси, облака стоят,Нет ветра, и земля, как смерть, притихла, –Откуда ни возьмись, внезапный громРаскалывает местность… Так, очнувшись,Тем яростней возжаждал крови Пирр,И вряд ли молот в кузнице циклопов[43]За ковкой лат для Марса[44] плющил стальБезжалостней, чем Пирров меч кровавыйПал на Приама.Стыдись, Фортуна! Дайте ей отставку,О боги, отымите колесо,Разбейте обод, выломайте спицыИ ось его скатите с облаковВ кромешный ад!»

Слишком длинно.

Это пошлют в цирюльню вместе с вашей бородой. – Продолжай, прошу тебя. Для него существуют только балеты и сальные анекдоты, а от прочего он засыпает. Продолжай. Перейди к Гекубе.[45]

«Ужасен вид поруганной царицы…»

Поруганной царицы?

Хорошо! «Поруганной царицы» – хорошо!

«Гася слезами пламя, босикомОна металась в головной повязкеВзамен венца и обмотавши стан,От старости иссохший, одеялом.Увидев это, каждый человекИзверился бы в правоте Фортуны“И проклял бы владычество судьбы. –А если б с неба боги подсмотрели,Как потешался над царицей Пирр,Кромсая перед нею тело мужа,Спокойствие покинуло бы их.Глаза бы их наполнились слезамиИз жалости к несчастной”».

Смотрите, он изменился в лице и весь в слезах! Пожалуйста, довольно.

Хорошо. Остальное доскажешь после. Почтеннейший, посмотрите, чтоб об актерах хорошо позаботились. Вы слышите, пообходительнее с ними, потому что они краткий обзор нашего времени. Лучше иметь скверную надпись на гробнице, нежели дурной их отзыв при жизни.

Принц, я обойдусь с ними по заслугам.

Нет – лучше, чтоб вас черт побрал, любезнейший! Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдет от порки? Обойдитесь с ними в меру вашего великодушия. Чем меньше у них заслуг, тем больше будет их у вашей доброты. Проводите их.

Пойдемте, господа.

Идите за ним, друзья. Завтра у нас представленье.

Полоний и все актеры, кроме первого, – уходят.

Скажи, старый друг, можете вы сыграть «Убийство Гонзаго»?[46]

Да, милорд.

Поставь это завтра вечером. Скажи, можно ли, в случае надобности, заучить кусок строк в двенадцать-шестнадцать, который бы я написал, – можно?