Илья Чавчавадзе - Стихотворения и поэмы Страница 14

29. Элегия. Перевод Н. Заболоцкого

В туманном блеске лунного сиянья,В глубоком сне лежит мой край родной.Кавказских гор седые изваяньяСтоят вдали, одеты синей мглой.

Какая тишь! Ни шелеста, ни зова…Безмолвно спит моя отчизна-мать.Лишь слабый стон средь сумрака ночногоПрорвется вдруг, и стихнет всё опять…

Стою один… И тень от горных кряжейЛежит внизу, печальна и темна.О господи! Всё сон да сон… Когда же,Когда же мы воспрянем ото сна?

30. На берегу Куры. Перевод Б. Серебрякова

Л. Магалашвили

Вновь с грохотом Кура бежит передо мной,Я в этом грохоте отчизны слышу громы,Вновь сердце у меня полно тоски былойИ стонет, мутным бегом волн влекомо.Вновь давит мозг сомнений пелена,И раны старые раскрылись вновь и ноют.И стонет грудь, я жалуюсь волнам,Как будто унесли они мое былое.О время светлое! Ты стерлось навсегда,Сметенное, как пыль, веков чередованьем…Внемли моей мольбе, Кура, и передайТем светлым временам моей души стенанья!

31. «Юность, где сладость твоя…». Перевод А. Тарковского

Юность, где сладость твоя? Где живые усилья,Страстное сердце, влекущее к яркому раю?Чувства ограблены, рано подрезаны крылья,Ветвью безлистной я в пору весны поникаю.

Юные сны расточились, как легкие тени,Юное сердце покинуто верою ранней,Радость убита холодным дыханьем сомнений,И облетели цветы молодых упований.

Тщетным огнем неземную любовь называя,Крылья подрезал мне разума вкрадчивый холод,Чистого чувства померкла святыня былая…Горе тому, кто в года молодые не молод!

32. Потерянный эдем. Перевод Вс. Рождественского

Кто видел тот эдем цветущий,В котором сладостен не сон,А пробужденье, — мир, живущийСвободой, сохраняет он.Там и сама природа — властныйУпрек тому, кто слаб и нем,Там потерял народ прекрасныйВ самом эдеме свой эдем.

Вот участь Родины несчастной.

33. К Алазани. Перевод К. Липскерова

Цвет юности завял от быстротечности времени,Бег времени оставил сердце немощным.[13]

Река! В потоках слез горой моей родноюРожденная река! Ты снова предо мною;Ищу минувшее я в глуби этих вод,Всё то, что скрыл в тебе годов круговорот;На берегу твоем я помню все утраты,Всё, от чего тоской душа и сердце сжаты.Вот этот дуб! Я с той сидел в его тени,Кто нежностью своей мои наполнил дни.Вот здесь смотрели мы на вспененные воды,Как мы, кипела ты в те пламенные годы.На бурный бег волны глядели мы вдвоем,Подобья быстрых дней еще не видя в нем.Зачем глядеть вперед, когда всё то, что было,Нам радостной зари улыбка озарила?Но канул краткий срок — и неги в сердце нет,Любви восторженной иссяк неверный свет.И прочь ушла судьба, блеснув улыбкой нежной,Исчезла, словно блеск на влаге быстробежной.Не та уж Алазань! И дуба высох ствол!И на висках своих седины я нашел!

34. На смерть брата. Перевод В. Шефнера

Горе мне, брат!.. Темной смертью похищенный,На тоску по тебе обрек ты душу мою.В ночь ты ушел, и меня вверг в ночь бесконечную,Одного оставил, всё пусто кругом, разрушено…

Брат мой Темур, всё с тобой похоронено…В горьких слезах найду ль себе утешение?Сирый твой прах на чужбине дальней покоится,К светлой могиле скорбные шлю моления…

35. Спящей женщине. Перевод Вс. Рождественского

На твой сон смотрюС лаской нежною,Вижу грудь твоюБелоснежную.Слышу, как она,Благовонная,Дышит, негой снаУпоенная.И румянец щекРазгорается,И гранаты устУлыбаются.Озарила ликНега сонная,Крылом ангелаОсененная.Как чисты чертыТвоего лица!Счастлив тот, кто твойДруг, красавица!

36. Тоска. Перевод Вс. Рождественского

На земле, на небе всё в молчании,Лишь горят бесстрастные светила.Истомило душу мне отчаянье,А тоска мне сердце отравила.

Было холодно душе страдающей,Тело смолы залили кипучие,Я томился в муке, всё сжигающей,Мозг пылал, и слезы лились жгучие.

Я лежал, покинутый, в отчаянье,Надо мной чужое небо было.На земле, на небе всё в молчании,А вверху — бесстрастные светила.

37. Муша. Перевод Н. Заболоцкого

В труде проходит жизнь егоИ не приносит ничего

В знойный день, в Тбилиси, около базараПроходил я часто. Черный от загара,У стены лежал ты, брат мой несчастливый,Сердце надрывал мне твой напев тоскливый.Жизнь твою прочел я в этих скорбных звуках —Труд во имя хлеба в горестях и муках.Кто ты, брат мой бедный? В чем твоя кручина?Может, не стерпел ты плети господинаИ, семью покинув, кров забыл домашний,Бросил дом отцовский, распростился с пашней?Иль судьба бесчестно парня обманула,Выгнала из дому, жизнь перевернула,На людей надежды также не сбылися…Но куда пришел ты? Что нашел в Тбилиси?

Низко ты склонился под мешком, бедняга!Хриплое дыханье сотрясает грудь,Прилипает к телу потная рубаха,Подкосились ноги, шагу не шагнуть!Люди к этим мукам полны безразличья.Вот летит на дрожках важный господин,И тебя, частицу божьего величья,Сшиб он, опрокинув, как пустой кувшин.Ты перевернулся. Над твоим позоромГрянул дружный хохот: «Вот так акробат!»И никто не дрогнул перед этим взором,Хоть зажегся гневом твой суровый взгляд!Не сказав ни слова, ты мешок хватаешь,Посинели жилы, но не сдвинуть кладь,На глазах народа ты изнемогаешь,Помощи, как видно, неоткуда ждать!

Наконец добрел ты к дому еле-еле,Вытер пот горячий рукавом шинели,Дышишь полной грудью, отдохнув в прохладе,Ждешь, покуда вспомнит богатей о плате.Но хозяин медлит, он известный скряга.Снова ты обсчитан, труженик-бедняга!И опять твердишь ты о несчастной доле, —Ты ли не работал, словно буйвол в поле?Ведь с тобой, носильщик, коль нужна работа,Будут торговаться до седьмого пота,Сытого накормят, а несчастный нищий —Будешь ты доволен нищенскою пищей!Так несправедливо обделен судьбою,Свой куртан пристроишь ты под головоюИ заснешь в потемках на сиротском ложе,Чтобы завтра снова испытать всё то же.

Так всю жизнь в работе, муке и печали,Не отведав счастья, проживешь ты, друг,До тех пор, покуда где-нибудь в подвалеНе ударит в сердце тягостный недуг.Будешь ты валяться на своей постели,Будешь покрываться полами шинели,Будешь, одинокий, в муках умирать.

Не заплачет горько над тобой подруга,Не придут детишки, прячась друг за друга,Не застонет в муке старенькая мать.Ты умрешь, и тело на носилки бросят,И без слез зароют труп холодный твой,И никто не вспомнит, и никто не спросит,Как ты жил когда-то на земле родной.

38. Александру Чавчавадзе. Перевод В. Шефнера