Михаил Львов - Стихотворения Страница 2

1939

Дорога на юге

У самых волн мы пировали,Мы югом руки обожгли,И на холодном перевалеМы к небу близко подошли,Где вровень с солнцем, с небом рядомБелело зданье и кругомКрошились камни колоннады;Травой заполнило пролом,Как мрамор, облако проплыло,Стояли боги на пути —И так, казалось, можно былоДо Древней Греции дойти.

1940

Маяковский за границей

Чужая речь.Чужие лица.Продажа. Купля. Джаз и сквер.И он ходил по загранице,Как раздраженный Гулливер.И проходил у самых окон,Как солнце резкое, слепя,И небо Мексики высокой,Как шляпу, мерил на себя.Он сквозь дворцы увидел гореИ нищету — сквозь тонкий шелк.Как наступающее море,Он к ним из будущего шел.Он возвышался над врагамиМонументально-тяжело,И где-нибудь его шагамиАсфальт на Западе прожгло.Он так глядел кругом крамольно,Как будто прибыл к ним за тем,Чтоб выбрать здание под СмольныйИ выбрать крепости под Кремль.

1941

«Еще штыками обернутся песни…»

Еще штыками обернутся песни,Еще придут и отшумят бои.Придет домой седеющий ровесник,Придут не все ровесники мои.Оставшимся — счастливо оставаться.Но с этим миром в утреннем дымуДоговорились мы не расставаться —И мы вернемся бронзою к нему.У вас сады. У вас цветенье лета,И юноши по мрамору идутВ сияющие университеты,И холодно быть памятником тут…

Когда ты выйдешь с лекций на закате,О наших размышляя временах,Навек ушедших в толщи хрестоматий,О наших запыленных именах,Ты обернешься —И увидишь рядомТех,Кто отвел и от тебя беду,Товарищ мой,Бредущий тихим садомВ трехтысячном немыслимом году.

1940–1944

Волга

Набросив на плечи шинели,Скрипучие качая нары,В теплушке вечером мы пели —Грузины, русские, татары,И песни были долги, долги…А в песнях девушки красивы,И за окном открылась ВолгаШирокая, как путь России.

1941

Песня

Ребята песню запевают,На нарах лежа, в тишине,И песня-то невесть какая,А сердце разрывает мне.Все в песне можно и уместно,И стоит захотеть друзьям —В теплушку царская невестаВойдет и тихо сядет к нам…Но мы поем, поем до ночиО том, что позабыть нельзя:«Последний нонешний денечекГуляю с вами я, друзья».И, как далекое наследство,Пробившись через столько дней,Твоя судьба сожмет мне сердце,И я забуду о своей.

1941

«Надломилась пшеница русая…»

Надломилась пшеница русаяВозле станции Лебедянь,Словно хлещут ефрейторы ПруссииПулеметами по лебедям.

1941

Степь

Березок тоненькая цепьВдали растаяла и стерлась.Подкатывает к горлу степь —Попробуй убери от горла.

Летит машина в море, в хлеб.Боец раскрыл в кабине дверцу,И подступает к сердцу степь —Попробуй оторви от сердца.

1941

Василию Вохменцеву[1]

Эти дни позабыть нельзя,Нам со многим пришлось расставаться,Но когда погибают друзья,Неудобно в живых оставаться.Ты ведь знаешь, мой друг, я не лжив —Мне б хотелось быть рядом с тобоюИ, как ты, не вернуться из боя…Ты прости мне, что я еще жив.

1942

Златоуст

Ты сегодня дымишься за дальнею далью,За снегами, которым не видно конца,Златоуст! Златоуст! Нержавеющей стальюЭто имя нам детство вписало в сердца.И Закаменки камень, и малинники Голой,И запруженный Ай, и седой Таганай —Это детство мое. Это юность и школа.Это в горы и сосны оправленный край.Город детства и стали,   город стужи и зноя,За оградой резною, за сосной вырезною —Весь ты в зренье моем, весь ты в сердце моем,Словно только вчера я покинул свой дом.Мы идем сквозь огонь, позабыв о покое,И в родительский дом я не скоро вернусь.Как любовью своей, как отцовской рукою,Ты прикрой меня сталью в бою, Златоуст!

1944

«Чтоб стать мужчиной, мало им родиться…»

Чтоб стать мужчиной, мало им родиться.Чтоб стать железом, мало быть рудой.Ты должен переплавиться, разбиться.И, как руда, пожертвовать собой.Какие бури душу захлестнули!Но ты — солдат и все сумей принять:От поцелуя женского до пули,И научись в бою не отступать.Готовность к смерти — тоже ведь оружье,И ты его однажды примени…Мужчины умирают, если нужно,И потому живут в веках они.

1943

Дождь

Я должен ежедневно жить,В грозу, в листве дрожащей жить,И в ночь арктическую жить,И в поворотах мира жить.В пургу не стыть. Под ливнем быть.Мы присягали вечно жить.…Где тонет танк — там ставим шест.(Могила танка под шестом.)И их уже не пять, не шесть.(Мы откопаем их потом.)Завязли мы в грязи болот,И по железу дождь идет,По плащ-палатке хлещет дождь.То, поскользнувшись, упадешь —Поднимешься и вновь идешь.По плащ-палатке хлещет дождь.Как веткой, по лицу сечет.Под орденами пот течет.И ни привалов, ни еды.И хочешь пить — и нет воды.(В болоте только труп воды.)Неделю дождь без берегов,Болотный дождь в тылу врагов,И — холод, голод, ливень, грязь,И так легко упасть, пропасть,И стать рабом в стране рабов,И гробом стать среди гробов…Но нам приказывали жить,Мы будем мужеству служить,Год под дождем кружить, но жить,Идти вперед!     Иди, живи,Пока не дождь в твоей крови,И мы прошли болота…

1944

«Есть мужество, доступное немногим…»

Есть мужество, доступное немногим, —

Все понимать и обо всем молчать,И даже в дружбе оставаться строгим,А если боль — о боли не кричать.И, как металл, лететь в сражений гущу,Чтоб в дальность цели, как в мишень,   войти —Железу, как известно, не присущиЛирические отступы в пути.Вычерчивая линию красиво,Чтобы над целью вырасти в дыму,Снаряд в пути не делает извиваИ в гости не заходит ни к кому.Так ты пойдешь немедленно и гордо,Как полководец, сквозь железо лет,И станешь безошибочным и твердым —Но тут уже кончается поэт.

1943

«Я нынче страшным расстояньем…»

И. Эренбургу

Я нынче страшным расстояньемОт мирной жизни отдален,И вспомнить я не в состояньеТеатра свет, ряды колонн,И лебединые страданья,И лебединую беду,Я только слышу тут рыданья,И только вижу лебеду,И вспоминаю об искусстве,Как о далекой старине,Как о любви, о первом чувстве.К ним не вернуться больше мне.И, снова зубы сжав до хруста,Иди вперед и в грязь и в ров.И кажется, что нет искусства,А есть железо, хлеб и кровь…

1941

Высота

М. Г. Фомичеву

Комбату приказали в этот деньВзять высоту и к сопкам пристреляться.Он может умереть на высоте,Но раньше должен на нее подняться.И высота была взята,И знают уцелевшие солдаты —У каждого есть в жизни высота,Которую он должен взять когда-то.А если по дороге мы умрем,Своею смертью разрывая доты,То пусть нас похоронят на высотах,Которые мы все-таки берем.

1944