Владимир Маяковский - Любит? не любит? Я руки ломаю Страница 13

1925

Бродвей

Асфальт — стекло.                              Иду и звеню.Леса и травинки —                               сбриты.На север               с юга                         идут авеню,на запад с востока —                                   стриты.А между —                  (куда их строитель завез!) —дома         невозможной длины.Одни дома                  длиною до звезд,другие —                длиной до луны.Янки         подошвами шлепать                                          ленив:простой              и курьерский лифт.В 7 часов                человечий прилив,в 17 часов —                     отлив.Скрежещет механика,                                    звон и гам,а люди            немые в звоне.И лишь замедляют                              жевать чуингам,чтоб бросить:                       «Мек моней?»Мамаша              грудь                        ребенку дала.Ребенок,              с каплями из носу,сосет         как будто                          не грудь, а доллар —занят         серьезным                          бизнесом.Работа окончена.                            Тело обвейв сплошной                   электрический ветер.Хочешь под землю —                                  бери собвей,на небо —                  бери элевейтер.Вагоны             едут                     и дымам под рост,и в пятках                  домовьих                                   трутся,и вынесут                 хвост                           на Бруклинский мост,и спрячут                в норы                            под Гудзон.Тебя ослепило,                        ты                              осовел.Но,      как барабанная дробь,из тьмы              по темени:                                 «Кофе Максвелгуд      ту ди ласт дроп».А лампы              как станут                                ночь копать,ну, я доложу вам —                                пламечко!Налево посмотришь —                                    мамочка мать!Направо —                  мать моя мамочка!Есть что поглядеть московской братве.И за день               в конец не дойдут.Это Нью-Йорк.                        Это Бродвей.Гау ду ю ду!Я в восторге                     от Нью-Йорка города.Но     кепчонку                     не сдерну с виска.У советских                    собственная гордость:на буржуев                   смотрим свысока.

1925

Барышня и Вульворт

Бродвей сдурел.                          Бегня и гулево.Дома         с небес обрываются                                         и висят.Но даже меж ними                               заметишь Вульворт.Корсетная коробка                               этажей под шестьдесят.Сверху            разведывают                                  звезд взводы,в средних                тайпистки[10]                                  стрекочут бешено.А в самом нижнем —                                  «Дрогс сода,грет энд феймус компани-нейшенал».А в окошке мисс                           семнадцати летсидит для рекламы                               и точит ножи.Ржавые лезвия                         фирмы «Жиллет»кладет в патентованный                                        железный зажими гладит               и водит                             кожей ремня.Хотя        усов                 и не полагается ей,но водит               по губке,                               усы возомня,—дескать —                  готово,                               наточил и брей.Наточит один                       до сияния лучикаи новый ржавый                           берет для возни.Наточит,               вынет                          и сделает ручкой.Дескать —                  зайди,                              купи,                                        возьми.Буржуем не сделаешься с бритвенной точки.Бегут без бород                          и без выражений на лице.Богатств буржуйских особые источники:работай на доллар,                               а выдадут цент.У меня ни усов,                          ни долларов,                                               ни шевелюр,—и в горле               застревают                                   английского огрызки.Но я подхожу                      и губми шевелю —как будто                через стекло                                     разговариваю по-английски.«Сидишь,               глазами буржуев охлопана.Чем обнадежена?                             Дура из дур».А девушке слышится:                                   «Опен,опен ди дор[11]».«Что тебе заботиться                                  о чужих усах?Вот…          посадили…                             как дуру еловую».А у девушки                    фантазия раздувает паруса,и слышится девушке:«Ай лов ю»[12].Я злею:            «Выйдь,                         окно разломай,—а бритвы раздай                           для жирных горл».Девушке мнится:                            «Май,май горл[13]».Выходит              фантазия из рамок и мерок —и я      кажусь                  красивый и толстый.И чудится девушке —                                    влюбленный клеркна ней            жениться                            приходит с Волстрит.И верит мисс,                       от счастья дрожа,что я —              долларовый воротила,что ей           уже                  в других этажахготовы бесплатно                             и стол                                         и квартира.Как врезать ей                         в голову                                        мысли-ножи,что русским известно другое средство,как влезть рабочим                                во все этажибез грез,              без свадеб,                                без жданий наследства.

1925

Строго воспрещается

Погода такая,                      что маю впору.Май —            ерунда.                         Настоящее лето.Радуешься всему:                            носильщику,                                                контролерубилетов.Руку        само                подымает перо,и сердце              вскипает                              песенным даром.В рай          готов                   расписать перронКраснодара.Тут бы           запеть                      соловью-трелёру.Настроение —                        китайская чайница!И вдруг             на стене:                           — Задавать вопросы                                                            контролерустрого воспрещается! —И сразу            сердце за удила.Соловьев               камнями с ветки.А хочется спросить:                                — Ну, как дела?Как здоровьице?                           Как детки? —Прошел я,                глаза                         к земле низя,только подхихикнул,                                 ища покровительства.И хочется задать вопрос,                                        а нельзя —еще обидятся:                       правительство!

1926