Хаким Фирдоуси - Шах-наме Страница 15

Михраб узнает о поступке дочери

Михраб счастливый вышел из шатра,—В Дастане он обрел исток добра.

Увидел он: лежит в слезах супруга,Лик побледнел, как будто от недуга.

Спросил в тревоге: «Что тебя томит?Увяли лепестки твоих ланит!»

В ответ Михрабу молвила царица:«Моя душа грядущего страшится.

Что будет с этой радостной страной,С арабскими конями и казной,

С твоим дворцом, с послушными рабами,С твоим венцом, с цветущими садами,

С царевной, что блистает красотой,С величьем, славой, жизнью прожитой?

Пусть твой венец и трон блестят победно —Со временем уйдут они бесследно.

Как ни старайся, их отнимет враг,Деянья наши обратятся в прах.

Окажется в гробнице наша слава:То древо, чьи плоды для нас — отрава,

Взрастили мы, трудясь в мороз и зной,Венцом его украсили, казной,

Оно расцвесть роскошно не успело —Его листва тенистая истлела.

Вот в этом наш предел и наш исход,Не ведаю, когда покой придет!»

А царь: «Ты старое сказала слово,А повторенье не бывает ново.

Сей мир противен светлому уму,И мудрый ужасается ему.

Любого из живых судьба находит,Один уходит, а другой приходит.

И в счастье и в беде — одна судьба,Безумна с высшим судией борьба».

Синдухт — в ответ: «Поведала я притчу,Надеясь, что я правду возвеличу.

Мудрец, достойный славы и похвал,О древе притчу сыну рассказал,

А я ту притчу рассказала снова,Чтоб со вниманьем выслушал ты слово.

Дастан,— открою истину тебе,—Силки расставил тайно Рудабе.

Смутил ей сердце, сбил с пути царевну,Найдем же выход, чтоб спасти царевну,

Я не смогла советом ей помочь,И вижу я: страдает наша дочь».

Ошеломленный новостью такою,Поднялся царь, сжимая меч рукою,

Вскричал: «Убью сейчас же Рудабу,—Мне легче видеть дочь свою в гробу!»

Царица, гнев супруга понимая,Сказала, стан Михраба обнимая:

«Властитель мой! Хотя бы к одномуПрислушайся ты слову моему,

А после поступи, как скажет разум,Мы покоримся всем твоим приказам».

Отпрянул царь и оттолкнул жену,Вскричал, подобный пьяному слону:

«Зачем я дочь свою в живых оставил,Как только родилась — не обезглавил?

Был мягким, предков преступил завет,И вот я от нее дождался бед.

Все качества отца должны быть в сыне,Быть хуже, чем отец,— грешно мужчине.

Бесславья и позора не хочу,А ты прибегнуть не даешь к мечу.

Когда могучий Сам и царь ИранаНад ними власть получат невозбранно,

Тогда умрет кабульская земля,Сады заглохнут, высохнут поля».

«Мой господин,— воскликнула царица,—Не надобно болтать, не стоит злиться,

Не предавайся горю и слезам,—Уже об этом знает всадник Сам,

Он с поля битвы двинулся обратно,Он встретил эту весть благоприятно».

Промолвил царь: «Прекрасная луна!Мне лгать в подобный час ты не должна.

Я б свадьбе не мешал, скажу я прямо,Но Манучихра я боюсь и Сама.

И то сказать: на всей земле когоС могучим Самом не прельстит родство?»

Синдухт сказала: «Гордый муж! Не стануС тобой хитрить и прибегать к обману.

Твоя беда — она моя беда,Я связана с тобою навсегда.

Как ты, и я вначале опасалась,Но ясным наше дело оказалось.

Уж не такое чудо этот брак,—Из сердца выкинь страх, тоску и мрак.

Заль поступил, как Фаридун когда-то,К йеменскому царю пославший свата.

Чужой войдет как родич в твой дворец,—Твой враг увидит в этом свой конец!»

Ответствовал Михраб, как прежде, гневный:«Вставай и приходи ко мне с царевной».

Ей стало страшно: мрачен муж, как ночь,Тоской терзаем, умертвит он дочь!

