Михаил Львов - Стихотворения Страница 3

1944

Сон

Мне ночью снились мирные года,И дачи, от которых нет следа,И крупные июньские цветы,Которыми в меня кидала ты.Приснились довоенные друзья,И, как ребенок, был растроган я.

Так мало ласки выпадает мне,Что рад я ласкам, встреченным во сне.И я проснулся, снова полный сил,И я друзей за сон благодарил.За ясный взгляд, за поцелуй во снеСпасибо вам, приснившиеся мне.

1943

Пехотинцу

Ты прошел от Польши до Волги,И от Волги обратно до Польши,И дальше,И ты видел, сколько земли на земле,Ты шел усталый,Опираясь порой на винтовку,Плечи резал ремень.Мешок вещевойК спине прирастал, словно горб.И когда ты снимал мешок перед сном —Спина еще долгоЧувствовала его.Ты наклонялся к землеИ комьями брал снегИ ел его,Тоскуя о дальнем тепле и доме.А если не было снега,Ты ветер холодный пил, как родник:Откроешь рот —     и ветер гудит во рту.Грязь прилипала к сапогам,Вода проникала к ногам.Сколько дорог намотал тыНа кирзовые свои сапоги.Если тебе удавалось     к танкистам подсесть —Ты спал на танке.И танк тебя, словно дом,Окутывал драгоценным теплом.Ты заходил в украинские хаты,И девушка лет восемнадцатиСнимала тебе сапоги.И ты долгоВ хате чужой перед сном,Как в детстве,Играл с мурлыкавшей кошкой     в полоску,И звал ее «тигрой»,И давал ей консервное мясо,И засыпал на соломеС безмерной тоскою о доме.Ты проходил танковые поля,Где распластанные гусеницыЛежат,Как перебитые позвоночники.Ты ел хлеб,Обстрелянный из пулемета.Алюминиевая трофейная флягаНа боку у тебя висела.С лицом простым, как шинель,Ты прошел от Польши до ВолгиИ обратноИ дальше до Вислы,До Шпрее —И ты понял,Что нет ничего     лучше отчего дома,Который     как родина в родине,И ты научился     не отдавать его другому.

1944

«Я смотрел на твою фотокарточку…»

Я смотрел на твою фотокарточку     при каждом удобном случае:Стоя на танке,Кладущем клетчатые следы     на чернозем,Сидя на тюке сена     на летящей на запад платформе,В госпитале     у переднего края,Где раненые     лежат на соломе       кругом,Где я выходил на воздух     плакать о человеческой жизни.В полях, где мы     убивали врагаИ жалели сады под огнем,В краях, где мы танками     землю вспахали,Где половина наших друзей   полегла,Где освобожденные полонянки     посылали нам поцелуи,А бандеровцы стреляли     из-за угла.В домах, где матери божии,     окруженные сиянием,Мне казались     похожими на парашютисток.На марше, в пути,когда мы переходили границу(Это было в полдень.Дождь     на асфальте кипел,Мы протирали стекла кабин     рукавицами,Чтобы лучше видеть     Европу,И перед въездом туда     я опять на тебя посмотрел).И там, где лежали     под ногами       немецкие артисты     из немецких журналов,Где ветер шумит,     чужую листву       в чужих садах шевеля,Где два потока крови     (немецкой и русской)       текут не сливаясь,Где смотрит на нас     из гранита       чужая земля…Твоя фотокарточка     всюду была       со мною.Так будет и дальше —     до самого дня       окончанья войны.Легкие нам наполняя     воздухом       танкового боя,Приходит решительное лето,     и встретиться       скоро мы должны.

1944

«Ревя на повороте и подъеме…»

Ревя на повороте и подъеме,Идет наш танк. Пока вдали враги,Мы ночью спим на танке, как на громе.На жалюзи мы сушим сапоги.Согревшись, засыпаешь на мгновенье,И вновь со дна, куда его ты вверг,Не досмотрев рисунки сновиденья,Сознание карабкается вверх,И хочется уснуть наполовину,Прислушиваясь к грохоту лавины,Чтоб сонного бомбежка не застала(Так можно, не проснувшись, умереть,И, значит, надо встать, забыв усталость,Чтоб собственную смерть не просмотреть.И мы, конечно, правы, и поверьте,Обидно будет умереть во сне.И я хочу присутствовать при смерти, —Тогда еще поборемся мы с ней.И, может быть, поборем — мы упрямы.И будем жить, чтобы врага добить).И вдруг сквозь сон ты слышишь: воет   «рама» —Выходит «юнкерс» сны твои бомбить.И сны бегут. В убежище. Теснятся.Проснулся, смотришь — бомбы не видны,Так даже сны военные нам снятся —Воздушные и танковые сны.

