Яков Полонский - Стихи Страница 15

ПОЛЯРНЫЕ ЛЬДЫ

У нас весна, а там — отбитые волнами,Плывут громады льдин — плывут они в туман —Плывут и в ясный день и — тают под лучами,          Роняя слезы в океан.

То буря обдает их пеной и ломает,То в штиль, когда заря сливается с зарей,Холодный океан столбами отражает          Всю ночь румянец их больной.

Им жаль полярных стран величья ледяного,И — тянет их на юг, на этот бережок,На эти камни, где нам очага родного          Меж сосен слышится дымок.

И не вернуться им в предел родного края,И к нашим берегам они не доплывут;Одни лишь вздохи их, к нам с ветром долетая,          Весной дышать нам не дают…

Уж зелень на холмах, уж почки на березах;Но день нахмурился и — моросит снежок. —Не так ли мы вчера тонули в теплых грезах…          А нынче веет холодок.

«Блажен озлобленный поэт…»**

         Блажен озлобленный поэт,Будь он хоть нравственный калека,Ему венцы, ему приветДетей озлобленного века.

         Он как титан колеблет тьму,Ища то выхода, то света,Не людям верит он — уму,И от богов не ждет ответа.

         Своим пророческим стихомТревожа сон мужей солидных,Он сам страдает под ярмомПротиворечий очевидных.

         Всем пылом сердца своегоЛюбя, он маски не выноситИ покупного ничегоВ замену счастия не просит.

         Яд в глубине его страстей,Спасенье — в силе отрицанья,В любви — зародыши идей,В идеях — выход из страданья.

         Невольный крик его — наш крик,Его пороки — наши, наши!Он с нами пьет из общей чаши,Как мы отравлен — и велик.

КАЗИМИР ВЕЛИКИЙ**

Посв. памяти А. Ф. Гильфердинга[15]

В расписных санях, ковром покрытых,          Нараспашку, в бурке боевой,Казимир, круль польский, мчится в Краков          С молодой, веселою женой.

К ночи он домой спешит с охоты;          Позвонки бренчат на хомутах;Впереди, на всем скаку, не видно,          Кто трубит, вздымая снежный прах;

Позади в санях несется свита…          Ясный месяц выглянул едва…Из саней торчат собачьи морды,          Свесилась оленья голова…

Казимир на пир спешит с охоты;          В новом замке ждут его давноВоеводы, шляхта, краковянки,          Музыка, и танцы, и вино.

Но не в духе круль: насупил брови,          На морозе дышит горячо.Королева с ласкою склонилась          На его могучее плечо.

«Что с тобою, государь мой?! друг мой?          У тебя такой сердитый вид…Или ты охотой недоволен?          Или мною? — на меня сердит?..»

«Хороши мы! — молвил он с досадой. —          Хороши мы! Голодает край.Хлопы мрут, — а мы и не слыхали,          Что у нас в краю неурожай!..

Погляди-ка, едет ли за нами          Тот гусляр, что встретили мы там…Пусть-ка он споет магнатам нашим          То, что спьяна пел он лесникам…»

Мчатся кони, резче раздается          Звук рогов и топот, — и встаетНад заснувшим Краковом зубчатой          Башни тень, с огнями у ворот.

В замке светят фонари и лампы,          Музыка и пир идет горой.Казимир сидит в полукафтанье,          Подпирает бороду рукой.

Борода вперед выходит клином,          Волосы подстрижены в кружок.Перед ним с вином стоит на блюде          В золотой оправе турий рог;

Позади — в чешуйчатых кольчугах          Стражников колеблющийся строй;Над его бровями дума бродит,          Точно тень от тучи грозовой.

Утомилась пляской королева,          Дышит зноем молодая грудь,Пышут щеки, светится улыбка:          «Государь мой, веселее будь!..

Гусляра вели позвать, покуда          Гости не успели задремать».И к гостям идет она, и гости          — Гусляра, — кричат, — скорей позвать!

Стихли трубы, бубны и цимбалы;          И, венгерским жажду утоля,Чинно сели под столбами залы          Воеводы, гости короля.

А у ног хозяйки-королевы,          Не на табуретах и скамьях,На ступеньках трона сели панны,          С розовой усмешкой на устах.

Ждут, — и вот на праздник королевский          Сквозь толпу идет, как на базар,В серой свитке, в обуви ремянной.          Из народа вызванный гусляр.

От него надворной веет стужей,          Искры снега тают в волосах,И как тень лежит румянец сизый          На его обветренных щеках.

Низко перед царственной четою          Преклонясь косматой головой,На ремнях повиснувшие гусли          Поддержал он левою рукой,

Правую подобострастно к сердцу          Он прижал, отдав поклон гостям.«Начинай!» — и дрогнувшие пальцы          Звонко пробежали по струнам.

Подмигнул король своей супруге,          Гости брови подняли: гуслярЗатянул про славные походы          На соседей, немцев и татар…

Не успел он кончить этой песни —          Крики «Vivat!» огласили зал;Только круль махнул рукой, нахмурясь:          Дескать, песни эти я слыхал!

«Пой другую!» — и, потупив очи,          Прославлять стал молодой певецМолодость и чары королевы          И любовь — щедрот ее венец.

Не успел он кончить этой песни —          Крики «Vivat!» огласили зал;Только круль сердито сдвинул брови:          Дескать, песни эти я слыхал!

«Каждый шляхтич, — молвил он, — поет их          На ухо возлюбленной своей;Спой мне песню ту, что пел ты в хате          Лесника, — та будет поновей…

Да не бойся!» —          Но гусляр, как будтоК пытке присужденный, побледнел…          И, как пленник, дико озираясь,Заунывным голосом запел:

«Ох, вы хлопы, ой, вы божьи люди!          Не враги трубят в победный рог,По пустым полям шагает голод          И кого ни встретит — валит с ног.

Продает за пуд муки корову,          Продает последнего конька.Ой, не плачь, родная, по ребенке!          Грудь твоя давно без молока.

Ой, не плачь ты, хлопец, по дивчине!          По весне авось помрешь и ты…Уж растут, должно быть к урожаю,          На кладбищах новые кресты…

Уж на хлеб, должно быть к урожаю,          Цены, что ни день, растут, растут.Только паны потирают руки —          Выгодно свой хлебец продают».

Не успел он кончить этой песни:          «Правда ли?» — вдруг вскрикнул КазимирИ привстал, и в гневе, весь багровый,          Озирает онемевший пир.

Поднялись, дрожат, бледнеют гости.          «Что же вы не славите певца?!Божья правда шла с ним из народа          И дошла до нашего лица…

Завтра же, в подрыв корысти вашей,          Я мои амбары отопру…Вы… лжецы! глядите: я, король ваш,          Кланяюсь, за правду, гусляру…»

И, певцу поклон отвесив, вышел          Казимир, — и пир его притих…«Хлопский круль!» — в сенях бормочут паны…          «Хлопский круль!» — лепечут жены их.

Онемел гусляр, поник, не слышит          Ни угроз, ни ропота кругом…Гнев Великого велик был, страшен —          И отраден, как в засуху гром!

ИЗ БУРДИЛЬЁНА**