Владимир Маяковский - Любит? не любит? Я руки ломаю Страница 12

1924

Еду

Билет —              щелк.                        Щека —                                     чмок.Свисток —                  и рванулись туда мыкуда,         как сельди,                           в сети чулокплывут            кругосветные дамы.Сегодня приедет —                               уродом-урод,а завтра —                  узнать посмейте-ка:в одно           разубран                          и город и рот —помады,             огней косметика.Веселых              тянет в эту вот даль.В Париже грустить?                                Едва ли!В Париже                площадь                              и та Этуаль,а звезды —                  так сплошь этуали.Засвистывай,                      трись,                                 врезайся и режьсквозь Льежи                      и об Брюссели.Но нож            и Париж,                           и Брюссель,                                              и Льеж —тому,         кто, как я, обрусели.Сейчас бы                 в сани                            с ногами —в снегу,             как в газетном листе б…Свисти,             заноси снегамименя,          прихерсонская степь…Вечер,           поле,                    огоньки,дальняя дорога,—сердце рвется от тоски,а в груди —                    тревога.Эх, раз,             еще раз,стих — в пляс.Эх, раз,             еще раз,рифм хряск.Эх, раз,             еще раз,еще много, много раз…Люди         разных стран и рас,копая порядков грядки,увидев,            как я                     себя протряс,скажут:             в лихорадке.

1925

Прощание

Кафе

Обыкновенно                      мы говорим:все дороги                 приводят в Рим.Не так           у монпарнасца.Готов поклясться.И Рем          и Ромул,                        и Ремул и Ромв «Ротонду» придут                              или в «Дом»[7],В кафе           идут                   по сотням дорог,плывут            по бульварной реке.Вплываю и я:                      «Garcon,                                    un grogamericain!»[8]Сначала              слова                        и губы                        и скулыкафейный гомон сливал.Но вот           пошли                      вылупляться из гулаи лепятся                фразой                             слова.«Тут        проходил                        Маяковский давеча,хромой —                 не видали рази?» —«А с кем он шел?» —                                 «С Николай Николаичем»,—«С каким?» —                       «Да с великим князем!»«С великим князем?                                Будет врать!Он кругл              и лыс,                        как ладонь.Чекист он,                 послан сюда                                      взорвать…» —«Кого?» —                «Буа-дю-Булонь[9].Езжай, мол, Мишка…»                                    Другой поправил:«Вы врете,                 противно слушать!Совсем и не Мишка он,                                      а Павел.Бывало сядем —                            Павлуша! —a тут же              его, супруга,                                   княжна,брюнетка,                 лет под тридцать…» —«Чья?         Маяковского?                                Он не женат».—«Женат —                 и на императрице».—«На ком?               Ее же расстреляли…» —                                                     «И онповерил…                 Сделайте милость!Ее ж Маяковский спас                                    за трильон!Она же ж                омолодилась!»Благоразумный голос:                                   «Да нет,вы врете —                   Маяковский — поэт».—«Ну да,—               вмешалось двое саврасов,—в конце              семнадцатого годав Москве               чекой конфискован Некрасови весь           Маяковскому отдан.Вы думаете —                        сам он?                                     Сбондил до иот —весь стих,                 с запятыми,                                     скраден.Достанет Некрасова                                 и продает —червонцев по десять                                 на день».Где вы,            свахи?                        Подымись, Агафья!Предлагается                      жених невиданный.Видано ль,                  чтоб человек                                        с такою биографиейбыл бы холост                       и старел невыданный?!Париж,            тебе ль,                        столице столетий,к лицу            эмигрантская нудь?Смахни             за ушми                            эмигрантские сплетни.Провинция! —                        не продохнуть. —Я вышел               в раздумье —                                      черт его знает!Отплюнулся —                        тьфу напасть!Дыра         в ушах                     не у всех сквозная —другому             может запасть!Слушайте, читатели,                                  когда прочтете,что с Черчиллем                           Маяковский                                                дружбу вертитили       что женился я                               на кулиджевской тете,то, покорнейше прошу,—                                         не верьте.

1925

Бродвей

Асфальт — стекло.                              Иду и звеню.Леса и травинки —                               сбриты.На север               с юга                         идут авеню,на запад с востока —                                   стриты.А между —                  (куда их строитель завез!) —дома         невозможной длины.Одни дома                  длиною до звезд,другие —                длиной до луны.Янки         подошвами шлепать                                          ленив:простой              и курьерский лифт.В 7 часов                человечий прилив,в 17 часов —                     отлив.Скрежещет механика,                                    звон и гам,а люди            немые в звоне.И лишь замедляют                              жевать чуингам,чтоб бросить:                       «Мек моней?»Мамаша              грудь                        ребенку дала.Ребенок,              с каплями из носу,сосет         как будто                          не грудь, а доллар —занят         серьезным                          бизнесом.Работа окончена.                            Тело обвейв сплошной                   электрический ветер.Хочешь под землю —                                  бери собвей,на небо —                  бери элевейтер.Вагоны             едут                     и дымам под рост,и в пятках                  домовьих                                   трутся,и вынесут                 хвост                           на Бруклинский мост,и спрячут                в норы                            под Гудзон.Тебя ослепило,                        ты                              осовел.Но,      как барабанная дробь,из тьмы              по темени:                                 «Кофе Максвелгуд      ту ди ласт дроп».А лампы              как станут                                ночь копать,ну, я доложу вам —                                пламечко!Налево посмотришь —                                    мамочка мать!Направо —                  мать моя мамочка!Есть что поглядеть московской братве.И за день               в конец не дойдут.Это Нью-Йорк.                        Это Бродвей.Гау ду ю ду!Я в восторге                     от Нью-Йорка города.Но     кепчонку                     не сдерну с виска.У советских                    собственная гордость:на буржуев                   смотрим свысока.

1925