Александр Дольский - Анна. Роман в стихах Страница 18

     Та музыка, что прячется глубоко                              

     в душе ли, в сердце -- сразу не понять,                      

     меня, как перелётных птиц, влечёт опять                      

     магнитом юга, запада, востока.                               

     Я вспоминаю лучшие стихотворенья,                            

     разыгрываюсь в день по пять часов...                         

     Гитару в руки, двери на засов                                

     и в новый путь. И старых повторенье.                         

     Я -- Одиссей уже давным-давным-давно.                        

     Но цель моя -- гармония, а не Цирцея, не Руно.               

     3, 4                                                         

     . . . . . . . . . . . . . . .

     5                                                            

     И вот однажды -- ну, не правда ли смешно                     

     и вместе с тем уютно от таких вступлений?                    

     В один прекрасный день -- от этих повторений                 

     наивных мы отвыкли уж давно --                               

     по Староневскому, обняв её за плечи,                         

     он провожал домой. Был первый час.                           

     Она сказала -- "Эта ночь для нас.                           

     Настало наше время. Так не станем же перечить                

     тому, что Бог нам предопределил.                             

     Пойдём ко мне. Я к этому готова.                             

     Вот мой подъезд... вот дверь моя..." Ни слова               

     Андрей не произнёс. Ему хватило сил                          

     снести консьержа пристальное око,                            

     три этажа и два ключа от двери.                              

     Он ждал давно, не торопился, верил                           

     в свою богиню искренне, глубоко.                             

     И в первый раз её девическая дверь                           

     открылась для любви, безумства и потерь.                     

     6                                                            

     Они, войдя в её уютный дом,                                  

     тотчас же к поцелуям приступили.                             

     Вы так не раз, наверно, поступили,                           

     читатель мой, и были правы в том.                            

     Сказала вдруг она -- "Я в душ. Советую тебе                 

     принять такие же простые меры.                               

     Насколько мне известно, кавалеры,                            

     как правило, подобны голытьбе.                               

     Они не чистят зубы по три дня,                               

     носков в постели часто не снимают.                           

     А тела чистого вообще не понимают.                           

     Но ты не сердишься?.. И ты простишь меня?.."

     Она вела себя, как фройляйн Риппербана.                      

     Спустила на пол платьице небрежно                            

     и прочие немногие одежды                                     

     и посмотрела на него бесстрашно, странно.                    

     И он увидел, как неопытна она,                               

     растеряна и, в общем, влюблена.                              

     7                                                            

     Через минуту он шагнул за ней под струи.                     

     От близости такой перехватило дух.                           

     Всё обострилось -- осязанье, зренье, слух.                   

     Вот так касается нас имя Божье всуе.                         

     Ладонью с мылом он ей гладил грудь, живот,                   

     другой спустился чуть пониже стана,                          

     губами приникая неустанно                                    

     к щеке, к виску, к глазам. Упругий свод                      

     холмов незагорелых легкою рукой                              

     он обводил в предощущеньи обладанья                          

     и принимал её ответные старанья,                             

     и прикасался плотью, потерявшей свой покой,                  

     к её бедру, к янтарным куполам,                              

     что подпирали талию изящно --                                

     по форме -- яблоко с полоской пополам,                       

     анис на ощупь твердый, настоящий.                            

     И наконец прильнул к её губам.                               

     И струи ласково текли по их телам.                           

     8                                                            

     И целовались они долго, безмятежно,                          

     губами жаркими следя рельеф зубов, и в рот                   

     вникая языком и изучая каждый поворот                        

     любимой глуби осторожно, жадно, нежно.                       

     Как будто с плотью плоть желала поменяться,                  

     перемешаться, перепутаться, сойтись,                         

     чтоб вместе воспарить в иную высь,                           

     постичь её и в ней навек остаться.                           

     Сошли они из душа, промокнулись тканью,                      

     одновременно думая, что высший смысл существованья           

     их на земле так просто найден наконец.                       

     Всё прошлое исчезло, растворилось.                           

     В секундах этих их судьба творилась.                         

     И шли они как будто под венец                                

     к постели девственной, к легчайшим ароматам,                 

     к её холодной акварельной чистоте.                           

     Сердца стучали на высокой частоте.                           

     И Бог светил им глаз своих агатом.                           

     9                                                            

     Они легли. Он царственной десницей                           

     ей перси нежные, упругие ласкал.                             

     Она дрожала, длинные ресницы                                 

     раскрыв. -- "Ты не боишься?" -- он сказал.                 

     "Нет, не боюсь. Не знаю... я... я в коме.                   

     Не знаю, кто я, ничего не помню..."                         

     Движеньем осторожным, чтоб не ошибиться,                     

     он воспарил над нею, словно птица,                           

     и, как колибри в пламенный цветок                            

     нежнейшим жестом вводит хоботок,                             

     вошёл в её секретную обитель                                 

     и замер в ней. Она подумала -- "Учитель.                    

     учи меня любви". Потом забыла мысль.                        

     Вообще все мысли тут же прервались.                          

     Она глаза закрыла, сократив дыханье,                         

     чтоб превратиться лишь в одно желанье --                     

     настолько для него желанной быть,                            

     чтоб мог он с ней весь мир вокруг забыть.                    

     10                                                           

     Как удаётся это им -- я не пойму.                            

     Но женщины любимые подчас                                    

     так абсолютно подчиняют нас,                                 

     что нам помыслить грех -- зачем и почему.                    

     Наверно, так Господь задумал наш Всеблагий                   

     и игр теория и "Метод Монте-Карло"                         

     ему знакомы. Большинство бездарно                            

     в любви. Любовной влагой