Вера Полозкова - Осточерчение Страница 2

5 апреля 2009 года

Шестнадцать строк

Лене Грачёвой

как твой дар выгоняет тебя на лестничную площадку,снулую улитку, обдирает с тебя твою костяную шкуркувспарывает под пяткой твоей брусчатку, паркет и плитку,под ладонью твоей побелку и штукатуркухер тебе, а не тряпочку, не перчатку, ни другую попытку,как ещё объяснять-то тебе, придурку

кто тебя кормил этой басней, что хоть ты тресни,а там спокойней, в другой из жизнейчем оно серьёзнее, тем опасней, и интересней,и траектория всё капризнейесть суровая предначертанность и борьба с ней,вперёд и с песней, и настоящие только вы с ней

всё ты хочешь, сынок, чтоб они на тебя глядели,узнать умели – и понимали,а ты не покидал бы логова по неделе, плёлчто вы умеете, пустомели, никак не смалывая эмалии ничем не жертвовал бы на деле, поставкаписьменной карамели, да много требуется ума ли

ну так вот тебе полные руки пепла, полные чаек сопла,и произвол, и дороговизна,чтобы вера твоя проклюнулась и окрепла,гордыня твоя усопла, дорога, визачтобы ты почуял такое пекло, в которомвсё на тебе просохло, а после радовался до визга

и злословь сколько влезет, язва,только мы-то полезные, мы не звериэто только ханже неясно:при виде лезвия люди делаются трезвеев результате битья вдребезги, лязга,скрежета железного, из цепей выпадают звеньяи над этим адом что-то начинает светиться ласково,протягиваясь из бездны,и расплёскивается по небу, розовея

25 марта 2012 года

Baby-face Whores

им казалось, что если всё это кончится —то оставит на них какой-нибудь страшный следзападут глазницыосипнет голосдеформируется скелетим обоим в минуту станет по сорок летесли кто-то и выживает после такого —то он заика и инвалид

но меняется только взглядни малейших иных приметдаже хочется, чтоб болелоно не болит

им казалось – презреннее всех, кто лжётпотому что лгать – это методичнотушить о близкого страх; наносить ожогон ей врёт, потому что якобы бережёта она возвращает ему должоку него блек-джек, у неё какой-то другой мужикизвини, дружок

как же умудрилась при нас остаться вся наша юностьнаша развесёлая наглецапосле всех, кого мы не пожалелиради дурного ли дельцакрасного ли словцапосле сотой любви, доеденной до концагде же наши чёрные зубы, деткагрубые швынаши клейма на пол-лица

27 июля 2009 года

Final Cut

осень опять надевается с рукавов,электризует волосы – ворот узок.мальчик мой, я надеюсь, что ты здорови бережёшься слишком больших нагрузок.мир кладёт тебе в книги душистых слов,а в динамики – новых музык.

город после лета стоит худым,зябким, как в семь утра после вечеринки.ничего не движется, даже дым;только птицы под небом плавают, как чаинки,и прохожий смеётся паром, уже седым.

у тебя были руки с затейливой картой вен,жаркий смех и короткий шрамик на подбородке.маяки смотрели на нас просительно, как сиротки,море брызгалось, будто масло на сковородке,пахло тёмными винами из таверн;

так осу, убив, держат в пальцах – «ужаль. ужаль».так зарёванными идут из кинотеатра.так вступает осень – всегда с оркестра,как фрэнк синатра.

кто-то помнит нас вместе. ради такого кадраничего,ничего,ничего не жаль.

31 августа 2009 года

Рэп для миши

никого в списке, мамаодни пропускиникакой речи, мамакроме горечииз-под ботинок зияют пропастииз-под ладоней уходят поручни

вот как шелестит моя тишина, как гюрза, вползаявырастает, инеем намерзаянервная и чуткая, как борзаямногоглазаявся от дыма сизая, будто газоваяэто только казалось, что всё звучит из тебя,ни к чему тебя не обязывая

а теперь твоя музыка – это язва,что грызёт твоё горло розовое,ты стоишь, только рот беспомощно разеваятишина сгущается грозовая

никакой речи, мама, кроме горечичья это ночь навстречу,город чейчто ж тебе нигде не поётся,только ропщетсятолько тишина над тобой смеётся,как дрессировщица

музыка свивалась над головой у тебя как смерч, онабыла вечнаяи звучала с утра до вечерак людям льнула, доверчиваявся просвечиваларадуги над городом поднималакруги вычерчиваланикакого толка в ней

