Сергей Петров - Избранное Страница 12

7 января 1973

("Аз усумнитель есмь. Попробуй-ка, сомни")

Аз усумнитель есмь. Попробуй-ка, сомнив комок, зажми в кулак метрическую справкуи дни горбатые, как спину, гни да гни!А если вздумается, отдохни,пристроясь на кладбищенскую травку.Зима болит, как зуб с огромною дырой,зима валит морозней доброй шубы,и ноет голый дуб над черною норой,и потчует беда забавой в зубы.Клянусь, что дальняя любовь благоуханна!А рядом сыплется рождественская смерть.Шертую я во имя Бога-хана,но мне не по шерсти такая шерть.И так и сяк верчу в когтях присягукровавой грамотой баскачьего ума.Пока присяду вскачь, а там и вслепь полягу,перекрестясь сумнением. Эхма!

7 января 1973

САМОПОЗНАНИЕ

Я жизнь, как небылицу, наваракалв стихах. А рядом черный телефонуселся на столе и, как оракул,прокаркал: ---!А я не По, не умник и не сноб(Аристофана нету в телефоне).По мне уже бежит познания озноб.Аврора нежная восходит в синей вони.Стучат отчеты, четким строем сводки,как сапоги, шагают по мозгам.И груда пепла рядом, как Пергам.И десять чистых рюмок водкиидут ко мне походкой мюзик-холльной,дают хвататься за хрустальный стани подносить к устам рукой невольной,паломницею по святым местам.Стучат отчеты и поют доклады,как длинные ручьи, где мертвая вода.Хромые боги всеземной Элладыпротягивают в уши провода.Я жил в обнимочку с душой-дикаркой,но смылась стервочка в какой-то институт.Ты, ворон-телефон, сиди и каркайпро страсти там и про мордасти тут.Пес человеческий, а все-таки не лаюи не скулю. Я всех собак добрей.Поехать, что ли, в гости к Менелаюиль Одиссея встретить у дверей?Я, слава Богу, был великий недоумоки жил, за косы душу теребя.Но заплясал во мне десяток нежных рюмок,и я заржал, как жеребя.Как сапоги, в четыре четких стукав мозги вошла великая наука.Меня не стало: я познал себя.

7 мая 1973

("На Московском ходит Вася")

На Московском ходит Вася.Звезды на небе густы.Парк Победы, раздавайся!Раздвигай свои кусты!

Страсти некуда деваться,страсть ворчлива, как свекровь.Томка – добрая деваха,может выдержать любовь.

Ну, а как пойдут потомки?Ведь в потемках не видать.И проходит страх по Томке,как большая благодать.

Темный час – нам тень от вальса,а объятья так просты!Парк Победы, раздавайся!Раскорячивай кусты!

14 июля 1973

("Я голой памятью сижу в своем уме")

Я голой памятью сижу в своем уме,как в банной кадке поддавая пару,и смерти говорю, как медленной куме:с тобой не стану париться на пару,но чист к тебе приду я, как евангелист.Ты мне в диковинку, но и в досаду.Так что ж пристала ты, как банный листк склонившемуся над судьбою заду?И каждый день живет без долга и без денег,а тело – переметная сума,и сад в окне торчит, растрепанный как веник,и как закат горит румяная кума.И только кислый квас еще остался в жбане,а каждый поцелуй – подобие глотка,и всё же парюсь я с кумой в предсмертной бане,и капли – как на гроб удары молотка.

7 декабря 1973

ЧЕТВЕРТАЯ РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ФУГА

Благоволение? Желание добра?Когда любой из глаз – зловонная дыра?Бездонная! Ну нет, на дне одной из впадиня вижу, Вечный Жид до жизни смертно жаден.Таскает Дед Мороз подарочный мешок,а елочка в руке как пышный посошок.Глаза наведены, как пушки для салюта,снег кучами валит дешевле серебра,и звезды сыплются – стеклянная валюта,и фейерверк из глаз взлетает люто.Благоволение? Желание добра?Мир по пояс стоит в миру и в мире,как ель в сугробе. Душно в декабре,не думается что-то о добре.И пестрый клич размазан на трактире:Ура! Свобода, равенство и братство...Святая Троица! Ну а внутрикричат не раз, не два, не трипод самым носом у больной зари:уродство, шкода, казнокрадство,ядоточение, ехидство и злорадство –и громче всех: "А, черт тебя дери!"Горит вино, со зла синеет нос,и всех багровый Дед Мороздерет как сидорову козу.И тут уж, Господи, указу нет морозу.И рубит стужа крепче топора.Благоволение? Желание добра?Молчит в лесу несытый хор зверей,и свечки обгорают по привычке.Синеет мальчик у больших дверей,а девочка всё зажигает спички.Засоня, Господи, еси, а не хозяин,не видишь на своем дворе окраини мажешь миром по губам,закатывая в море доннер-веттер.А сам поешь: "O, Tannenbaum,Wie grün sind deine Blätter!"Скажи-ка, что это? Нужда? Юдоль? Игра?Benevolentio? Желание добра?Я сторож твой и дворник, Дед Мороз,и вырос из сугроба – как вопрос.Передо мной лежит природа, что колода.И где тут, прости Господи, свобода,когда и жид, и русский, и немчинступить не могут шагу без причин?А равенство? Не явно ли давно,что может быть одно говнои то лишь самому себе равно?А братство? Или ты забыл, хозяин,как братца укокошил Каин?Как громыхнула среди райска днязавистливая братня головня?Нет, братство – каинство и окаянство,а я тебе нимало не Боян,не вещ и мороком великим обуян,я вижу зиму как большое пьянство,и сам ты, Боже, расписной буян.А я? Я Дед Мороз. Но к стуже я привыкну.А ты покуда жив, – ступай отсель.Не то тебя, лихую сатану,я по сусалам садану,не то тебя я так, пропойцу, чекалдыкну,что сляжешь в гроб, как в чертову постель.

