Михаил Лермонтов - Том 2. Стихотворения 1832-1841 Страница 12

И скучно и грустно*

И скучно и грустно, и некому руку податьВ минуту душевной невзгоды…Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,А вечно любить невозможно.В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недугИсчезнет при слове рассудка;И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —Такая пустая и глупая шутка…

«Посреди небесных тел…»*

Посреди небесных телЛик луны туманный:Как он кругл и как он бел,Точно блин с сметаной.

Кажду ночь она в лучах.Путь проходит млечный:Видно, там, на небесах,Масленица вечно!

Казачья колыбельная песня*

Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю.Тихо смотрит месяц ясный В колыбель твою.Стану сказывать я сказки, Песенку спою;Ты ж дремли, закрывши глазки, Баюшки-баю.

По камням струится Терек, Плещет мутный вал;Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал;Но отец твой старый воин, Закален в бою:Спи, малютка, будь спокоен, Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время, Бранное житье;Смело вденешь ногу в стремя И возьмешь ружье.Я седельце боевое Шелком разошью…Спи, дитя мое родное, Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду И казак душой.Провожать тебя я выйду — Ты махнешь рукой…Сколько горьких слез украдкой Я в ту ночь пролью!..Спи, мой ангел, тихо, сладко, Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться, Безутешно ждать;Стану целый день молиться, По ночам гадать;Стану думать, что скучаешь Ты в чужом краю…Спи ж, пока забот не знаешь, Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу Образок святой:Ты его, моляся богу, Ставь перед собой;Да готовясь в бой опасный, Помни мать свою…Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю.

М. А. Щербатовой («На светские цепи…»)*

 На светские цепи,На блеск утомительный бала Цветущие степиУкрайны она променяла,

 Но юга родногоНа ней сохранилась примета Среди ледяного,Среди беспощадного света.

 Как ночи Украйны,В мерцании звезд незакатных, Исполнены тайныСлова ее уст ароматных,

 Прозрачны и сини,Как небо тех стран, ее глазки; Как ветер пустыниИ нежат и жгут ее ласки.

 И зреющей славыРумянец не щечках пушистых И солнца отливыИграют в кудрях золотистых.

 И следуя строгоПечальной отчизны примеру, В надежду на богаХранит она детскую веру;

 Как племя родное,У чуждых опоры не просит, И в гордом покоеНасмешку и зло переносит;

 От дерзкого взораВ ней страсти не вспыхнут пожаром, Полюбит не скоро,Зато не разлюбит уж даром.

«Есть речи — значенье…»*

Есть речи — значеньеТемно иль ничтожно,Но им без волненьяВнимать невозможно.

Как полны их звукиБезумством желанья!В них слезы разлуки,В них трепет свиданья.

Не встретит ответаСредь шума мирскогоИз пламя и светаРожденное слово;

Но в храме, средь бояИ где я ни буду,Услышав его, яУзнаю повсюду.

Не кончив молитвы,На звук тот отвечу,И брошусь из битвыЕму я навстречу.

Журналист, читатель и писатель*

Les poètes ressemblent aux ours, qui se nourrissent en suçant leur patte.

(Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит.)

Я очень рад, что вы больны:В заботах жизни, в шуме светаТеряет скоро ум поэтаСвои божественные сны.Среди различных впечатленийНа мелочь душу разменяв,Он гибнет жертвой общих мнений.Когда ему в пылу забавОбдумать зрелое творенье?..Зато, какая благодать,Коль небо вздумает послатьЕму изгнанье, заточенье,Иль даже долгую болезнь:Тотчас в его уединеньиРаздастся сладостная песнь!Порой влюбляется он страстноВ свою нарядную печаль…Ну, что́ вы пишете? нельзя льУзнать?

Да ничего…

Напрасно!

О чем писать? Восток и югДавно описаны, воспеты;Толпу ругали все поэты,Хвалили все семейный круг;Все в небеса неслись душою,Взывали с тайною мольбоюК N. N., неведомой красе, —И страшно надоели все.