1944

У входа в Скалат

А. Б. Лозовскому

Полковник, помните Скалат,Где «тигр» с обугленною кожейИ танк уральский, в пепле тоже,Лоб в лоб уткнулись и стоят?Полковник, помните, по трактамТогда и нас водил сквозь смертьТакой же танковый характер —Или прорваться, иль сгореть.

1944

Разбитый танк

Металлу, наверное, снится,Что снова он стал рудой,Лежит на горе Магнитной,Бесформенный и молодой;Что снова идет он в домну,И снова проходит прокат,И движется танком огромным,И пушкой глядит на закат;И снова он давит бронеюИ гонит врага вон.Раскинулось поле боя,И снится металлу сон.

1944

«Я был убит приснившимся осколком…»

Я был убит приснившимся осколком.Моя невеста плакала вдали.Она еще не выплакалась толком —Уже за ней охотники пришли.

Нет, я тебя, о жизнь, не обвиняюЗа то, что ты недолго помнишь нас.Такой, как есть, тебя я принимаюНа год, на день, на молодость, на час.

Меня любила девушка, наверно.Меня любила девушка. ОнаБыла, наверно, мне до смерти верной,А после смерти верность не нужна.

Прости меня, далекая, живая,Что я тебя при жизни ревновал,Опасности везде подозревая,Ступить тебе и шагу не давал.

Но в шесть утра горнисты Измаила,Как ангелы, трубящие в раю,Солдата вновь подняли из могилы,И я опять ревную и люблю.

1945

«Был холод декабрьский, и я возле танка…»

Был холод декабрьский, и я возле танкаНа польском асфальте плясал сербиянку,Чтоб только согреться на зимнем ветру,Пронзительном, злом, и, увидев славянку,

Бойцу подносившую в рюмке сливянку,Тебя вспоминал на далеком юру.И думал с тоскою: «Теперь хорошо бы,Как после работы и после учебы,К тебе возвратиться домой на Каштак».И мой экипаж согласился: еще бы!Давно бы зазноба спасла от озноба,И рюмку она поднесла бы не так.И мой экипаж согласился. Конечно,И танки не вечны, и войны не вечны,И мы возвратимся когда-то домой,Родных и друзей расцелуем, обнимем,

И сядем за стол, и чокнемся с ними.Но путь наш домойЛежит через бой.…Со мной ничего не посмеет случиться,Я должен любить еще, жить и учиться,Об этом я знал и за крайней чертой,Когда ничего уже не оставалось:Ни сил, ни патронов, лишь только   усталость,Когда я держался на хватке одной.Я с детства училсяТак в жизни держаться,Так впутаться в жизнь,Так с нею связаться,Так крепко ее привязать у седла,Чтоб жизнь от меня не могла отвязаться,Чтоб жизнь от меня не могла отказаться,Чтоб жизнь без меня обойтись не могла.Да, верю я в жизнь,И не ставь мне в вину тыНи это пристрастье, ни эти минуты.Мальчишкою тоже меня не зови.Ведь молодость хочет быть абсолютной —И жизнь принимать от салюта к салюту,

И хочется верить тебе и любви.Опять протяни мне далекие рукиСквозь версты разлуки,Сквозь горькие муки,Подругою верной, порукою будь.Затянута жизнь пулеметною лентой,Как зимы снегами,Как ливнями лето.Благослови.Мы выходим в путь.Далеко-далеко от скал Таганая,Военную славу свою обгоняя,Уралец-танкист на битву спешит,Покинув землянку, выходит он к танку,А вьюга рисует на окнах землянкиБулатный рисунок его души.Над нами полощет военное знамя,Опять пулеметными очередямиВ бою измеряется жизни длина.И утро в сиянии артиллерийскомВстает над Малькове, над Вельке-Лазиском,Над Польшею. Доброе утро, война.

1944