Анна Ахматова - Анна Ахматова. Стихотворения Страница 18

А. К.

Из перламутра и агата,Из задымленного стекла,Так неожиданно покатоИ так торжественно плыла, —Как будто «Лунная соната»Нам сразу путь пересекла.

А человек, который для меняТеперь никто, а был моей заботойИ утешеньем самых горьких лет,Уже бредет, как призрак по окраинам,По закоулкам и задворкам жизни,Тяжелый, одурманенный безумьем,С оскалом волчьим…Боже, Боже, Боже!Как пред тобой я тяжко согрешила!Оставь мне жалость хоть…

Памяти Иннокентия Анненского

А тот, кого учителем считаю,Как тень прошел и тени не оставил,Весь яд впитал, всю эту одурь вылил,И славы ждал, и славы не дождался,Кто был предвестьем, предзнаменованьемВсего, что с нами после совершилось,Всех пожалел, во всех вдохнул томленье —И задохнулся…

Последний ключ – холодный ключ забвенья.Он слаще всех жар сердца утолит.

Есть три эпохи у воспоминаний.И первая – как бы вчерашний день.Душа под сводом их благословенным,И тело в их блаженствует тени.Еще не замер смех, струятся слезы,Пятно чернил не стерто со стола —И, как печать на сердце, поцелуй,Единственный, прощальный, незабвенный…Но это продолжается недолго…Уже не свод над головой, а где-тоВ глухом предместье дом уединенный,Где холодно зимой, а летом жарко,Где есть паук и пыль на всем лежит,Где истлевают пламенные письма,Исподтишка меняются портреты,Куда как на могилу ходят люди,А возвратившись, моют руки мылом,И стряхивают беглую слезинкуС усталых век – и тяжело вздыхают…Но тикают часы, весна сменяетОдна другую, розовеет небо,Меняются названья городов,И нет уже свидетелей событий,И не с кем плакать, не с кем вспоминать.И медленно от нас уходят тени,Которых мы уже не призываем,Возврат которых был бы страшен нам.И, раз проснувшись, видим, что забылиМы даже путь в тот дом уединенный,И, задыхаясь от стыда и гнева,Бежим туда, но (как во сне бывает)Там все другое: люди, вещи, стены,И нас никто не знает – мы чужие.Мы не туда попали… Боже мой!И вот когда горчайшее приходит!Мы сознаем, что не могли б вместитьТо прошлое в границы нашей жизни,И нам оно почти что так же чуждо,Как нашему соседу по квартире,Что тех, кто умер, мы бы не узнали,А те, с кем нам разлуку Бог послал,Прекрасно обошлись без нас – и дажеВсё к лучшему…

Блажен, кто посетил сей мирВ его минуты роковые.

Н.А. О-ой

Меня, как реку,Суровая эпоха повернула.Мне подменили жизнь. В другое русло,Мимо другого потекла она,И я своих не знаю берегов.О, как я много зрелищ пропустила,И занавес вздымался без меняИ так же падал. Сколько я друзейСвоих ни разу в жизни не встречала,И сколько очертаний городовИз глаз моих могли бы вызвать слезы,А я один на свете город знаюИ ощупью его во сне найду.И сколько я стихов не написала,И тайный хор их бродит вкруг меняИ, может быть, еще когда-нибудьМеня задушит…Мне ведомы начала и концы,И жизнь после конца, и что-то,О чем теперь не надо вспоминать.И женщина какая-то моеЕдинственное место заняла,Мое законнейшее имя носит,Оставивши мне кличку, из которойЯ сделала, пожалуй, все, что можно.Я не в свою, увы, могилу лягу.

Но иногда весенний шалый ветер,Иль сочетанье слов в случайной книге,Или улыбка чья-то вдруг потянутМеня в несостоявшуюся жизнь.В таком году произошло бы то-то,А в этом – это: ездить, видеть, думать,И вспоминать, и в новую любовьВходить, как в зеркало, с тупым сознаньемИзмены и еще вчера не бывшейМорщинкой……Но если бы откуда-то взглянулаЯ на свою теперешнюю жизнь,Узнала бы я зависть наконец…

И в День Победы, нежный и туманный,Когда заря, как зарево, красна,Вдовою у могилы безымяннойХлопочет запоздалая весна.Она с колен подняться не спешит,Дохнет на почку и траву погладит,И бабочку с плеча на землю ссадит,И первый одуванчик распушит.

Как у облака на краю,Вспоминаю я речь твою,

А тебе от речи моейСтали ночи светлее дней.

Так, отторгнутые от земли,Высоко мы, как звезды, шли.

Ни отчаянья, ни стыдаНи теперь, ни потом, ни тогда.

Но, живого и наяву,Слышишь ты, как тебя зову.

И ту дверь, что ты приоткрыл,Мне захлопнуть не хватит сил.

Истлевают звуки в эфире,И заря притворилась тьмой.В навсегда онемевшем миреДва лишь голоса: твой и мой.И под ветер с незримых Ладог,Сквозь почти колокольный звон,В легкий блеск перекрестных радугРазговор ночной превращен.

Я не любила с давних дней,Чтобы меня жалели,А с каплей жалости твоейИду, как с солнцем в теле.Вот отчего вокруг заря.Иду я, чудеса творя,Вот отчего!