И я скажу — нужна отвага,Чтобы открыть… хоть ваш журнал(Он мне уж руки обломал):Во-первых, серая бумага,Она, быть может, и чиста;Да как-то страшно без перчаток…Читаешь — сотни опечаток!Стихи — такая пустота;Слова без смысла, чувства нету,Натянут каждый оборот;Притом — сказать ли по секрету?И в рифмах часто недочет.Возьмешь ли прозу? перевод.А если вам и попадутсяРассказы на родимый лад —То верно над Москвой смеютсяИли чиновников бранят.С кого они портреты пишут?Где разговоры эти слышат?А если и случалось им,Так мы их слышать не хотим…Когда же на Руси бесплодной,Расставшись с ложной мишурой,Мысль обретет язык простойИ страсти голос благородный?

Я точно то же говорю.Как вы, открыто негодуя,На музу русскую смотрю я.Прочтите критику мою.

Читал я. Мелкие нападкиНа шрифт, виньетки, опечатки,Намеки тонкие на то,Чего не ведает никто.Хотя б забавно было свету!..В чернилах ваших, господа,И желчи едкой даже нету —А просто грязная вода.

И с этим надо согласиться,Но верьте мне, душевно радЯ был бы вовсе не браниться —Да как же быть?.. меня бранят!Войдите в наше положенье!Читает нас и низший круг:Нагая резкость выраженьяНе всякий оскорбляет слух;Приличье, вкус — всё так условно;А деньги все ведь платят ровно!Поверьте мне: судьбою нестьДаны нам тяжкие вериги.Скажите, каково прочестьВесь этот вздор, все эти книги, —И всё зачем? чтоб вам сказать,Что их не надобно читать!..

Зато какое наслажденье,Как отдыхает ум и грудь,Коль попадется как-нибудьЖивое, свежее творенье!Вот, например, приятель мой:Владеет он изрядным слогом,И чувств и мыслей полнотойОн одарен всевышним богом.

Всё это так, — да вот беда:Не пишут эти господа.

О чем писать?.. Бывает время,Когда забот спадает бремя,Дни вдохновенного труда,Когда и ум и сердце полны,И рифмы дружные, как волны,Журча, одна во след другойНесутся вольной чередой.Восходит чудное светилоВ душе проснувшейся едва:На мысли, дышащие силой,Как жемчуг нижутся слова…Тогда с отвагою свободнойПоэт на будущность глядит,И мир мечтою благороднойПред ним очищен и обмыт.Но эти странные твореньяЧитает дома он один,И ими после без зазреньяОн затопляет свой камин.Ужель ребяческие чувства,Воздушный, безотчетный бредДостойны строгого искусства?Их осмеет, забудет свет…

Бывают тягостные ночи:Без сна, горят и плачут очи,На сердце — жадная тоска;Дрожа, холодная рукаПодушку жаркую объемлет;Невольный страх власы подъемлет;Болезненный, безумный крикИз груди рвется — и языкЛепечет громко, без сознанья,Давно забытые названья;Давно забытые чертыВ сияньи прежней красотыРисует память своевольно:В очах любовь, в устах обман —И веришь снова им невольно,И как-то весело и больноТревожить язвы старых ран…Тогда пишу. Диктует совесть,Пером сердитый водит ум:

То соблазнительная повестьСокрытых дел и тайных дум;Картины хладные разврата,Преданья глупых юных дней,Давно без пользы и возвратаПогибших в омуте страстей,Средь битв незримых, но упорных,Среди обманщиц и невежд,Среди сомнений ложно черныхИ ложно радужных надежд.Судья безвестный и случайный,Не дорожа чужою тайной,Приличьем скрашенный порокЯ смело предаю позору;Неумолим я и жесток…Но, право, этих горьких строкНеприготовленному взоруЯ не решуся показать…Скажите ж мне, о чем писать?

К чему толпы неблагодарнойМне злость и ненависть навлечь,Чтоб бранью назвали коварнойМою пророческую речь?Чтоб тайный яд страницы знойнойСмутил ребенка сон покойныйИ сердце слабое увлекВ свой необузданный поток?О нет! преступною мечтоюНе ослепляя мысль мою,Такой тяжелою ценоюЯ вашей славы не куплю…

Воздушный корабль*