Евгений Витковский - Век перевода (2006) Страница 17

Уединенное

Я облачаюсь в одиночество свое,ничего, что рукава длинны, —теплее нет одежды, для неени стежки, ни булавки не нужны.

Мне некто одиночество скроил,что боль и облик чувствует людей;я в складках знак увидела, он былтаким, как шеи черных лебедей.

И пробудился взгляд внутри меня —павлиний глаз, что крылышки смежил, —он видит волны, что бегут, тесняграницы светлых дней и темных сил,

и увлажняют золото волосэльфийской девы. Тянут в бездну вод.И год, что сел на каменный утес,как птица, в страхе дни свои зовет.

Так тихо здесь. Струится полотно,что будет впору мне когда-нибудь.И рыбы опускаются на дно,цветными плавниками бьются в грудь.

Посеяны земные семена.Плечо блестит рудою золотой.Трепещущая легкость полотна,мерцая, лоб охватывает мой.

Трагическая развязка

Тигр ежедневный путь свой отмеряетза шагом шаг.Порой под вечер голод утоляет;он здесь чужак.

Решетки сталь: за нею мир бесплотныйсо всех сторон;удар и крик, и мрак зимы холодной —всего лишь сон.

Идет домой: забыв язык свободы,скользит на свет.И клетка мстит ему в момент ухода,кидаясь вслед.

В немой тоске он вспыхивает ярко:то боль была.В полосках сажи золото огаркасвечи, сгорающей дотла.

МАША КАЛЕКО{48} (1907–1975)

Агота

Агота — две косички с сединой.Агота наша всё на свете знала.По пятницам нас бережно купала.Агота — имя нянюшки родной.Она носила платье изо льнас баварским лифом с выцветшей канвою.Так нежно песни старые пороюнам пела ломким голосом она.Вела беседы с Богом напрямик.Когда Он нас не жаловал вниманьем,она спешила в храм на покаянье,и — помогало вмиг.Агота прожила свой век одна.Любила нас. Еще кота любила,которого в наследство получилаот батюшки покойного. Онаоставила и двор, и дом родне,с ней Библия была и чувство долга.Порой для нас букварь читала долго,перебирая четки, как во сне.Агота свойства трав целебных зналаи пользоваться знанием умела.При виде городских врачей краснела —больной потерян, так она считала.Однажды ей открылось: все делаокончены. Нет пятен на одежде,в карманах — дыр, и выросли, кто прежденуждался в ней, кого она пасла…— И Бог ее призвал. Она ушла.

Осенняя меланхолия

Мой сад не вянет.У меня нет сада.Нет дома, где бы ветер плакал от досады.Не причиняет боли туч свинцовых клетка,поскольку небо вижу я и так довольно редко.

Я к звездам не стремлюсь уже, как прежде.Мне газовый фонарь укажет путь к надежде.Не огорчит беда, не впечатлит отрада.Мне осень не страшна,ведь у меня нет сада…

«Вместо посвящения»

Эрнсту Ровольту

Тут я близка, темня и стих строгая,к тому, что можно строки рифмовать,бездумно посвящение слагая;но «Ровольта» ни с чем не срифмовать!

Однако, мастер, я надеюсь, Вампонятна ткань стиха без рифмы оной.Дареным виршам, так же как коням,не смотрят… в общем, в след строфы дареной.

Гороскоп оказывает услугу…?

По звездам может местный старожилчитать, как говорит он, предсказанья.Пока не осознал свое призванье,двенадцать лет он поваром служил.

Иной гешефт; но может он затос двух до шести предвидеть и пророчить.«Созвездия не лгут. Вас не морочат!» —гласит табличка на его авто.

Сатурн с Венерой видящему, к слову,шестое чувство в дар преподнесли.Но в звезды изменений не внесли;вмешался Марс, как грозный участковый.

