Владимир Солоухин - Поэзия Страница 12

Какого вкуса чувства наши…

Какого вкуса чувства наши —И скорбь и лютая тоска?И впрямь горька страданий чаша?Любовь и впрямь как мед сладка?

Горчинка легкая в стаканеУ грусти явственно слышна.Живая соль на свежей ране,Когда обида солона.

Среди страстей, среди бореньяЯ различить тотчас берусьИ резко-кислый вкус презренья,И кисловатый скуки вкус.

Под вечер – горькая усладаИ на просвет почти черноВино дождя и листопада,Печали терпкое вино.

Но все оттенки – бред и бренность,И ничего не слышит рот,Когда стоградусная ревностьСтаканом спирта оплеснет.

Вот так. И пусть. И горесть тоже.Приемлю мед, приемлю соль.От одного меня, о Боже,По милосердию уволь:

Когда ни вьюги и ни лета,Когда ни ночи и ни дня,Когда ни вкуса и ни цвета,Когда ни льда и ни огня!

Стрела

В глазах расплывчато и ало,На взмахе дрогнула рука.Ты как стрела, что в грудь попалаПониже левого соска.

Несется дальше грохот брани,А я гляжу, глаза скося:И с ней нельзя, торчащей в ране,И выдернуть ее нельзя.

Сползу с коня, раскину руки.Стрела дрожит от ветерка.За крепкий сон, за краткость мукиСпасибо, меткая рука.

Лозунги Жанны Д'Арк

Звучал с непонятной силойЛозунг ее простой:За свободу Франции милой,Кто любит меня – за мной!

Драпают пешие воины,Смешался конников строй,А она говорит спокойно:Кто любит меня – за мной!

Знамя подъемлет белое,Его над собой неся,Как будто идет за девоюСзади Франция вся.

Истерзана милая Франция,Проигран за боем бой,Уже бесполезно драться…Кто любит меня – за мной!

Шестнадцати лет девчонка,Носительница огня,Сменила свою юбчонкуНа латы, меч и коня.

Свершая святое дело,За ударом неся удар,Едет нежная дева,Железная Жанна Д'Арк.

В стане британцев паника,В стане британцев вой,Она поднимается ранена:Кто любит меня – за мной!

Конечно, мне лучше было быЦветы собирать в лесу.Но гибнет Франция милая,И Францию я спасу.

Девчонка я, мне бы все же —Жених, ребятишки, дом,Но если не я, то кто же?Если не я – никто.

Хрупка я, но Бог поможет,Дух укрепляя мой,Но если не я, то кто же?Кто любит меня – за мной!

В чем силы ее источник,Загадка не решена.Но все исполнилось в точности,Как сказала она.

Победа – ее награда.Как молния меч сверкал.С Орлеана снята осада,Коронован в соборе Карл.

А дальше? Позор мужчинам.Людям стыд и позор.Суд заседает чинно,В Руане горит костер.

Британцы или бургундцы,Епископы и князья,Девчонку мучить? Безумцы!Отвагу судить? Нельзя!

А что же Франция милая?Где же она была?С легкостью изменила,Походя предала.

И Карл, коронованный Жанной,Где же тогда он был?Король, как это ни странно,Первым руки умыл.

А эти зеваки, толпыВокруг костра на ветру,Почему не бросились, чтобыСпасти из огня сестру?

Конечно, каре, охрана,Войско во всей красе.Но если бы все ради ЖанныБросились сразу все?

В больших городах и малых,В селах и деревнях,В харчевнях и пышных залах,Пешими, на конях?

Трусы? Рабы обмана?Горем сердца полны?Не вас ли спасала Жанна,Бросясь на костер войны?

Пламя уже до груди,Уже до глаз достает,Бывает, предатели – люди,Бывает – и весь народ.

Люди, сделайте милость,Пока не померк еще взор,Одна за всех – получилось.Все за одну… позор!

Вечером под золоюНашли в углях палачиСердце ее как живое,Только что не стучит.

Сердце бросили в Сену,Чтобы стереть и след,С тех пор прошло постепенноПолтысячи с лишним лет.

Слава ее окрепла,И там, где в беде народ,Дева встает из пепла,На помощь она идет.

Тогда всех других дорожеЛозунг, зовущий в бой:Если не я, то кто же?Кто любит меня – за мной!

Северные березы

Хорошо вам, красивые, белые сестры,Белоствольными рощами тихо стоять,Не под северным ветром, как лезвие, острым,Не от северных жгучих морозов стонать.

