Николай Гумилев - Поэтические сборники Страница 2

II.

Посвящается Анне Ахматовой

Сергею Маковскому

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;Создав, навсегда уступил меня року Создатель;Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.

Летящей горою за мною несется Вчера,А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,Иду... но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора.Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.

И если я волей себе покоряю людей,И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,И если я ведаю тайны — поэт, чародей,Властитель вселенной — тем будет страшнее паденье.

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,Оно — колокольчик фарфоровый в желтом КитаеНа пагоде пестрой... висит и приветно звенит,В эмалевом небе дразня журавлиные таи.

А тихая девушка в платье из красных шелков,Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать долго, долго,Припоминая вечера,Когда не мучило "вчера"И не томили цепи долга;

И в море врезавшийся мыс,И одинокий кипарис,И благосклонного Гуссейна,И медленный его рассказ,В часы, когда не видит глазНи кипариса, ни бассейна.

И снова властвует Багдад,И снова странствует Синдбад,Вступает с демонами в ссору,И от египетской землиОпять уходят кораблиВ великолепную Бассору.

Купцам и прибыль и почет.Но нет; не прибыль их влечетВ нагих степях, над бездной водной;О тайна тайн, о птица Рок,Не твой ли дальний островокИм был звездою путеводной?

Ты уводила моряковВ пещеры джинов и волков,Хранящих древнюю обиду,И на висячие мостыСквозь темно-красные кустыНа пир к Гаруну-аль-Рашиду.

И я когда-то был твоим,Я плыл, покорный пилигрим,За жизнью благостной и мирной,Чтоб повстречал меня ГуссейнВ садах, где розы и бассейн, — На берегу за старой Смирной.

Когда-же... Боже, как чистыИ как мучительны мечты!Ну что же, раньте сердце, раньте, — Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать о Леванте.

Памяти М. А. Кузьминой-Караваевой

На полях опаленных РодосаКамни стен и в цвету тополяВидит зоркое сердце матросаВ тихий вечер с кормы корабля.

Там был рыцарский орден: соборы,Цитадель, бастионы, мосты,И на людях простые уборы,Но на них золотые кресты.

Не стремиться ни к славе, ни к счастью,Все равны перед взором Отца,И не дать покорить самовластьюПосвященные небу сердца!

Но в долинах старинных поместий,Посреди кипарисов и роз,Говорить о Небесной Невесте,Охраняющей нежный Родос!

Наше бремя — тяжелое бремя:Труд зловещий дала нам судьба,Чтоб прославить на краткое время,Нет, не нас, только наши гроба.

Нам брести в смертоносных равнинах,Чтоб узнать, где родилась река,На тяжелых и гулких машинахГрозовые пронзать облака;

В каждом взгляде тоска без просвета,В каждом вздохе томительный крик, —Высыхать в глубине кабинетаПеред пыльными грудами книг.

Мы идем сквозь туманные годы,Смутно чувствуя веянье роз,У веков, у пространств, у природы,Отвоевывать древний Родос.

Но, быть может, подумают внуки,Как орлята тоскуя в гнезде:"Где теперь эти крепкие руки,Эти Души горящие — где?"

Ахмет-Оглы берет свою клюкуИ покидает город многолюдный.Вот он идет по рыхлому песку,Его движенья медленны и трудны.— Ахмет, Ахмет, тебе ли, старику,Пускаться в путь неведомый и чудный?Твое добро враги возьмут сполна,Тебе изменит глупая жена. —  

"Я этой ночью слышал зов Аллаха,Аллах сказал мне: — Встань, Ахмет-Оглы,Забудь про все, иди, не зная страха,Иди, провозглашая мне хвалы;Где рыжий вихрь вздымает горы праха,Где носятся хохлатые орлы,Где лошадь ржет над трупом бедуина,Туда иди: там Мекка, там Медина" —

— Ахмет-Оглы, ты лжешь! Один пророкВнимал Аллаху, бледный, вдохновенный,Послом от мира горя и тревогОн улетал к обители нетленной,Но он был юн, прекрасен и высок,И конь его был конь благословенный,А ты... мы не слыхали о послеПлешивом, на задерганном осле. —

Не слушает, упрям старик суровый,Идет, кряхтит, и злость в его смешке,На нем халат изодранный, а новый,Лиловый, шитый золотом, в мешке;Подмышкой посох кованый, дубовый,Удобный даже старческой руке,Чалма лежит как требуют шииты,И десять лир в сандалии зашиты.