На стеклах нарастает лед,Часы твердят: «Не трусь!»Услышать, что ко мне идет,И мертвой я боюсь.

Как идола, молю я дверь:«Не пропускай беду!»Кто воет за стеной, как зверь,Кто прячется в саду?

Это рысьи глаза твои, Азия,Что-то высмотрели во мне,Что-то выдразнили подспудноеИ рожденное тишиной,И томительное, и трудное,Как полдневный термезский зной.Словно вся прапамять в сознаниеРаскаленной лавой текла,Словно я свои же рыданияИз чужих ладоней пила.

Пора забыть верблюжий этот гамИ белый дом на улице Жуковской.Пора, пора к березам и грибам,К широкой осени московской.Там всё теперь сияет, всё в росе,И небо забирается высоко,И помнит Рогачевское шоссеРазбойный посвист молодого Блока…

Б. П.

И снова осень валит Тамерланом,В арбатских переулках тишина.За полустанком или за туманомДорога непроезжая черна.Так вот она, последняя! И яростьСтихает. Все равно что мир оглох…Могучая евангельская старостьИ тот горчайший гефсиманский вздох.Здесь всё тебе принадлежит по праву,Стеной стоят дремучие дожди,Отдай другим игрушку мира – славу,Иди домой и ничего не жди.

Он прав – опять фонарь, аптека,Нева, безмолвие, гранит…Как памятник началу века,Там этот человек стоитКогда он Пушкинскому Дому,Прощаясь, помахал рукойИ принял смертную истомуКак незаслуженный покой.

Особенных претензий не имеюЯ к этому сиятельному дому,Но так случилось, что почти всю жизньЯ прожила под знаменитой кровлейФонтанного Дворца… Я нищейВ него вошла и нищей выхожу…

Н.П.

И сердце то уже не отзоветсяНа голос мой, ликуя и скорбя.Все кончено… И песнь моя несетсяВ пустую ночь, где больше нет тебя.

Забудут? – вот чем удивили!Меня забывали сто раз,Сто раз я лежала в могиле,Где, может быть, я и сейчас.

А Муза и глохла и слепла,В земле истлевала зерном,Чтоб после, как Феникс из пепла,В эфире восстать голубом.

О.М.

Я над ними склонюсь, как над чашей,В них заветных заметок не счестьОкровавленной юности нашейЭто черная нежная весть.

Тем же воздухом, так же над безднойЯ дышала когда-то в ночи,В той ночи и пустой и железной,Где напрасно зови и кричи.

О, как пряно дыханье гвоздики,Мне когда-то приснившейся там,Это кружатся Эвридики,Бык Европу везет по волнам.

Это наши проносятся тениНад Невой, над Невой, над Невой,Это плещет Нева о ступени,Это пропуск в бессмертие твой.

Это ключики от квартиры,О которой теперь ни гу-гу…Это голос таинственной лиры,На загробном гостящей лугу.

Он и праведный, и лукавый,И всех месяцев он страшней:В каждом Августе, Боже правый,Столько праздников и смертей.

Разрешенье вина и елея…Спас, Успение… Звездный свод!…Вниз уводит, как та аллея,Где остаток зари алеет,В беспредельный туман и ледВверх, как лестница, он ведет.

Притворялся лесом волшебным,Но своих он лишился чар.Был надежды «напитком целебным»В тишине заполярных нар……

А теперь! Ты, новое горе,Душишь грудь мою, как удав…И грохочет Черное Море,Изголовье мое разыскав.

Могла ли Биче словно Дант творить,Или Лаура жар любви восславить?Я научила женщин говорить…Но, Боже, как их замолчать заставить!

Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ.Одичалые розы пурпурным шиповником стали,А лицейские гимны все так же заздравно звучат.Полстолетья прошло… Щедро взыскана дивной судьбою,Я в беспамятстве дней забывала теченье годов,И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собоюОчертанья живые моих царскосельских садов.

Не мудрено, что похоронным звономЗвучит порой непокоренный стих.Пустынно здесь! Уже за АхерономТри четверти читателей моих.

А вы, друзья! Осталось вас немного,Последние, вы мне еще милей…Какой короткой сделалась дорога,Которая казалась всех длинней.

Он не траурный, он не мрачный,Он почти как сквозной дымок,Полуброшенной новобрачнойЧерно-белый легкий венок.А под ним тот профиль горбатый,И парижской челки атлас,И зеленый, продолговатый,Очень зорко видящий глаз.

Здесь все меня переживет,Все, даже ветхие скворешниИ этот воздух, воздух вешний,Морской свершивший перелет.

И голос вечности зоветС неодолимостью нездешней.И над цветущею черешнейСиянье легкий месяц льет.

И кажется такой нетрудной,Белея в чаще изумрудной,Дорога не скажу куда…

Там средь стволов еще светлее,И всё похоже на аллеюУ царскосельского пруда.

«…И кто-то приказал мне:Говори! Припомни все…»

Кому и когда говорила,Зачем от людей не таю,Что каторга сына сгноила,Что Музу засекли мою.

Я всех на земле виноватейКто был и кто будет, кто есть…И мне в сумасшедшей палатеВаляться – великая честь.

М. М. 3‹ощенко›