Хорошо вам, прямые и стройные станом,И легко зеленеть, и легко золотеть.Ваши кроны подобны зеленым фонтанам,Словно женские волосы, каждая ветвь.

Ваши корни блаженствуют в мягком суглинке,Под зеленым покровом цветущей травы.Среди ржи вы красуетесь, как на картинке,И бессмертных стихов удостоены вы.

Только как сохранить эти пышные верви,И стволов прямизну, и приветливый вид,Если ветви стрижет обжигающий ветер,Если корни скользят о холодный гранит.

Где роскошного летнего полдня сияньеИли теплых и тихих ночей благодать?Наша жизнь – это только противостояньеИ одна невеликая цель – устоять.

Валуны, плывуны, непогожее лето,И зазимок опять, и мороз недалек.И тепла, и добра, и вселенского светаНам отпущен жестокий и скудный паек.

Просветленные дни, словно птицы – пролетом,Промелькнули, и нет от зимы до зимы.Мы суровой природы раздавлены гнетом,Где бы просто расти, извиваемся мы.

О стволах, как свечах, не мечтаем подавно,О какой же метать прямизне и красе:Все в буграх и узлах, в черных все бородавках,Перекручены все, переверчены все.

Утешаться ли нам? Говорят, древесина,Если мы попадем под пилу и топор,Древесина у нас уникально красива,За узором – узор, за узором – узор.

Тот оттенок ее, золотист или розов,Полировки ее драгоценная гладь:Вот во что отложились вера и морозы,Как страданья поэта ложатся в тетрадь.

Все, что было жестокостью, стойкостью, болью,Золотыми словами сверкает с листа.Утешаться ли нам, что суровая доляПо конечному счету и есть красота?

Иванушки

Старик орает. Ткет холсты старуха,Румяна дочка. Полон сундучок.А на печи, держа в руках краюху,Иванушка – простите – дурачок.

В тонах доброжелательных и красках,Русоволосы, мыслями легки,На всех печах, во всех народных сказкахИванушки – простите – дурачки.

На теплых кирпичах, объяты ленью,Считая мух, они проводят дни.Зато потом – по щучьему веленью —Все моментально делают они.

Драконов страшных тотчас побеждаютИ, огненные головы рубя,Невинных из темниц освобождают,Берут царевен замуж за себя.

Забыв о печках, мамках и салазках,На Сивках-Бурках мчат во все концы.Как хорошо: во всех народных сказкахИванушки выходят – молодцы.

Ан нет, и впрямь: и царство все проспали,И отдали в разор красу земли…Царевен в сказках доблестно спасали,А подлинных царевен не спасли.

Настала очередь моя

Когда Россию захватилиИ на растленье обрекли,Не все России изменили,Не все в предатели пошли.

И забивались тюрьмы теми,В ком были живы долг и честь.Их поглощали мрак и темень,Им ни числа, ни меры несть.

Стреляли гордых, добрых, честных,Чтоб, захватив, упрочить власть.В глухих подвалах повсеместноКровища русская лилась.

Все для захватчиков годилось —Вранье газет, обман, подлог.Когда бы раньше я родился,И я б тогда погибнуть мог.

Когда, вселяя тень надежды,Наперевес неся штыки,В почти сияющих одеждахШли Белой Гвардии полки,

А пулеметы их косили,И кровь хлестала, как вода,Я мог погибнуть за Россию,Но не было меня тогда.

Когда (ах, просто как и мудро),И день и ночь, и ночь и деньКрестьян везли в тайгу и тундруИз всех российских деревень,

От всех черемух, лип и кленов,От речек, льющихся светло,Чтобы пятнадцать миллионовКрестьян российских полегло,

Когда, чтоб кость народу кинуть,Назвали это «перегиб»,Я – русский мальчик – мог погибнуть,И лишь случайно не погиб.

Я тот, кто, как ни странно, вышелПочти сухим из кутерьмы,Кто уцелел, остался, выжилБез лагерей и без тюрьмы.

Что ж, вспоминать ли нам под вечер,В передзакатный этот час,Как, души русские калеча,Подонков делали из нас?

Иль противостоя железу,И мраку противостоя,Осознавать светло и трезво:Приходит очередь моя.

Как волку, вырваться из круга,Ни чувств, ни мыслей не тая.Прости меня, моя подруга,Настала очередь моя.

Я поднимаюсь, как на бруствер,Но фоне трусов и хамья.Не надо слез, не надо грусти —Сегодня очередь моя!

Друзьям