Андрей Дементьев - Долгая жизнь любви Страница 13

* * *

Люблю шабат в ИерусалимеЗа благодать и тишину.Машины, как в застывшем клипе,На сутки отошли ко сну.

И в каждом доме в этот вечерВсе шумно празднуют шабат.Во взглядах полыхают свечи.Плывет по дому аромат.

Я тоже здесь с друзьями вместеПью ветхозаветное вино.И греет сердце желтый крестик.Мы с ним сегодня заодно.

Ведь Бог един… Какой бы верыМы ни придерживались впредь,Нам не уйти из общей сферы:За жизнью – смерть,За жизнью – смерть.

Люблю библейские субботы.Живу легко и не спеша.Одни мечты в нас и заботы.Едины Небо и душа.Мы получаем жизнь от Бога.И всех роднит Всевышний дар.Христос когда-то в синагогахМолитвы древние читал.

И не традиции нас разнят,А сами разнимся мы в них.Встречаю я всеобщий праздникСреди друзей и древних книг.

* * *

Осень вновь в права вступилаУ зимы посредником.Ива смотрит в пруд уныло,Шелестит передником.

На пруду, позолоченномЛистьями осенними,Лебедь белый, лебедь черныйВыплывают семьями.

Грустно я смотрю на небоВ бесконечность серости.Ах, как хочется мне снега!Снега первой свежести.

* * *

Всё, что начинается со злобы,Всё потом кончается стыдом.Иногда нечаянное словоМне напоминает бурелом.

Ничего в душе не остается.Как пустырь, заброшена она.И не греет утреннее солнце.И не светит поздняя луна.

Я не знаю, что должно случиться,Чтобы всё забылось и прошло.

Спрячу грусть я в белую страницу.И накрою болью я чужое зло.

Легенда о любви

От толпы и злобы заслонив ее, —Спас Христос Марию Магдалину…И, отторгнув прошлое свое,Грешница пришла к Нему с повинной.

Было в чем ей каяться ЕмуИ чего стыдиться запоздало.Но в душе Марии Он развеял тьму,Чтоб душа отныне не страдала.

Впрочем, может, было всё не так.Просто, как никто, – ее Он понял…А молва о ней – как стершийся пятак,Побывавший в тысячах ладоней.

Веря в милосердие свое,Он сказал:«Тот, кто в грехах невинен, —Тот пусть камнем поразит ее…»

И никто не тронул Магдалину.

Ну, а мне все верится опятьВ светлую и горькую Любовь их.И когда Христос шел умирать,Он вознес те чувства на Голгофу.Сквозь венец терновый на челеВидел Он – брела она босаяПо родной по горестной земле,Именем Его любовь спасая.

Впрочем, может, было всё не так…Но значенья это не имеет.Если всё могло быть только так,Как случилось в той легенде с нею…

* * *

Вдали туман…И в нем – Иерусалим.И облака цепляются за горы.Вот так, наверно, выглядел Олимп.Но мне дороже всех ОлимповЭтот город,Где так давно душа моя живет,Когда я сам в Москве или в поездках…Бежит дорога в тот счастливый год,Когда взошел я на Святое место.

Прошу у Неба подсказать слова,Чтоб их опять с моей любовью сверить.За окнами раскрашена листва,Как будто бы писал ее Малевич.

Спускаюсь вниз я – в суету и шум.Где веером обмахиваясь,ПальмыМолчат в плену своих зеленых дум.И я молчу в тиши исповедальной.

Беловежская пуща

Изба смотрела на закат,Дыша озерной сыростью.Здесь жил великий мой собрат,Волшебник Божьей милостью.

Он околдовывал зарю,Купавшуюся в озере.Он ей шептал:– Я повторюТвое виденье в образе…

Но, чьим-то именем томим,Не помнил об обещанном,Заря, обманутая им,Бледнела, словно женщина.

И погружался мир во тьму.И сквозь его виденияЯвлялась женщина ему.А может, только тень ее.

Не говорила, не звала,Лишь грустно улыбалась.Наверно, Музою былаИ потому являлась.

* * *

Мы прилетели встретиться с весной,Устав от обжигающих метелей.Здесь небо, поразив голубизной,Уходит в ночь на звездные постели.

Мы прилетели встретиться с весной.С весельем птиц над юными цветами.И с музыкой ветров, и с тишиной,Когда в закате краски тихо тают.

Зима осталась где-то далеко.И лишь луна глядит на нас просяще…А на душу приветливо леглоПредчувствие вернувшегося счастья.