Ночь с 24 на 25 декабря 1973

ИСТИНА

(фуга)

Я усумняюсь. Стало быть, мое сумненье есть.Огромное, как Бог, оно во мне забилось,а стадо истин дымом заклубилосьи мельтешит. Домой. И не забылось,что вечер на часах, что стало ровно шесть.И вечер мне как выбор спозаранья.Овечья истина или баранья,а выбирай – ведь надо пить и есть.Пить молочко, есть и мясцо и брынзу,и быть в овечьей шкуре, словно волк,и жизнь употчевать, как нищебродку-грымзу,не зная, есть ли в хлебосольстве толк.А толки что? Толкучка, барахолка.А смыслы? Только квантики зари,и я им горб, загривок или холка.Так пожалейте святочного волка,который как пузырь надут внутри.Чужая истина – погаже принужденья,чужая истина – как суд и осужденье,и от нее укроюсь дома я.Пусть вчуже истина моя и заблужденье,зато как нежное гнездо – моя!В сумнении всё истинно. Всех истинне соберу я в логово свое.Над ним как липа я и лично многолиствен,хотя с меня дерут и лыки, и корье.Молчи, рогатая трагедия пролога!Лети и лопайся, пузырь-аэростат!Я сам себе изба, нора или берлогав кругу дымящихся – ах, без призора! – стад.В сумнении всё истинно. Без Богани до порога. Сломанный, из логавыходит вечер, мой же супостат.Всё истинно. Когда-то или где-токак дата стану, может быть, и я.А нынче в сумерки и в черный дым одетабобыличья усадьба бытия.Горит нутро. Я изблевал сужденье.Всё стало истинным – до наважденья!И я в дыре-норе засел шишом.Пусть вчуже истина моя и заблужденье,зато родная, рядом, нагишом,моя! Родимая! Чего же больше нужно?Я с ней по-своему, на свойский лад живу.Но горе истине, которая наружна,подобно ловчей зла, и всеоружна,и пуще смерти станет наяву.Любая истина своей природой суща,любая истина уже по корню иста.А я как волк и как медвежья пуща,и вся моя погудка многолиста.Любая истина в нутро ушла по корни,как в землю. Присосалась – ах! – к нутру.И высосет меня. Но стану ли покорней,когда мозоли на башке натру?Над пущей ночь стоит, как богомолка,и пуще молится, и ломятся мольбы.Так пожалейте маленького волкав охапке встрепанной судьбы!Я перебрал давно свой род звериныйпо косточкам. Игрушкой заводнойваляюсь по-хозяйски под перинойс великой девкой – истиной родной.(На кой же ляд ей нежиться одной?)Она – моя! И ей потребны ятра(в какого бога уродится плод?)(кто уродился, тот всегда урод).И я бегу как темный лес – с театрав дремучий зал, на тьму голов.Всё истинно (как горький рев ослов).Так неужель я тоже правдослов?И мычутся умы с повышенным давленьем,идут болеть, не зная за кого.И наступает лес огромным представленьем,и дремлет зал. А лесу каково?Не затяну ни в обод, ни в ремень япоехавшего пуза-колеса.Избави, Господи, меня от современья!Нашли на волка темные леса!Я с горя всё сожру. И правды мне натерлимозоли на глазах – и плачет желчью злость.Я истинку пустил не на простор ли?Но горлинкой она застряла в горле.Ведь в каждой истине своя бывает кость.Недолго истиной и волку подавиться(и станешь просто зверем без лица).Уж лучше быть веревочкой да витьсявкруг горя до собачьего конца!А лисья истина скромна, хитра, зубаста,по снегу чистому волочит вольный хвост.Но щелкну на нее я сразу: Баста!Неси несчастного куренка на погост!(Иль ты не истина, а попросту лобаста?)И сам пойду и стану пред курганом,где идолам, как сонным господам,на капище пресветлом и поганомсвои слезинки лапами подам.Они блестят как истинки. Ей-право!Их можно вставить в перстеньки,в глаза чужие, в Божии деньки.А зверская душа да будет им оправа!Нет, Бога из зубов не оброню,такого теплого куска мясного(помилуй, Господи, мя снова!).А человек, булатный, харалужный,во всей подлунной (как во всей поддужной)кулачным сердцем бьется о броню.И кулаком в сердцах (стучит по чуду),и выставил лицо что красное крыльцо.Я на зуб пробую бессчетную кольчугуи разгрызаю каждое кольцо.В сумнении всё истинно. Всё можети быть, и статься. Ну, а кем я прожит?Что истина моя под самый сон подложит,русалка, кумушка, ворожея?Она, как навью кость, меня, мусоля, гложетвсю жизнь – да так, что спросишь: Где же я?

1973