Александр Пушкин - Евгений Онегин Страница 18

XI

Но грустно думать, что напрасноБыла нам молодость дана,Что изменяли ей всечасно,Что обманула нас она;Что наши лучшие желанья,Что наши свежие мечтаньяИстлели быстрой чередой,Как листья осенью гнилой.Несносно видеть пред собоюОдних обедов длинный ряд,Глядеть на жизнь как на обрядИ вслед за чинною толпоюИдти, не разделяя с нейНи общих мнений, ни страстей.

XII

Предметом став суждений шумных,Несносно (согласитесь в том)Между людей благоразумныхПрослыть притворным чудаком,Или печальным сумасбродом,Иль сатаническим уродом,Иль даже демоном моим.Онегин (вновь займуся им),Убив на поединке друга,Дожив без цели, без трудовДо двадцати шести годов,Томясь в бездействии досугаБез службы, без жены, без дел,Ничем заняться не умел.

XIII

Им овладело беспокойство,Охота к перемене мест(Весьма мучительное свойство,Немногих добровольный крест).Оставил он свое селенье,Лесов и нив уединенье,Где окровавленная теньЕму являлась каждый день,И начал странствия без цели,Доступный чувству одному;И путешествия ему,Как всё на свете, надоели;Он возвратился и попал,Как Чацкий, с корабля на бал.

XIV

Но вот толпа заколебалась,По зале шепот пробежал…К хозяйке дама приближалась,За нею важный генерал.Она была нетороплива,Не холодна, не говорлива,Без взора наглого для всех,Без притязаний на успех,Без этих маленьких ужимок,Без подражательных затей…Всё тихо, просто было в ней,Она казалась верный снимокDu comme il faut… (Шишков, прости:Не знаю, как перевести.)

XV

К ней дамы подвигались ближе;Старушки улыбались ей;Мужчины кланялися ниже,Ловили взор ее очей;Девицы проходили тишеПред ней по зале; и всех вышеИ нос и плечи подымалВошедший с нею генерал.Никто б не мог ее прекраснойНазвать; но с головы до ногНикто бы в ней найти не могТого, что модой самовластнойВ высоком лондонском кругуЗовется vulgar[75]. (Не могу…

XVI

Люблю я очень это слово,Но не могу перевести;Оно у нас покамест ново,И вряд ли быть ему в чести.Оно б годилось в эпиграмме…)Но обращаюсь к нашей даме.Беспечной прелестью мила,Она сидела у столаС блестящей Ниной Воронскою,Сей Клеопатрою Невы;И верно б согласились вы,Что Нина мраморной красоюЗатмить соседку не могла,Хоть ослепительна была.

XVII

«Ужели, – думает Евгений, —Ужель она? Но точно… Нет…Как! из глуши степных селений…»И неотвязчивый лорнетОн обращает поминутноНа ту, чей вид напомнил смутноЕму забытые черты.«Скажи мне, князь, не знаешь ты,Кто там в малиновом беретеС послом испанским говорит?»Князь на Онегина глядит.«Ага! давно ж ты не был в свете.Постой, тебя представлю я». —«Да кто ж она?» – «Жена моя».

XVIII

«Так ты женат! не знал я ране!Давно ли?» – «Около двух лет». —«На ком?» – «На Лариной». – «Татьяне!»«Ты ей знаком?» – «Я им сосед». —«О, так пойдем же». Князь подходитК своей жене и ей подводитРодню и друга своего.Княгиня смотрит на него…И что ей душу ни смутило,Как сильно ни была онаУдивлена, поражена,Но ей ничто не изменило:В ней сохранился тот же тон,Был так же тих ее поклон.

XIX

Ей-ей! не то, чтоб содрогнуласьИль стала вдруг бледна, красна…У ней и бровь не шевельнулась;Не сжала даже губ она.Хоть он глядел нельзя прилежней,Но и следов Татьяны прежнейНе мог Онегин обрести.С ней речь хотел он завестиИ – и не мог. Она спросила,Давно ль он здесь, откуда онИ не из их ли уж сторон?Потом к супругу обратилаУсталый взгляд; скользнула вон…И недвижим остался он.

XX

Ужель та самая Татьяна,Которой он наедине,В начале нашего романа,В глухой, далекой стороне,В благом пылу нравоученьяЧитал когда-то наставленья,Та, от которой он хранитПисьмо, где сердце говорит,Где всё наруже, всё на воле,Та девочка… иль это сон?..Та девочка, которой онПренебрегал в смиренной доле,Ужели с ним сейчас былаТак равнодушна, так смела?

