Александр Чавчавадзе - Грузинские романтики Страница 20

1838

Звуки рояляСопровождалиНаперерывЧасти вокальной —Плавный, печальныйРечитатив.

Ты мне всё времяСлышалась в теме,Весь я был твой.В смене гармоний,В гулкой погонеИх за тобой.

Мало-помалуТы распрямлялаОба крыла.И без остаткаКаждою складкойВ небо плыла,

Каждым изгибомВыгнутых дыбомЧерных бровей,Линией шеи,Бездною всеюМуки моей.

(1839)

Ты силой голосаИ блеском исполненьяМне озарила жизнь мою со всех сторон.И счастья полосы,И цепи огорчений —Тобой я ранен и тобою исцелен.

Ты — средоточиеЛюбых бесед повсюду.Играя душами и судьбами шутя,Людьми ворочай,Сметая пересуды,Ты — неиспорченное, чистое дитя.

Могу признаться я:Когда с такою силойОднажды «Розу» спела ты и «Соловья»,Во мне ты грациейПоэта пробудила,И этим навсегда тебе обязан я.

1839

Головку ландышаКачает бабочка.Цветок в движенье.На щеку с ямочкойСережка с камушкомЛожится тенью.

Я вам завидую,Серьга с сильфидою!Счастливец будет,Кто губы жадныеСерьгой прохладноюЧуть-чуть остудит.

Богов блаженнее,Он на мгновениеБессмертье купит,И мир безгрозияВ парах амброзииЕго обступит.

1839

Люблю младенца лепет из пеленок,Как с неба на землю упавший дух,Лепечет что-то райское ребенокИ услаждает материнский слух.

Надежно детский мир его устроен.Он живо чувствует, что рядом мать,И так в ее присутствии спокоен,Что не боится взоры вкруг кидать.

Жизнь для него — нисколько не загадка.Своим явленьем сам вменил он в долг,Чтоб старшие склонялись над кроваткой,Пока он голосит и не умолк.

Воркуй по-голубиному, младенец,Болтай свое на языке сивилл.Пока тебя, миров переселенец,Своею ложью мир не отравил.

1839

Нет, мне совсем не жаль сирот без дома.Им что? Им в мир открыты все пути.Но кто осиротел душой, такомуВзаправду душу не с кем отвести.

Кто овдовел, несчастен не навеки.Он сыщет в мире новое родство.Но. разочаровавшись в человеке,Не ждем мы в жизни больше ничего.

Кто был в своем доверии обманут,Тот навсегда во всем разворожен.Как снова уверять его ни станут,Уж ни во что не верит больше он.

Он одинок уже непоправимо.Не только люди — радости землиЕго обходят осторожно мимо,И прочь бегут, и держатся вдали.

1839

Я помню, ты стоялаВ слезах, любовь моя,Но губ не разжимала,Причину слез тая.

Не о земном уронеТы думала в тот миг.Красой потустороннейБыл озарен твой лик.

Мне ныне жизнью всеюПредмет тех слез открыт.Что я осиротею,Предсказывал твой вид.

Теперь, по сходству с теми,Мне горечь всяких слезНапоминает время,Когда я в счастье рос.

1840

Отец небесный, снизойди ко мне,Утихомирь мои земные страсти.Нельзя отцу родному без участьяСмотреть на гибель сына в западне.

Не дай отчаяться и обнадежь:Адам наказан был, огнем играя,Но все-таки вкусил блаженство рая.Дай верить мне, что помощь мне пошлешь.

Ключ жизни, утоли мою печальВодою из твоих святых истоков.Спаси мой челн от бурь мирских пороковИ в пристань тихую его причаль.

О сердцевед, ты видишь все путиИ знаешь всё, что я скажу, заране.Мои нечаянные умолчаньяВ молитвы мне по благости зачти.

1840

Когда ты, как жаркое солнце, взошлаНа тусклом, невзрачном моем кругозореИ после унылых дождей без числаНастали прозрачные, ясные зори,

Я думал — ты светоч над жизнью моейВ дороге средь мрака ночного и жути.Куда ж ты? Как прежде, лучи эти лей.Опять я в потемках стою на распутьи.

Я радость люблю и совсем не ворчун.Свети мне, чтоб вновь на дорогу я вышелИ снова, коснувшись нетронутых струн,В ответ твое дивное пенье услышал,

Чтобы в отдалении отзвук возник,Чтоб нашим согласьем наполнились дали,Чтоб, только повздоривши, мы через мигНе помнили больше недолгой печали.

Едва на тебя набегут облака,Кончаются радости все и забавы.Пред этим мне всякая жертва легка,И я для тебя отказался б от славы.

1840

Когда мы рядом, в необъятнойВселенной, — рай ни дать ни взять.Люблю, люблю, как благодать,Лучистый взгляд твой беззакатный.Невероятно! Невероятно!Невероятно! Не описать!

Приходит время уезжать.Вернусь ли я еще обратно?Увижу ли тебя опять?Невероятно! Невероятно!Невероятно! Не описать!

С годами гуще тени, пятнаИ резче возраста печать.О, если б снова увидатьТвою божественную стать!Люблю твой облик благодатный.Невероятно! Невероятно!Невероятно! Не описать!

<1841>

Цвет небесный, синий цвет,Полюбил я с малых лет.В детстве он мне означалСиневу иных начал.

И теперь, когда достигЯ вершины дней своих,В жертву остальным цветамГолубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас.Это цвет любимых глаз.Это взгляд бездонный твой,Напоенный синевой.

Это цвет моей мечты.Это краска высоты.В этот голубой растворПогружен земной простор.

Это легкий переходВ неизвестность от заботИ от плачущих родныхНа похоронах моих.

Это синий негустойИней над моей плитой.Это сизый зимний дымМглы над именем моим.

<1841>

Мастера посудного изделье,Я звеню у Марты на столеИ разглаживаю средь весельяУ гостей морщины на челе.

<1841>

В дни молодости, вашим утром ранним,Легко заботы сбрасывайте с плеч.Не придавайте важности страданьям,Слезам невольным не давайте течь.

Спешите за минутами вдогонку,От них не отставая ни на миг.Как резонерство раннее ребенка,Уродлив молодящийся старик.

Хвалю того, кто соблюдает времяИ весь свой век по возрасту живет.Перегорит и он страстями всеми,Переберет и он весь мир забот.

Но в зрелости, когда ваш первый шепотНасильно сменит дня корыстный шум,Вот что советует мой горький опыт —Я это говорю не наобум,—

Не увлекайтесь львицей и кокеткойОна жива, красива, молода,Всегда занятна и умна нередко,Но полюбить не может никогда.

1841

Что странного, что я пишу стихи?Ведь в них и чувства не в обычном роде.Я б солнцем быть хотел, чтоб на восходеУвенчивать лучами гор верхи;

Чтоб мой приход сопровождали птицыБезумным ликованьем вдалеке;Чтоб ты была росой, моя царица,И падала на розы в цветнике;

Чтобы тянулось, как жених к невесте,К прохладе свежей светлое тепло;Чтобы существованьем нашим вместеКругом всё зеленело и цвело.

Любви не понимаю я иначе,А если ты нашла, что я непрост,Пусть будет жизнь избитой и ходячей —Без солнца, без цветов, без птиц и звезд.

Но с этим ты сама в противоречье,И далеко не так уже простаТвоя растущая от встречи к встречеНечеловеческая красота.

1841