Александр Пушкин - Евгений Онегин (илл. Тимошенко) Страница 17

XXXV

В тоске сердечных угрызений,Рукою стиснув пистолет,Глядит на Ленского Евгений.«Ну, что ж? убит», — решил сосед.Убит!.. Сим страшным восклицаньемСражен, Онегин с содроганьемОтходит и людей зовет.Зарецкий бережно кладетНа сани труп оледенелый;Домой везет он страшный клад.Почуя мертвого, храпятИ бьются кони, пеной белойСтальные мочат удила,И полетели как стрела.

XXXVI

Друзья мои, вам жаль поэта:Во цвете радостных надежд,Их не свершив еще для света,Чуть из младенческих одежд,Увял! Где жаркое волненье,Где благородное стремленьеИ чувств и мыслей молодых,Высоких, нежных, удалых?Где бурные любви желанья,И жажда знаний и труда,И страх порока и стыда,И вы, заветные мечтанья,Вы, призрак жизни неземной,Вы, сны поэзии святой!

XXXVII

Быть может, он для блага мираИль хоть для славы был рожден;Его умолкнувшая лираГремучий, непрерывный звонВ веках поднять могла. Поэта,Быть может, на ступенях светаЖдала высокая ступень.Его страдальческая тень,Быть может, унесла с собоюСвятую тайну, и для насПогиб животворящий глас,И за могильною чертоюК ней не домчится гимн времен,Благословение племен.

XXXVIII. XXXIX

А может быть и то: поэтаОбыкновенный ждал удел.Прошли бы юношества лета:В нем пыл души бы охладел.Во многом он бы изменился,Расстался б с музами, женился,В деревне, счастлив и рогат,Носил бы стеганый халат;Узнал бы жизнь на самом деле,Подагру б в сорок лет имел,Пил, ел, скучал, толстел, хирел.И наконец в своей постелеСкончался б посреди детей,Плаксивых баб и лекарей.

XL

Но что бы ни было, читатель,Увы! любовник молодой,Поэт, задумчивый мечтатель,Убит приятельской рукой!Есть место: влево от селенья,Где жил питомец вдохновенья,Две сосны корнями срослись;Под ними струйки извилисьРучья соседственной долины.Там пахарь любит отдыхать,И жницы в волны погружатьПриходят звонкие кувшины;Там у ручья в тени густойПоставлен памятник простой.

XLI

Под ним (как начинает капатьВесенний дождь на злак полей)Пастух, плетя свой пестрый лапоть,Поет про волжских рыбарей;И горожанка молодая,В деревне лето провождая,Когда стремглав верхом онаНесется по полям одна,Коня пред ним остановляет,Ремянный повод натянув,И, флер от шляпы отвернув,Глазами беглыми читаетПростую надпись — и слезаТуманит нежные глаза.

XLII

И шагом едет в чистом поле,В мечтанья погрузясь, она;Душа в ней долго поневолеСудьбою Ленского полна;И мыслит: «Что-то с Ольгой стало?В ней сердце долго ли страдало,Иль скоро слез прошла пора?И где теперь ее сестра?И где ж беглец людей и света,Красавиц модных модный враг,Где этот пасмурный чудак,Убийца юного поэта?»Со временем отчет я вамПодробно обо всем отдам,

XLIII

Но не теперь. Хоть я сердечноЛюблю героя моего,Хоть возвращусь к нему, конечно,Но мне теперь не до него.Лета к суровой прозе клонят,Лета шалунью рифму гонят,И я — со вздохом признаюсь —За ней ленивей волочусь.Перу старинной нет охотыМарать летучие листы;Другие, хладные мечты,Другие, строгие заботыИ в шуме света и в тишиТревожат сон моей души.

XLIV

Познал я глас иных желаний,Познал я новую печаль;Для первых нет мне упований,А старой мне печали жаль.Мечты, мечты! где ваша сладость?Где, вечная к ней рифма, младость?Ужель и вправду наконецУвял, увял ее венец?Ужель и впрямь и в самом делеБез элегических затейВесна моих промчалась дней(Что я шутя твердил доселе)?И ей ужель возврата нет?Ужель мне скоро тридцать лет?

XLV

Так, полдень мой настал, и нужноМне в том сознаться, вижу я.Но так и быть: простимся дружно,О юность легкая моя!Благодарю за наслажденья,За грусть, за милые мученья,За шум, за бури, за пиры,За все, за все твои дары;Благодарю тебя. Тобою,Среди тревог и в тишине,Я насладился… и вполне;Довольно! С ясною душоюПускаюсь ныне в новый путьОт жизни прошлой отдохнуть.

XLVI

Дай оглянусь. Простите ж, сени,Где дни мои текли в глуши,Исполнены страстей и лениИ снов задумчивой души.А ты, младое вдохновенье,Волнуй мое воображенье,Дремоту сердца оживляй,В мой угол чаще прилетай,Не дай остыть душе поэта,Ожесточиться, очерстветьИ наконец окаменетьВ мертвящем упоенье света,В сем омуте, где с вами яКупаюсь, милые друзья!66

Глава седьмая

Москва, России дочь любима,

Где равную тебе сыскать?

Как не любить родной Москвы?

Гоненье на Москву! что значит видеть свет!

Где ж лучше?

Где нас нет.

I

Гонимы вешними лучами,С окрестных гор уже снегаСбежали мутными ручьямиНа потопленные луга.Улыбкой ясною природаСквозь сон встречает утро года;Синея блещут небеса.Еще прозрачные лесаКак будто пухом зеленеют.Пчела за данью полевойЛетит из кельи восковой.Долины сохнут и пестреют;Стада шумят, и соловейУж пел в безмолвии ночей.

II

Как грустно мне твое явленье,Весна, весна! пора любви!Какое томное волненьеВ моей душе, в моей крови!С каким тяжелым умиленьемЯ наслаждаюсь дуновеньемВ лицо мне веющей весныНа лоне сельской тишины!Или мне чуждо наслажденье,И всё, что радует, живит,Всё, что ликует и блестит,Наводит скуку и томленьеНа душу мертвую давно,И всё ей кажется темно?

III

Или, не радуясь возвратуПогибших осенью листов,Мы помним горькую утрату,Внимая новый шум лесов;Или с природой оживленнойСближаем думою смущеннойМы увяданье наших лет,Которым возрожденья нет?Быть может, в мысли нам приходитСредь поэтического снаИная, старая веснаИ в трепет сердце нам приводитМечтой о дальней стороне,О чудной ночи, о луне…

IV

Вот время: добрые ленивцы,Эпикурейцы-мудрецы,Вы, равнодушные счастливцы,Вы, школы Левшина67 птенцы,Вы, деревенские Приамы,И вы, чувствительные дамы,Весна в деревню вас зовет,Пора тепла, цветов, работ,Пора гуляний вдохновенныхИ соблазнительных ночей.В поля, друзья! скорей, скорей,В каретах, тяжко нагруженных,На долгих иль на почтовыхТянитесь из застав градских.

V

И вы, читатель благосклонный,В своей коляске выписнойОставьте град неугомонный,Где веселились вы зимой;С моею музой своенравнойПойдемте слушать шум дубравныйНад безыменною рекойВ деревне, где Евгений мой,Отшельник праздный и унылый,Еще недавно жил зимойВ соседстве Тани молодой,Моей мечтательницы милой,Но где его теперь уж нет…Где грустный он оставил след.

VI