XXI

Он оставляет раут тесный,Домой задумчив едет он;Мечтой то грустной, то прелестнойЕго встревожен поздний сон.Проснулся он; ему приносятПисьмо: князь N покорно проситЕго на вечер. «Боже! к ней!..О, буду, буду!» и скорейМарает он ответ учтивый.Что с ним? в каком он странном сне!Что шевельнулось в глубинеДуши холодной и ленивой?Досада? суетность? иль вновьЗабота юности – любовь?

XXII

Онегин вновь часы считает,Вновь не дождется дню конца.Но десять бьет; он выезжает,Он полетел, он у крыльца,Он с трепетом к княгине входит;Татьяну он одну находит,И вместе несколько минутОни сидят. Слова нейдутИз уст Онегина. Угрюмый,Неловкий, он едва-едваЕй отвечает. ГоловаЕго полна упрямой думой.Упрямо смотрит он: онаСидит покойна и вольна.

XXIII

Приходит муж. Он прерываетСей неприятный te^te-а-te^te[76];С Онегиным он вспоминаетПроказы, шутки прежних лет.Они смеются. Входят гости.Вот крупной солью светской злостиСтал оживляться разговор;Перед хозяйкой легкий вздорСверкал без глупого жеманства,И прерывал его меж темРазумный толк без пошлых тем,Без вечных истин, без педантства,И не пугал ничьих ушейСвободной живостью своей.

XXIV

Тут был, однако, цвет столицы,И знать, и моды образцы,Везде встречаемые лица,Необходимые глупцы;Тут были дамы пожилыеВ чепцах и в розах, с виду злые;Тут было несколько девиц,Не улыбающихся лиц;Тут был посланник, говорившийО государственных делах;Тут был в душистых сединахСтарик, по-старому шутивший:Отменно тонко и умно,Что нынче несколько смешно.

XXV

Тут был на эпиграммы падкий,На всё сердитый господин:На чай хозяйский слишком сладкий,На плоскость дам, на тон мужчин,На толки про роман туманный,На вензель, двум сестрицам данный,На ложь журналов, на войну,На снег и на свою жену.……………………………………

XXVI

Тут был Проласов, заслужившийИзвестность низостью души,Во всех альбомах притупивший,St.-Priest, твои карандаши;В дверях другой диктатор бальныйСтоял картинкою журнальной,Румян, как вербный херувим,Затянут, нем и недвижим,И путешественник залётный,Перекрахмаленный нахал,В гостях улыбку возбуждалСвоей осанкою заботной,И молча обмененный взорЕму был общий приговор.

XXVII

Но мой Онегин вечер целойТатьяной занят был одной,Не этой девочкой несмелой,Влюбленной, бедной и простой,Но равнодушною княгиней,Но неприступною богинейРоскошной, царственной Невы.О люди! все похожи выНа прародительницу Эву:Что вам дано, то не влечет;Вас непрестанно змий зоветК себе, к таинственному древу;Запретный плод вам подавай,А без того вам рай не рай.

XXVIII

Как изменилася Татьяна!Как твердо в роль свою вошла!Как утеснительного санаПриемы скоро приняла!Кто б смел искать девчонки нежнойВ сей величавой, в сей небрежнойЗаконодательнице зал?И он ей сердце волновал!Об нем она во мраке ночи,Пока Морфей не прилетит,Бывало, девственно грустит,К луне подъемлет томны очи,Мечтая с ним когда-нибудьСвершить смиренный жизни путь!

XXIX

Любви все возрасты покорны;Но юным, девственным сердцамЕе порывы благотворны,Как бури вешние полям:В дожде страстей они свежеют,И обновляются, и зреют —И жизнь могущая даетИ пышный цвет, и сладкий плод.Но в возраст поздний и бесплодный,На повороте наших лет,Печален страсти мертвой след:Так бури осени холоднойВ болото обращают лугИ обнажают лес вокруг.

XXX

Сомненья нет: увы! ЕвгенийВ Татьяну, как дитя, влюблен;В тоске любовных помышленийИ день и ночь проводит он.Ума не внемля строгим пеням,К ее крыльцу, стеклянным сенямОн подъезжает каждый день;За ней он гонится, как тень;Он счастлив, если ей накинетБоа пушистый на плечо,Или коснется горячоЕе руки, или раздвинетПред нею пестрый полк ливрей,Или платок подымет ей.

XXXI