Александр Чавчавадзе - Грузинские романтики Страница 19

1833–1836

Чей это странный голос внутри?Что за причина вечной печали?С первых шагов моих, с самой зари,Только я бросил места, где бежалиДетские дни наших игр и баталий,Только уехал из лона семьи,Голос какой-то невнятный и странныйСопровождает везде, постоянноМысли, шаги и поступки мои:«Путь твой особый. Ищи — и найдешь».Так он мне шепчет. Но я и донынеВ розысках вечных и вечно в унынье.Где этот путь и на что он похож?Совести ль это нечистой упрекМучит меня затаенно порою?Что же такого содеять я мог,Чтобы лишить мою совесть покоя?Ангел-хранитель ли это со мной?Демон ли мой искуситель незримый?Кто бы ты ни был — поведай, открой,Что за таинственный жребий такойВ жизни готовится мне, роковой,Скрытый, великий и неотвратимый?

1836

Родину ты потерял по доносу,Сослан на север в далекий уезд.Где они — дедовской рощи откосы,Место гуляний, показа невест?Но и в изгнанье, далеко отсюда,Ты не забудешь родной толчеи.Парами толпы веселого людаШли, оглашая аллеи твои.Жаль, что не видишь ты на расстояньеНынешних наших девиц-щеголих.Как бы припомнил ты очарованьеСверстниц своих и избранниц былых!

1836

Люблю этих мест живописный простор.Найдется ли что-нибудь в мире волшебней,Чем луг под луною, когда из-за гребняПовеет прохладою ветер с Коджор?

То плавно течет, то клокочет Кура,Изменчивая, как страсти порывы.Так было в тот вечер, когда молчаливоСюда я зашел, как во все вечера.

С нарядными девушками там и сямТолпа кавалеров веселых бродила.Луна догадалась, что в обществе дамЦарит не она, а земные светила.

И скрылась за тучи, оставшись в тени.«Ты б спел что-нибудь, — говорят домочадцыЛюбимцу семьи, одному из родни, —Любое, что хочешь. Не надо ломаться».

И вот понемногу сдается певец.Становится, выпятив грудь, начинает,И кто не взволнуется, кто не растаетОт песни, смертельной для женских сердец?

Тогда-то заметил я в белом одну,И вижу — она меня тоже узнала.И вот я теряюсь, и сердце упало,Я скован, без памяти я и в плену!

Я раз ее видел в домашнем кругу.Теперь она ланью у тигра в берлогеСредь шумного общества стынет в тревоге,И я к ней, смутясь, подойти не могу.

Вдруг взгляд ее мне удается поймать,И я подхожу к ней, волненья не пряча,И я говорю ей: «Какая удача!Я счастлив, что с вами встречаюсь опять».

«Спасибо, — она говорит, — что хоть выМеня не забыли. Теперь это мода».— «Ваш образ не могут изгладить ни годы, —Я ей возражаю, — ни ропот молвы».

И вдруг ветерок колыхнул ей подол,И ножка тугая, как гроздь винограда,На миг обозначилась из-под наряда —И волнами сад предо мною пошел.

И выплывший месяц, светясь сквозь хрусталь,Зажег на груди у нее ожерелье.Но девушку звали, и рядом шумели.Она убежала. Какая печаль!

1836

Иду, расстроясь, на берег рекиТоску развеять и уединиться.До слез люблю я эти уголки,Их тишину, раздолье без границы.

Ложусь и слушаю, как не спешаТечет Кура, журча на перекатах.Она сейчас зеркально хороша,Вся в отблесках лазури синеватых.

Свидетельница многих, многих лет,Что ты, Кура, бормочешь без ответа?И воплощеньем суеты суетПредставилась мне жизнь в минуту эту.

Наш бренный мир — худое решето,Которое хотят долить до края.Чего б ни достигали мы, никтоНе удовлетворялся, умирая.