кроме силы тока в нейтолько в нейты глядел счастливей,дышал ровнейне оставила ни намёка, ни звука, ни знакасдёрнули с языкапогасили свет в тебекончиласьмузыка

ни одной ноты, маману, чего ещёникакой речи, мамакроме горечитишина подъезжает, сигналит воющевяжет ручки да и пускает с горочки

«ладно, – говоришь ты себе, —кошелёк, чемодан, вокзаля и не такое видал, я из худшего вылезалбог меня наказалменя предал мой полный зално я всё доказаля всё уже доказал»

знаю, знаю, дружище, куда ты катишьсяповседневность резко теряет в качествежизнь была подруга, стала заказчицавсе истории всемогущества так заканчиваютсяпо стаканчикуи сквозь столики пробираться к роялю, идти-раскачиватьсяделать нечего,обесточенныйваришь хрючевоищешь торчево

ставишь подписи неразборчиводеньги скомканы, кровь испорченадаже барменша морду скорчила

«как же ты меня бросила, музыка дорогаяшарю по карманам, как идиот, и ящики выдвигаювсё пытаюсь напеть тебя, мышцу каждую напрягая,но выходит другаяжуткая и другая

знала бы ты, музыка, как в ночи тишина сидит по углами глядит, проклятая,не мигая»

Ночь 20–21 августа 2009 года, Киев

Снова не мы

Рыжей

ладно, ладно, давай не о смысле жизни,больше вообще ни о чём такомлучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопомпод потолком пахнет липкой самбукой и табакомв пятницу народу всегда биткоми красивые, пьяные и не мы выбегают курить,он в ботинках, она на цыпочках, босикому неё в руке босоножка со сломанным каблукомон хохочет так, что едва не давится кадыком

чёрт с ним, с мироустройством, всё это бессилие и гнильёрасскажи мне о том, как красивыеи не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,как старухи передают ему миски с фруктами для неёи какое таксисты бессовестное жульёи как тетка снимает у них во дворе с верёвкисвоё негнущееся бельё,

деревянное от крахмалакак немного им нужно, счастье моёкак мало

расскажи мне о том, как постигший важное – одиноккак у загорелых улыбки белые, как чеснок,и про то, как первая сигарета сбивает с ног,если её выкурить натощакговори со мной о простых вещах

как пропитывают влюблённыхгустым мерцающим веществоми как старики хотят продышать себепятачок в одиночестве,как в заиндевевшем стекле автобуса,протереть его рукавом,говоря о мёртвом как о живом

как красивые и не мы в первый разцелуют друг друга в мочки, несмелы, робкикак они подпевают радио, стоя в пробкекак несут хоронить кота в обувной коробкекак холодную куклу, в тряпкекак на юге у них звонит, а они не снимают трубки,чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, всё в порядке»;как они называют будущих сыновейвсякими идиотскими именамислишком чудесные и простые,чтоб оказаться нами

расскажи мне, мой свет, как она забираетсяпрямо в туфлях к нему в кроватьи читает «терезу батисту, уставшую воевать»и закатывает глаза, чтоб не зареветьи как люди любят себя по-всякому убивать,чтобы не мертветь

расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий,чтобы казаться старше,чтобы нравиться билетёрше,вахтёрше,папиной секретарше,но когда садится обедать с друзьямии предаётся сплетням,он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

расскажи мне о том, как летние фейерверкинад морем вспыхивают, потрескиваяпочему та одна фотография, где вы вместе,всегда нерезкаякак одна смс делается эпиграфомдолгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваютсятак, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими

почему мы всегда чудовищно переигрываем,когда нужно казаться всем остальным счастливыми,разлюбившими

почему у всех, кто указывает нам место,пальцы вечно в слюне и салепочему с нами говорят на любые темы,кроме самых насущных темпочему никакая боль всё равно не оправдывается тем,как мы точно о ней когда-нибудь написали

расскажи мне, как те, кому нечего сообщить,любят вечеринки, где много прессывсе эти актрисыметрессыпраздные мудотрясыжаловаться на стрессы,решать вопросы,наблюдать за тем, как твои кумирыобращаются в человеческую трухурасскажи мне как на духупочему к красивым когда-то намприросла презрительная гримасапочему мы куски бессонного злого мясаили лучше о тех, у мыса

вот они сидят у самого моря в обнимку,ладони у них в песке,и они решают, кому идти руки мыть и спускаться внизпросить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананасдаже пахнут они – гвоздика или анис —совершенно не намизначительно лучше нас

13 июня 2009 года