«Сперва,— сказала,— обещай мне милость»,—Хитрила, царский гнев смягчить стремилась.

Михраб воскликнул: «Я клянусь тебе,Что зла не причиню я Рудабе,

Но бойся Манучихра: царь всевластныйНа нас нагрянет с яростью ужасной».

От сердца у царицы отлегло,Она склонила пред царем чело,

Ушла с улыбкой на устах, сияя:Лицо — как день, а кудри — тьма ночная.

Сказала Рудабе: «С весельем встань,Теперь гепард терзать не будет лань.

Давай скорей запястья, кольца спрячем,Убранство сняв, к отцу ступай ты с плачем».

«Снимать? Зачем? — сказала та в ответ,—Мне, бедной, притворяться — смысла нет.

Навеки я принадлежу Дастану,А то, что явно, я скрывать не стану».

И дочь предстала пред лицом царя,Нарядна, как восточная заря.

Отец, ее увидев, восхитилсяИ мысленно к Йездану обратился.

Сказал ей: «Помутнен твой ум навек!Какой допустит знатный человек,

Чтоб вышла пери за исчадье ада?Тебя лишить венца и перстня надо!»

Он, полный гнева, как гепард рыча,Кружил, сжимая рукоять меча.

Ушла царевна в страхе и печали,И желтыми ее ланиты стали.

И мать и дочь — несчастные сердца —Прибежища искали у творца.

Манучихр узнает о любви Заля и Рудабы

Придворных шаханшаха всколыхнулаВесть о Дастане, о царе Кабула,

О том, что Заль влюблен: пришло на умСтать равными неравным этим двум!

Перед лицом царя царей мобедыОб этой вести повели беседы.

Такое слово Манучихр изрек:«За это дело нас накажет рок.

Умом, войной и силой твердой властиИран я вырвал из тигриной пасти.

Царь Фаридун Заххака сбросил гнет,—Боюсь я: это семя прорастет.

Дастан, влюбившись, долг забыл сыновний:Пусть дочь араба нам не станет ровней!

Когда у этих двух,— так царь сказал,—Из ножен вдруг появится кинжал,{15}

То, если в мать пойдет дитя Дастана,Мы много зла увидим от смутьяна.

Он возмутит иранскую страну,Чтоб отобрать корону и казну».

Мобеды вознесли царя высоко,Назвали властелином без порока:

«Воистину мудрейший ты из нас,Сильнейший ты из нас в тяжелый час!

Верши по смыслу веры и закона:Твой разум в плен захватит и дракона!»

Ноузару царь царей велел созватьВельмож придворных, избранную знать:

«Ступайте к Саму, поведите речи,Спросите, как вернулся всадник с сечи,

Скажите: «К нам пожалуй во дворец,Потом домой отправишься, храбрец».

Внял храбрый Сам такому приказанью,Обрадовался этому свиданью,

Сказал Ноузару: «Я пойду к царю,Свиданьем с ним я душу озарю».

Со звоном чаш тогда смешались клики,Не умолкали здравицы владыке,

Ноузару, Саму — всаднику в броне,И всем князьям, и каждой их стране.

Прошла в веселье ночь. Когда светило,Сверкая, тайну неба им открыло,

Вельможи, как велел им царь царей,К его двору помчались поскорей.

Могучий Сам, воитель несравненный,Предстал пред повелителем вселенной.

Воскликнул Манучихр: «Иди на бой,И всех отважных ты возьми с собой!

Кабул и Хиндустан сровняй с камнями,Дворец Михраба ты повергни в пламя.

Пусть не уйдет Михраб из рук твоих,Не оставляй змееныша в живых.

Змеиный род, исполнен злобы лютой,Грозит земле войной, насильем, смутой.

Всех, у кого была с Михрабом связь,Кто власть его признал, ко злу стремясь,—

Ты обезглавь, к одной стремясь корысти;От семени Заххака мир очисти!»

Ответил Сам: «Злодеев одолев,Из сердца шаха прогоню я гнев».

Челом склонился предводитель рати,Припал устами к перстню и печати.

Домой велел полкам он повернуть,Помчались кони, пожирая путь.

Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.