Тот гороскоп, что подготовил он,сулит мне счастье вкупе с красным камнем.Уже купила; ведь наверняка мнепридется счастья ждать со всех сторон…

Указано в бумаге с сургучом:в зависимость частенько попадаю.А если легкомыслием страдаю,всё это — Космос. Я тут ни при чем…

АЛЕКСЕЙ ГОЛОВКО{49}

ДЖОН КЛЭР{50} (1793–1864)

Кумир цветов

Под бурей гелиопсис гнется ветром,Трепещет жимолость, скрывая венчик цвета,Шиповник, несмотря на вид свой боевой,Руке подвластен, хотя иглы под листвой,Чертополох же — высоко несет узлы цветов,Подобные плюмажу лошади, что в бой нестись готова,Бросая вызов козням всем обок пути,В лугах стоит, где скот пасется, не спеша уйти.Помпезно, кучно заросли стоят,В лесу опасность неизвестную таят,На сельской улице, где низкий сплошь сорнякНе может удержать свои сухие семена, бедняк,Репейник высится, надменный и крутой,И держит на себе цветков осиный рой.

КРИСТИНА ДЖОРДЖИНА РОССЕТТИ{51} (1830–1894)

Лужайка незабудок

Ужель любовь изменчива настоль,Чтоб незабудок создавать юдольВ садочке, клумбы где и травостой? —Люблю свободный их обильный ростУ диких троп и необрезанных берез,Киванье у поскотин и тыновИль у опасных, влагой полных берегов,Где шпажник с медуницей нарушают стройПодвижных кочек, где тростник растет густой.Любви не учат в школе, и ееНе раздают, как перед дракой дреколье;К барьеру — или получить ответ? —Настоль свободен незабудки цвет.Дай мне огонь, не сырость и не гниль,Страсть инстинктивного броска охолони,Стань твердым, как застывшая звезда,И нежным, словно голубь у гнезда,Стань больше времени, сильнее смерти стань:Сквозь муки творчества, сквозь пыточную сталь —Тот стон ее — не от потребности дышать —

Забудешь-или-нет, любить и вопрошать.

ЭДВАРД ТОМАС{52} (1878–1917)

Куст полыни

Старичок, Любовь Юноши — ничто в этих названьяхНе звучит для того, кто не знал Старичка,Седовато-зеленую в перьях траву, чуть не деревце,Что растет с розмарином, лавандою рядом.И упертого знатока имена,Чуть украсив траву, с толку могут сбивать:Я сказал бы, влечет она не именами,Сколько б это ни длилось. Но эти люблю имена.Куст не нравится мне, но навернякаНе чужой он мне, и его замечает малышка,Обрывая листок возле самой двери,В дом входя, из него выбегая в стотысячный раз.Часто там ожидает она, у полыни сбивая вершки,Что ложатся, скукожившись, на тропу, может — думает о своем,Но, возможно, — бездумна девчонка, резко дунувНа пальцы и вновь убегая. А куст этот ростомЛишь в полроста ее, хотя возрастом равен,Хорошо обстригает девчонка его. Бессловесна она;Мне приходит на ум, сколько лет еще помнитьОна будет былое с тем запахом горьким,Те аллеи в саду и дамасскую сливу,Что на изгородь оперлась, путь скрывая к двери,Толстый куст той полыни у двери, и помнить меня,Запрещавшего куст обрывать.Для меня жеГлухо скрыто забвением место, где горький я запах впервые вкусил.Так же часто срывал те седые листочки,Запах слышал и думал, и фыркал опять и опять,Силясь мыслить о том, что тогда вспоминалось,Ничто не имело значенья, лишь памятна горечь была.Ключ я к прошлому потерял. Тупо спрей обоняя,Размышлял ни о чем; ничего я не вижу, не слышу;Но мне кажется, будто смогу я услышать, лежа в ожиданииТех вещей, что я должен вернуть из забвенья себе:Не является сад, нет тропы, нет куста седовато-зеленой травы,Что названия носит Влюбленность Мальчишки и Старичок,Нет ни матери, нет и отца, нет товарища в играх:Лишь аллея, темна, безымянна, и нет ей конца.

ЧАРЛЬЗ КЕННЕТ УИЛЬЯМС{53} (р. 1936)