Но, вырвавшись из тихой синевы,Мы скоро возвратимся и осилимПоследние неистовства зимы,Чтоб вновь в себе почувствовать Россию.

Москва – Иерусалим

* * *

Я хотел писать лишь о любви и верности…Но пришлось забыть мне замыслы свои.Столько накопилось в мире мерзости,Что не мог писать я больше о любви.

Переполнив душу горем и отчаяньем,Я мечтал всю жизнь начать с нуля.Чтобы зло от наших зорь отчалило,Чтоб от скверн очистилась Земля.

И опять я думаю о Боге,О забытой Господом Земле…

Пожилой «афганец», потерявший ноги,На коляске едет по стране.

Мимо лихо мчатся лимузины.Мимо взгляды на ходу скользят…

Как скользили мимо весны, годы, зимы,Так промчится жизнь —Как равнодушный взгляд.

* * *

Породнился с небом я навеки…Вновь внизу притихшая земля.Ночь неслышно поднимает веки,Ярким светом озарив меня.

Не могу привыкнуть к этим краскам,К волшебству палитры неземной.Синий цвет перемешался с красным,Словно осень встретилась с весной.

Мы влетаем в сполохи рассвета.И плывут из рая облака…Ангел мой неподалеку где-то —Чувствует его моя строка.

В небесах я счастлив и спокоен,Потому что Ангелом храним.Шелест крыл его нарушил «Боинг».И, наверно, по дороге им.

В небе и легко, и одиноко.Будто вижу я волшебный сон.Синий свет течет из круглых окон.Синий шум несется из окон.Мы еще не скоро приземлимся.Впрочем, время я не тороплю.Мы летим без спешки и без риска.И боязнь твоя равна нулю.

И нежданно я тебе признаюсьВ том, что в небе я бы жить хотел.«Боинг» наш – как тот счастливый аист,Что вчера над домом пролетел.

* * *

Р. Чарыеву

Это правда:Чтобы долго жить,Надо чаще видеться с друзьями.Я всё продолжаю мельтешитьВстречами, поступками, стихами.

Но однажды брошу все дела,Сяду в самолет Аэрофлота…

Друг не ждал —Душа его ждала,Веря в неожиданность полёта.

Так же побросав свои дела,Соберутся милые мне люди.Около веселого столаМы о дружбе говорить не будем.

Только память станет ворошитьТе слова, когда вернусь до дому.Не затем, чтоб после долго жить, —Просто жить не стоит по-иному.

1981

В альбом

Для меня Восьмое мартаНе забито суетой.Это выиграшная карта.Я живу по карте той.

Я живу, чтоб вновь признаться,Что любовь моя к тебеСлаще славы и оваций,Чище снега в декабре.

Я опять готов признаться,Что всю жизнь тебя люблю…И, наверно, лет пятнадцатьУподоблен королю.

Потому что королеваУ меня навек одна.Мне при ней ходить налево,Если честно, – на хрена.

Потому что нет красивейИ мудрее, чем она.Я объездил всю Россию…Но такая лишь одна.Потому Восьмое мартаДля меня – все триста дней.Я поставил жизнь на карту.И давно живу по ней.

* * *

Скороговорка осеннего лесаПохожа на тихую мессу.Как будто лес молится тоже.И музыка грустно звучит…Стою у сосновых подножий,Где дятел по кроне стучит.

Скороговорка осеннего лесаТоропится в поднебесье,Чтоб снова на землю спуститься,Где музыку ждет тишина…Где с лесом прощаются птицы.Им надо успеть дотемна.

Я тоже прощаюсь надолгоС тем миром, где мрачно и колко.И грустно от птичьего плеска,От белых берез в неглиже…Скороговорка осеннего лесаНикак не умолкнет в душе.

Сентябрь в Барвихе

Мне не хватит ни слов, ни восторга,Чтоб воспеть красоту сентября.Возле озера высится горкаЛегких листьев из янтаря.

А на озере – проба балета:Гордых птиц белоснежный заплыв.Еще слышится музыка лета.Но все ярче осенний мотив.

Жаль, что всё это будет недолго.За дождями придут холода.И лишат мою душу восторга…Слава Богу, не навсегда…

Зиму мы переждем и осилим.Беды вынесем на мороз…Ведь нельзя без закалки России,Как душе невозможно без слез.У весны тоже есть своя прелесть…Среди парков и старых аллейМай цветы молодые поселит,Чтобы жизнь нам казалась светлей.

А когда возвратится к нам осень,Мы, наверное, станем мудрей.

Я брожу между бронзовых сосен,Как среди вековых якорей.

* * *