Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II Страница 19

«Опирается луч, отражаясь в снегу…»[28]

Опирается луч, отражаясь в снегу,И вершина горы поднимается выше.Притаились близ озера на берегуНебольших деревень черепичные крыши.

Неуютно им здесь, в нарастающей мгле.Из глубоких морщин поднимается вечер,И в домах, навсегда прикрепленных к земле,Зажигаются окон трусливые свечи.

День прошел, и уже наступает «вчера»,И, как все, что минуло, становится тенью, —Но вершина горит, и большая гораПоднимается в небо последней ступенью,

Великолепной опорой для шага туда,Где кончается власть нашей робкой природы,Где над красною кромкой закатного льдаНе померкнут ночные лучистые своды.

«Нет, дело не в том, что у каждой дороги…»

Нет, дело не в том, что у каждой дорогиБывает конец, что на круглой землеЧередуются радость с тоской и тревогой,Что посеянный гибнет от засухи хлеб:

Все горе — в трусливой идее бессмертья,Поскольку бессмертья ты просишь себе.В этом грубом стремлении — жестокосердье,Непризнание жизни — и счастья и бед.

Ты станешь бессмертным, а все, что ты любишь,Что трогал руками и трогал душой —И земля, и мученье, и милые губы,Все, что было вокруг и что стало тобой, —

Истлеет, исчезнет, растает бесследно,И ты, в первобытной своей наготе,Только темную, первоначальную бедностьСохранишь — для кого и зачем? — в пустоте.

Игольное ушко («С тревогой, радостью и нежностью…»)

С тревогой, радостью и нежностьюВзгляни в глаза ребенка. ОнСвоею первобытной свежестьюЕще как будто ослеплен.

Еще совсем недавно видел онМир перевернутым, таким,Что ни с какой земной обительюТот мир не может быть сравним,

Мир, где порхают только гласные,Где жадный ротик едокаХватает радостно и ласковоТугую ягодку соска,

И где в его страну постельную,Туда, где жизнь его жива,Пушинками надколыбельнымиСлетают белые слова.

Тот, кто запомнит эту музыку,Ушедшую далёко-далеко,Пройдет когда-нибудь сквозь узкоеСтихов игольное ушко.

Пастух («Когда последний облачный дракон…»)

Когда последний облачный драконПоднялся с ложа, камни изголовьяИ северный, покрытый снегом склонОн оросил своей густою кровью.

И выросли из снега и камнейМалиновые перья, чешуеюПокрылся красный снег, фонтан огнейВзлетел изнемогающей струею.

Драконье тело, скрытое в тени,Распалось и покрылось синей пылью,А в небе, как большие головни,Сгорели перепончатые крылья.

Пастух стоял, на посох опершись,У ног его лежали две овчарки,И думал он о том, что вогнутая высьКрасна, что солнце слишком ярко,

Что завтра ветру быть и что пораВ ущелье гнать усталую отару,Что мало дров и у костраЕдва до полночи достанет жару…

Провансальский городок («Как будто светом выметена площадь…»)

Как будто светом выметена площадьИ улицы пустого городка.Чуть слышно воду плоскую полощетФонтана серебристая рука.

Нет никого, но, может быть, недавноОдетый солнцем человек прошелИли пройдет… Вдали стоитЗасохшего платана мертвый ствол.

Ни тени, ни пятна. Над тротуаромСтруится марева белесый пар.Приподнят над землей горячим паром,По небу катится дневной пожар.

Как мумия под золотою маской,Лежит облитый солнцем горб холма,Вот в день такой, когда сгорают краски,Ван Гог сошел с ума.

После бессонницы («После бессонницы трудно мне выйти на волю…»)

После бессонницы трудно мне выйти на волю:Я в подсознание дверь приоткрыл, и теперьЯ не знаю, как справлюсь с привычною ролью,Как сумею закрыть приоткрытую дверь.

