Александр Алейник - Апология Страница 17

апр. 94

УТРО

Начинается утроперламутровым перебором минут,и ныряющей уткойпадает облако внизсерой, перистой грудкой.

Сновиденья смыкают, как части рассудка,ту и эту страну.

Начинается утро —садок выпускающий птиц,треугольными лицами раздвигающих воздух, спадающий ницк первым прохожим, шагающим гулко.

Так дворысосчитают шаги, шорох, шарканье, скрежет подковок.Как проветрены улицы, даже те что стары,даже те что с крестами церковок.

Поднимай же себя, смешной человек —близнеца своей тени крестовой,по биению спрятанных кожею реккровных, сложенных снова.

Я увидел, запомнил твой выдел, лицо,я собрал тебя в новые звенья.Начинается утро кольцо за кольцом —узнаванье — движенье — забвенье.

апр. 94

ПОРТ

В. Гандельсману

Как зябнущий воздух был нужен, был жалок,заужен в недужных портовых кварталах,он жался под тонны бетона, к каркасамскрежещущих кранов, к железу без мяса.

Там пахло подвалом и кислой водою,там ночь голодала, питаясь слюдою.Горели софиты и оба буксиракрутили баржу и базарили сипло.

Там цепи ржавели, душившие кнехты,к груди сухогруза прижавшись заветной,держа его жестко, короста аж слезлас шпангоута бурого, с трубок железа.

Я видел все это из чрева трамвая,он бег замедлял здесь, потом, наддавая,взбирался на спину дрожавшего мостаи порт раскрывался, как ржавая роза.

Я помню, как свет проходил осторожно,прикованный к ветру, как к тачке острожнойтоской пробужденья в пейзажах унылых,у ртутной воды на мазутных стропилах.

Как там поднимаются лица с подушекза окнами в локонах тюлевых кружев,и как там не хочется из одеялавысовывать руки, вставать, жить сначала.

апр. 94

x x x

Смерть не имеет значенья. Клейкая крышка черна.Ходишь по вечерам к ней в заочную школу,парта другими старательно иссечена —так высекали на стеллах глаголы.

Жизнь не имеет значенья. Это то что забыл,несколько правил простых досконально усвоив,и расточив на урок ученический пыл —что от нее — принимаешь спокойно.

Если значенье чему-то еще придавать —пусть это будут слова, слова на бумаге,те что мерещатся утром неясно, едва,в кровь проникая потом из воздуха, света и влаги.

19 июня 94

x x x

Когда разговоры скелетов зеленой луной зажжены —полночная кислая плесень цветет на железе и окнах,а лампы клубятся на лапах отцеженной тишиныколбами слепоты на чистом щелканье тока,

я слышу мышиный почти, стеснительный, парусный скрипполок библиотек, книжек в обложках покойных,всей теснотою своей сжавших осмысленный вскрикв щелоком вымытых добела целлюлозных пеленах.

Но из щелей дверных, но из скважин замковпьются эфиром ручьи непрозрачного существованья,— Кто там? — там ничьи тихоходы смертельных стиховстадом косматым бредут к водопою страданья.

19 июня 94

x x x

Не разобраться в дневных очертаньях,я повернул в сторону лета:птица с паузами читает«Книгу Псалмов» и качает ветку.

Странно, что в гору идет дорога,а подниматься по ней все легче,странно, что тишь, не шурша осокой,красной насечкой штрихует плечи.

Странно, что сон этот непрерывен,он переходит в ночь, как в веру,и зажигаются в небе рыбинхорды, трогающие Венеру.

21 июня 94

x x x

Будет полдень, будет много солнца,будет только абрис облаковпробегать по небу сосенсонных выше шелушащихся стволов.

Дальше я увижу на тропинкебабочек ковровый магазин,медленно бредущие пылинкив ярусный Ерусалим разинь.

Поднимая к небесам запястья,я туда их мигом донесув воздухе исполненном участьядаже к насекомым на весу.

Пусть хвоя усохшая устелетпересыпанный, процеженный песок,мураши в нем справят новоселье……с тиканьем невидимых часовжизнь моя опять соединитсядетскими сандальями шурша,вслушиваясь в звяканье синицымаленькой, пугливой как душа.

3 июля 94

x x x

Сухая кровь метафоры.Предметы оставляют хвост кометы.Движенья суетливых птиц у лиц.Смерть фосфорна и ждет, как Пенелопа,тебя, мой хитроумнейший Улисс,пока ты перебьешь всех женихов(так в эпосе) и в жизни точно так же.

5 июля 94

БАБОЧКА

«Искусство всегда движется против солнца».

Из жизни бабочек и сумерек —печали скрещенных орудий,звучащих непрерывным зуммером —Набоковым ветвей упругих,выпархивает мягко прошлоеи крылышками помавая,ощупывает время рожкамитроллейбуса, сачком трамвая.

Всего за восемьдесят выстреловв минуту — продадут билетикк такому будущему чистому,что надобны ему лишь дети,сияющему белой лестницей —за жестью крыш оно мелькает —и жестом невозможно медленнымзакручивает кровь в спирали.

5 июля 94

Сухой походкой эмигрантской,с сачком альпийским на плече,вдруг появляется из транса,из прошлого в параличе,из грусти ртутного миманса,

писатель сумрачного вида,на нем профессорский пиджак —такой весь в елочку, из твида,и бабочка в его рукахбьет крылышками, как обида.

Из черно-белой кинолентысочится привкус кровяной,оставьте ваши сантименты —не детство ль наше им винойи памяти больной моменты?

А расправилки, а булавки,эфирный сладкий аромат,латынь, чьи черненькие лапкизащемят пятнышки стигматраспятых или смятых в давке?

Он входит в дивный лабиринт —в его беспамятные звенья,как заскорузлый, бурый бинтон отрывает от забвеньяживой, кровящий жизни вид.

5 июля 94

x x x

Это только чернота зрачка —света уходящие ступени.Вход прозрачен, каряя рекаотступает в стороны от тени.

Чистый день развернут — прочитайтекст его, теснящийся к надбровью,то, что неприкаянный чудак —череп, поворачиваясь, ловит.

3 сент. 94

x x x

В сумерки львиные лапынастольной лампы,

вечер теряет глаголы,улицы голы,

звезды высохли и невнятны —зачатья пятна,

тронул откуда-то сзадинебо Создатель.

Что же мне делать на свете,ромашка-цветик,

жизнь вытягивать в строчкупо лепесточку,

дни, один за другим обрывая,двинуть к солнцу горячему — в желтую сердцевину.

5 июля 94

УЛИСС

Ключ в скважинеи рябь дождя,в разглаженномколлаже дня

исклеванные впечатленья.За ними плыл?По щучьему веленьюты есть и был.

Талата! Грудь волны бела.Их было много, чтоб запомнил —земля полоскою леглаза хлопающим пологом огромным,

набухла гласных долготаколоколов за монотонным морем,где нас уж нет и улиц тех, кудастихами впуска безнадежно молим.

авг. 93