Борис Пастернак - Лирика 30-х годов Страница 18

«Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе…»

Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе,Чтоб останавливать мрамора гиблый разбег   и крушенье,Лить жеребцов из бронзы гудящей, с ноздрями, как   розы,И быков, у которых вздыхают острые ребра.

Веки тяжелые каменных женщин не дают мне покоя,Губы у женщин тех молчаливы, задумчивы и ничего   не расскажут,Дай мне больше недуга этого, жизнь, — я не хочу   утоленья,Жажды мне дай и уменья в искусной этой работе.

Вот я вижу, лежит молодая, в длинных одеждах,   опершись на локоть, —Ваятель теплого, ясного сна вкруг нее пол-аршина   оставил,Мальчик над ней наклоняется, чуть улыбаясь,   крылатый…Дай мне, жизнь, усыплять их так крепко — каменных   женщин.

«Не добраться к тебе! На чужом берегу…»

Не добраться к тебе! На чужом берегуЯ останусь один, чтобы песня окрепла,Все равно в этом гиблом, пропащем снегуЯ тебя дорисую хоть дымом, хоть пеплом.

Я над теплой губой обозначу пушок,Горсти снега в прическе оставлю — и все жеТы похожею будешь на дальний дымок,На старинные песни, на счастье похожа!

Но вернуть я тебя ни за что не хочу,Потому что подвластен дремучему краю,Мне другие забавы и сны по плечу,Я на Север дорогу себе выбираю!

Деревянная щука, карась жестянойИ резное окно в ожерелье стерляжьем,Царство рыбы и птицы! Ты будешь со мной!Мы любви не споем и признаний не скажем.

Звонким пухом и синим огнем селезней,Чешуей, чешуей обрастай по колено,Чтоб глазок петушиный казался краснейИ над рыбьими перьями ширилась пена.

Позабыть до того, чтобы голос грудной,Твой любимейший голос — не доносило,Чтоб огнями, и тьмою, и рыжей волнойПозади, за кормой убегала Россия.

«Сначала пробежал осинник…»

Сначала пробежал осинник,Потом дубы прошли, потом,Закутавшись в овчинах синих,С размаху в бубны грянул гром.

Плясал огонь в глазах саженных,А тучи стали на привал,И дождь на травах обожженныхКопытами затанцевал.

Стал странен под раскрытым небомДеревьев пригнутый разбег,И все равно как будто не был,И если был — под этим небомС землей сравнялся человек.

«Я завидовал зверю в лесной норе…»

Я завидовал зверю в лесной норе,Я завидовал птицам, летящим в ряд:Чуять шерстью врага, иль, плескаясь в заре,Улетать и кричать, что вернешься назад!

«Вся ситцевая, летняя приснись…»

Вся ситцевая, летняя приснись,Твое позабываемое имяОтыщется одно между другими.Таится в нем немеркнущая жизнь:Тень ветра в поле, запахи листвы,Предутренняя свежесть побережий,Предзорный отсвет, медленный и свежий,И долгий посвист птичьей тетивы,И темный хмель волос твоих еще.Глаза в дыму. И, если сон приснится,Я поцелую тяжкие ресницы,Как голубь пьет — легко и горячо.И, может быть, покажется мне снова,Что ты опять ко мне попалась в плен.И, как тогда, все будет бестолково —Веселый зной загара золотого,Пушок у губ и юбка до колен.

К портрету

Рыжий волос, весь перевитой,Пестрые глаза и юбок ситцы,Красный волос, наскоро литой,Юбок ситцы и глаза волчицы.Ты сейчас уйдешь. Огни, огни!Снег летит. Ты возвратишься, Анна.Ну, хотя бы гребень оброни,Шаль забудь на креслах, хоть взгляниПеред расставанием обманно!

«Я тебя, моя забава…»

Я тебя, моя забава,Полюбил, — не прекословь.У меня — дурная слава,У тебя — дурная кровь.Медь в моих кудрях и пепел,Ты черна, черна, черна.Я еще ни разу не пилГлаз таких, глухих до дна,Не встречал нигде такогоПолнолунного огня.Там, у берега родного,Ждет меня моя родня:На болотной кочке филин,Три совенка, две сестры,Конь — горячим ветром взмылен,На кукане осетры,Яблоневый день со смехом,Разрумяненный, и брат,И в подбитой лисьим мехомКрасной шапке конокрад.

Край мой ветренен и светел.Может быть, желаешь тыНад собой услышать ветерЯрости и простоты?Берегись, ведь ты не домаИ не в дружеском кругу.Тропы все мне здесь знакомы:Заведу и убегу.Есть в округе непутевойСвой обман и свой обвес.Только здесь затейник новый —Не ручной ученый бес.Не ясны ль мои побудки?Есть ли толк в моей родне?Вся округа дует в дудки,Помогает в ловле мне.

«Дорогая, я к тебе приходил…»

Дорогая, я к тебе приходил,Губы твои запрокидывал, долго пил.Что я знал и слышал? Слышал — ключ,Знал, что волос твой черен и шипуч.От дверей твоих потеряны все ключи,Губы твои прощальные горячи.Красными цветами вопит твой коверО том, что я был здесь ночью, вор,О том, что я унес отсюда тепло…Как меня, дорогая, в дороге жгло!Как мне припомнилось твое вино,Как мне привиделось твое окно!Снова я, дорогая, к тебе приходил,Губы твои запрокидывал, долго пил.

Прогулка

Зашатались деревья. Им сытая осень далаПо стаканчику водки и за бесценокИх одежду скупила. Пакгауз осенний!Где дубленые шубы листвы и стволыНа картонной подметке, и красный околышНабок сбитой фуражки, и лохмы папах,Деревянные седла и ржавые пики.

Да, похоже на то, что, окончив войну,Здесь полки оставляли свое снаряженье,И кровавую марлю, и боевые знамена,И разбитые пушки!   А, ворон, упал!Не взорвать тишины.   Проходи по хрустящим дорожкам,Пей печальнейший, сладостный воздух порыРасставания с летом. Как вянет трава —Бойся тронуть плакучую медь тишины.Сколько мертвого света и теплых дыханий живетВ этом сборище листьев и прелых рогатин!Вот пахнуло зверинцем. Мальчишка навстречу   бежит…

«Не знаю, близко ль, далеко ль, не знаю…»

Не знаю, близко ль, далеко ль, не знаю,В какой стране и при луне какой,Веселая, забытая, родная,Звучала ты, как песня за рекой.Мед вечеров — он горестней отравы,Глаза твои — в них пролетает дым,Что бабы в церкви — кланяются травыПеред тобой поклоном поясным.Не мной ли на слова твои простыеОтыскан будет отзвук дорогой?Как в сказках наших, в воды колдовскиеНыряет гусь за золотой серьгой.Мой голос чист, он по тебе томитсяИ для тебя откидывает высь.Взмахни руками, обернись синицейИ щучьим повелением явись!

«Я сегодня спокоен…»

Я сегодня спокоен,   ты меня не тревожь,Легким, веселым шагом   ходит по саду дождь,Он обрывает листья   в горницах сентября.Ветер за синим морем,   и далеко заря.Надо забыть о том,   что нам с тобой тяжело,Надо услышать птичье   вздрогнувшее крыло,Надо зари дождаться,   ночь одну переждать,Фет еще не проснулся,   не пробудилась мать.Легким, веселым шагом   ходит по саду дождь,Утренняя по телу   перебегает дрожь,Утренняя прохлада   плещется у ресниц,Вот оно утро — шепот   сердца и стоны птиц.

«Какой ты стала позабытой, строгой…»