Я не помню уже, что я видел и слышалСредь расплывчатых пятен ночной глухоты.…Допускаю, что дождь барабанил по крышеИ вдали, в подворотне, визжали коты.

Иногда, — но реальность отчетливых звуковИ в глаза просочившаяся темнотаОтстранялись, — и вновь безголовая куклаРазрывала фату, и взвивалась фата.

Наплывала кругами зеленая краска,Растекалась пятном на полу, и опятьМеня кто-то из сна на мгновенье вытаскивал,И, скрипнув, поспешно смолкала кровать.………………………………………………….

Я на плечи поднял светлеющий каменьЗа открытым окном наступившего дня.Я неверное тело потрогал руками,Я не знаю, я есть — или нет меня.

Филин («Уплотнившийся воздух широким крылом…»)

Уплотнившийся воздух широким крылом,Как веслом, загребая, испуганный филинОторвался от дерева, и оперенное злоНалетело на фары автомобиля.

Он мелькнул, ослепленный лучами, и вотВсем взъерошенным телом ударилась птицаВ ветровое стекло. Оборвался полетПеред глазами сверкнувшей зарницей.

Тормоза, — но уже на разбитом стеклеРасползлась паутина слепого удара……Он лежал, распластавшись на черной земле,Увенчан пернатой тиарой.

Как был он прекрасен, посол темноты,В последнем полете разбившийся насмерть!В глазницах, похожих на злые цветы,Сколько было тоски, одиночества, страсти!

ГРОЗА НАД МАШУКОМ (1–3)[29]

1. «Гроза над Машуком, и в черной катастрофе…»

Гроза над Машуком, и в черной катастрофеСтолкнулись туч разорванные строфы,

И молнии, полнеба светом озарив,Катились в грохоте внезапных рифм,

Со всей природой связаны и слитныКружились в воздухе осколки ритма,

Но в мраке даже струи ливня не смоглиЕго, хотя б на миг, поднять с земли.

2. «Мартынов опустил граненый, длинный…»

Мартынов опустил граненый, длинный,Как будто совестью набрякший пистолет.Прощенья нет, спасенья нет и нет:Живым не выйдет он из той долины, —

И сколько лет потом, слепой мертвец,Он будет вспоминать тот исступленный ливеньИ рваных молний розовые бивни,И не его, а только свой конец!

3. «Гудел и пел, как в улье, в смертном теле…»

Гудел и пел, как в улье, в смертном телеНесозданных стихов пчелиный ройВ тот миг, когда навылет был простреленПоэзии надвременный герой.

В запекшуюся дырочку от пулиВсе вырвались стихи — под ливень, в мрак, —И стала с той поры огромным ульемБессмертная кавказская гора.

Прислушайся, о, сколько новых песен,О, сколько новых лермонтовских строкСлетят, как пчелы, к нам из поднебесья,Когда тому наступит тайный срок!

Корень («Не ходит дерево. Оно…»)

Не ходит дерево. ОноРастет в том месте, где упалоПокорное ветрам зерно.Здесь корня розовое жалоСвой первый совершило труд.Меж скал, в таинственный сосудРасщелины проник язык березы.Он влагу пьет, и возникает ствол,И кормят каменные слезыТого, кто в недрах их обрел.

Березу солнечное пламяЗовет под купол голубой,И время нежными рукамиЕе подъемлет над землей,Но дереву добыть не простоВоды для жизни и для роста —Недаром облачком медалиШуршащие на ней растут.О, если б только люди зналиКакой березе нужен труд,

С каким упорством должен кореньРаздвинуть скалы и в щели,Разъятой им на косогоре,Найти щепоточку земли.Какая сила в корне змеевидном,Какою волею завиднойОн в поисках воды ведом!Неведомый водоискатель,Всю жизнь в земле, всю жизнь ползком —Березы ласковой создатель!

«С вершины к вершине, по острым вершинам…»