Вчера шакалы выли под горой,И чья-то тень текла неуловимо,Сегодня усмехались меж собойТри оборванца, проходивших мимо.Но ни шайтан, ни вор, ни зверь леснойСмиренного не тронут пилигрима,И в ночь его, должно быть от луны,Слетают удивительные сны.

И каждый вечер кажется, что вскореОкончится терновник и волчцы,Как в золотом Багдаде, как в БассореПоднимутся узорные дворцы,И Красное пылающее мореПред ним свои расстелет багрецы,Волшебство синих и зеленых мелей...И так идет неделя за неделей.

Он очень стар, Ахмет, а путь суров,Пронзительны полночные туманы,Он скоро упадет без сил и слов,Закутавшись, дрожа, в халат свой рваный,

В одном из тех восточных городов,Где вечерами шепчутся платаны,Пока чернобородый муэдзинПоет стихи про гурию долин.

Он упадет, но дух его бессонныйАллах недаром дивно окрылил,Его, как мальчик страстный и влюбленный,В свои объятья примет АзраилИ поведет тропою, разрешеннойДля демонов, пророков и светил.Все, что свершить возможно человеку,Он совершил — и он увидит Мекку.

"Пленительная, злая, неужелиДля вас смешно святое слово: друг?Вам хочется на вашем лунном телеСледить касанья только женских рук,

Прикосновенья губ стыдливо-страстныхИ взгляды глаз нетребующих, да?Ужели до сих пор в мечтах неясныхВас детский смех не мучил никогда?

Любовь мужчины — пламень Прометея,И требует и, требуя, дарит,Пред ней душа, волнуясь и слабея,Как красный куст горит и говорит.

Я вас люблю, забудьте сны!" — В молчаньиОна, чуть дрогнув, веки подняла,И я услышал звонких лир бряцаньеИ громовые клекоты орла.

Орел Сафо у белого утесаТоржественно парил, и красотаБестенных виноградников ЛесбосаЗамкнула богохульные уста.

Надменный, как юноша, лирикВошел, не стучася, в мой домИ просто заметил, что в миреЯ должен грустить лишь о нем.

С капризной ужимкой захлопнулОткрытую книгу мою,Туфлей лакированной топнул,Едва проронив: не люблю.

Как смел он так пахнуть духами!Так дерзко перстнями играть!Как смел он засыпать цветамиМой письменный стол и кровать!

Я из дому вышел со злостью,Но он увязался за мной,Стучит изумительной тростьюПо звонким камням мостовой.

И стал я с тех пор сумасшедшим.Не смею вернуться в свой домИ все говорю о пришедшемБесстыдным его языком.

Влюбленные, чья грусть, как облака,И неясные задумчивые лэди,Какой дорогой вас ведет тоска,К какой еще неслыханной победеНад чарой вам назначенных наследий?Где вашей вечной грусти и слезамЦелительный предложится бальзам?Где сердце запылает, не сгорая?В какой пустыне явится глазам,Блеснет сиянье розового рая?

Вот я нашел, и песнь моя легка,Как память о давно прошедшем бреде,Могучая взяла меня рука,Уже слетел к дрожащей АндромедеПерсей в кольчуге из горящей меди.Пускай вдали пылает лживый храм,Где я теням молился и словам,Привет тебе, о родина святая!Влюбленные, пытайте рок, и вамБлеснет сиянье розового рая.

В моей стране спокойная река,В полях и рощах много сладкой снеди,Там аист ловит змей у тростника,И в полдень, пьяны запахом камеди,Кувыркаются рыжие медведи.И в юном мире юноша Адам,Я улыбаюсь птицам и плодам,И знаю я, что вечером, играя,Пройдет Христос-младенец по водам,Блеснет сиянье розового рая.

Посылка