Завоеватели чужих краевНе отвыкают от кровавых схваток.Они, и полвселенной поборов,Мечтают, как бы захватить остаток.

Что им земля, когда, богатыри,Они землею завтра станут сами?Но и миролюбивые цариПолны раздумий и не спят ночами.

Они стараются, чтоб их делаХранило с благодарностью преданье,Хотя, когда наш мир сгорит дотла,Кто будет жить, чтоб помнить их деянья?

Но мы сыны земли, и мы пришлиНа ней трудиться честно до кончины.И жалок тот, кто в памяти землиУже при жизни станет мертвечиной.

1837

Твои причитанья, чонгури,То вздох, то рыданье навзрыд.

Твоей нелюдимой натуреНеведомы смех до упаду,

Улыбка, безоблачность взгляда.Секрет их тебе не открыт.

Безрадостно брови нахмуря,Ты вдаль загляделась с досадой.Твой звук о былом говорит.

1837

На кого ты вечно в раздраженье?Не везет с тобой мне никогда,Злой мой рок, мое предназначенье,Путеводная моя звезда!

Из-за облаков тебя не видя,Думаешь, я разлюблю судьбу?Думаешь, когда-нибудь в обидеВсе надежды в жизни погребу?

Наша связь с тобой как узы брака:Ты мне неба целого милей.Как бы ни терялась ты средь мрака,Ты мерцанье сущности моей.

Будет время — ясная погода,Тишина, ни ветра, ни дождя, —Ты рассыплешь искры с небосвода,До предельной яркости дойдя.

1837

Взором огромную Францию меряя,Мысленно вымолвил Наполеон:«Необозримы границы империи.Жертвы оправданы. Мир покорен.

Дело исполнено. Цели достигнуты.Имя мое передастся векам.Мощное зданье порядка воздвигнуто.Что еще лучшего я создам?

Этим и надобно ограничиться.Но не могу я ничем быть стеснен.Слава не стала моею владычицей:Я управляю потоком времен.

Впрочем, быть может, другой ей приглянется,Если судьбе я своей надоем?Нет, она верной навек мне останется.Всё я ей дал и пожертвовал всем».

Наполеон и соперник? — Не вяжется.Он не потерпит ни с кем дележа.Он и в могиле, наверно, разляжется,Руки крест-накрест свободно сложа.

Годы проходят, и сказкою прежнеюКажется гения этого дар.Пламени ярче и моря безбрежнееЭтот бушующий ночью пожар.

1838

Звуки рояляСопровождалиНаперерывЧасти вокальной —Плавный, печальныйРечитатив.

Ты мне всё времяСлышалась в теме,Весь я был твой.В смене гармоний,В гулкой погонеИх за тобой.

Мало-помалуТы распрямлялаОба крыла.И без остаткаКаждою складкойВ небо плыла,

Каждым изгибомВыгнутых дыбомЧерных бровей,Линией шеи,Бездною всеюМуки моей.

(1839)

Ты силой голосаИ блеском исполненьяМне озарила жизнь мою со всех сторон.И счастья полосы,И цепи огорчений —Тобой я ранен и тобою исцелен.

Ты — средоточиеЛюбых бесед повсюду.Играя душами и судьбами шутя,Людьми ворочай,Сметая пересуды,Ты — неиспорченное, чистое дитя.

Могу признаться я:Когда с такою силойОднажды «Розу» спела ты и «Соловья»,Во мне ты грациейПоэта пробудила,И этим навсегда тебе обязан я.

1839

Головку ландышаКачает бабочка.Цветок в движенье.На щеку с ямочкойСережка с камушкомЛожится тенью.

Я вам завидую,Серьга с сильфидою!Счастливец будет,Кто губы жадныеСерьгой прохладноюЧуть-чуть остудит.

Богов блаженнее,Он на мгновениеБессмертье купит,И мир безгрозияВ парах амброзииЕго обступит.

1839